Но с этой весны, их уже возмужавших и проявивших силу, старшие товарищи и соседи Сталева и Симаева, из входившего в состав Реутова посёлка Малышево, чуть было не привлекли к занятиям штангой.
Однажды Саша пригласил Платона на их тренировку в садик дома Славы Логачёва, мать которого, Лидия Петровна, работала учительницей.
Слава вместе со своими товарищами Вовой Молокановым и двумя другими были старше Сталева и его друзей на два года и видимо уже давно самостоятельно занимались штангой.
Видимо Сталев рассказал им о необыкновенной физической силе своего друга Платона, и те с интересом и любопытством приняли его, сразу предложив ему поднять штангу.
– «А я никогда не поднимал штангу! Даже не знаю, как это делается!» – на всякий случай предупредил он.
– «Так, значит, он и не поднимет!?» – недоверчиво предположил высокий Молоканов.
– «А ты сначала попробуй хоть как-нибудь её поднять! Хотя бы от земли оторви!» – чуть ехидно улыбнулся Логачёв.
– «Так от земли я её оторву! А вот поднять – не знаю! Ладно, попробую!» – изучающе посмотрел Платон на гриф с блинами, словно оценивая вес, считая, что штанга для него несколько тяжеловата.
– Но раз она здесь лежит, значит, эти ребята её всё же поднимают. Тогда и я подниму! Или же они хотят меня разыграть? Тогда я вас сейчас разыграю, удивлю! – решил Платон.
И он попытался сейчас вспомнить телевизионные кадры соревнования штангистов, но ничего конкретного не вспомнил.
Наконец Платон решился и подошёл вплотную к грифу. Не особо заботясь о правильной постановке ног, он нагнулся, взявшись голыми кистями за холодный гриф примерно на ширине плеч, и довольно спокойно, но решительно, описал ими вверх полуокружность, одновременно выпрямляясь, плавно и без остановки сразу поднимая штангу над головой.
Тут же оглядев изумлённые лица парней, Платон плавно вернул спортивный снаряд на место.
Такой «техники» подъёма штанг они никогда ранее не видели. И они тут же наперебой удивлённо загалдели. Среди прочих голосов, сожалевших, что не удалось посрамить гостя и высказывающих искреннее удивление, Платон чётко расслышал и гордый возглас Сталева:
– «Ну, что я вам говорил? А вы не верили!».
– Значит Сашка, хоть и опять подставил меня, но, значит, был уверен в моей силе! – гордился собой Платон, которого теперь за глаза прозвали ещё и штангистом.
И видимо не зря. Когда ребята их двора играли в Царь горы, то Платон дольше всех удерживался наверху.
Когда же они играли в конный бой, то крупный Платон всегда играл конём. Любого всадника, даже самого крупного из старших ребят, он сажал не себе на закорки, а на плечи. Это позволяло Платону сцепить кисти своих рук в замок. При таком хвате никакой всадник, намертво прижатый к телу «коня» руками-стременами, не мог совсем свалиться с него, даже поверженным оставаясь в «седле». И они с такой высотой и манёвренностью становились непобедимы. Даже, когда Платон сажал себе на плечи самого крепкого из младших по возрасту Колю Секунова, то и тогда их никто не мог победить. И лишь более слабого всадника соперники могли столкнуть или стащить с такого высокого коня вниз, но не уронив окончательно на снег.
Таких, сначала поверженных вниз, а потом оттащенных «конём» в безопасную сторону и снова поднявшихся в «седле», все стали называть «Кочубеями».
Ребята играли и просто в войну, бегая по двору и вокруг своего дома вначале весны уже в лёгких курточках. Платон оказался в убегающей команде. И в один из моментов, выбегая со двора на улицу вдоль торцевой стены дома под своими окнами, он за углом дома в палисаднике лицом к лицу столкнулся с Колей Валовым, державшим в руке пистолет.
– «Руки вверх!» – скомандовал тот.
По правилам игры Платон подчинился, подняв обе руки, а Коля обрадовался, что поймал и арестовал, хоть и на два года младше себя, но самого крупного и резвого соперника, и не обратил внимание, что тот, будто бы ещё по инерции сделал шаг ему навстречу, невольно сокращая дистанцию между ними. – «Повернись и руки за спину!» – дал он новую команду.
Платон стал опускать руки и вроде поворачиваться влево против часовой стрелки, а Коля выставил вперёд свой пистолет. И в этот момент вроде уже арестованный резко ударил своей правой опускающейся рукой по правой руке Валова, выбивая пистолет на землю и, хватая его за рукав правого предплечья своей левой рукой, начав притягивать руку соперника к себе и вниз. Одновременно он свою правую руку просунул ему в правую подмышку и схватил за куртку с тыльной стороны, при этом чуть приседая и таща Валова на себя, при этом как бы подсаживаясь под него и продолжая и дальше поворачиваться против часовой стрелки. В итоге получился классический бросок через плечо на землю, но в самую грязную слякоть.
Платон ту же поднял пистолет и скомандовал совершено опешившему и растерявшемуся старшему товарищу, давно слывшему в их дворе самым ловким:
– «Встать! Руки вверх!».
– «Ну, ты, Платон, и самбист! Вот только куртку жалко – вся в грязи!» – быстро вскочил на ноги Коля, поднимая руки вверх.
Платон чуть помедлил и распорядился:
– «Ну, уж извини! Я не хотел этого! Отряхнись пока!».
А дав сопернику стряхнуть с себя весеннюю грязь, он снова скомандовал:
– «Руки вверх! Кругом! Руки за спину!».
Платон, не пряча трофейный пистолет, своей левой рукой заломил правую руку Валова ему за спину, прижав свою руку к его спине, а свою кисть положил на его правое плечо, и повёл свою жертву на обмен пленными. В дворовых играх Платон часто расправлялся со старшими товарищами, причём бывало и с двумя сразу, причём какими-то им непонятными приёмами.
– «Так он самбист!» – оправдывались проигравшие и уверенно между собой называли его другие товарищи по их дому.
И с тех пор за глаза Платона во дворе так и прозвали «самбистом». И ему это нравилось. Ведь первые годы учёбы в реутовской школе его за глаза ученики поначалу недолго называли «скороходом». Будучи длинноногим, он действительно очень быстро ходил. Но также быстро он говорил и делал. А ещё быстрее он соображал и усваивал новую разнообразную информацию, которой был не мало. Ведь он был просто прожжённым оптимистом, заражающим им окружающих его людей.
Даже сообщение о том, что 21 марта состоялся последний сеанс связи с межпланетной автоматической станцией «Марс-1» Платон воспринял с оптимизмом. Рекордно дальняя космическая связь была потеряна, когда аппарат находился на расстоянии 106 миллионов километров от Земли. По расчётам и последующим данным траекторных измерений предполагалось, что 19 июня этого же года «Марс-1» пролетит на расстоянии 193 тысячи километров от Марса и далее продолжит полёт вокруг Солнца. В общем, полёт оказался лишь частично удачным.
Этот космический аппарат предназначался для проведения научных исследований Марса с пролётной траектории и передачи информации о межпланетном пространстве, в том числе вокруг Марса. В результате полёта были получены данные об интенсивности космического излучения, напряжённости магнитных полей Земли и межпланетной среды, о потоках, идущего от Солнца, ионизированного газа, и о распределении метеорного вещества, в том числе при пересечении двух метеорных потоков.
Поэтому и новости о запуске 21 марта в СССР ИСЗ «Космос-13» и перекрытия 25 марта Енисея в районе строительства Красноярской ГЭС добавили и в так хорошее настроение Платона Кочета дополнительного позитива.
С началом весны оптимист почувствовал дополнительный прилив сил и не только физических, но и интеллектуальных. Он всегда реагировал на любую справедливую похвалу новым напряжением прибавившихся сил, новыми успехами и достижениями, в том числе и в учёбе.
Его успеваемость заметно улучшилась. А новые положительные оценки его труда другим людьми приводили его к желанию сделать ещё больше и ещё лучше.
Довольный своими успехами Платон пошёл делать последние в этой четверти уроки. Он открыл ещё не оконченную новую тетрадь с почти глянцевыми листами в клеточку, и стал аккуратно записывать в неё домашнее задание, решённые задачи и примеры. Он любил такие тетрадки с белыми, гладкими, глянцевыми листами, всегда начиная писать в них аккуратно и точно, ставя цифры в каждой клеточке. Однако через несколько листков аккуратность обычно пропадала, особенно в школе, и почерк портился. Но часто он спохватывался и дальше опять писал аккуратно. И особенно тщательно Платон писал на последних страницах, словно доказывая себе, что может держать себя в руках, заставляя себя это делать даже перед самым выбрасыванием тетради и в конце четверти, не поддаваясь соблазну всё завершить быстро и кое-как.
Но это касалось только тетрадей по алгебре и геометрии, ибо не на месте и неразборчиво написанная цифра могла привести к ошибке, в чём Платон не раз убеждался на собственном опыте, досадуя потом на якобы несправедливую оценку его математических способностей.
Об этом мать Платона узнала на очередном, но теперь итоговом за третью четверть, родительском собрании.
– «Алевтина Сергеевна, а вы знаете, что ваш сын очень одарённый мальчик?! У меня ещё не было таких учеников! Он иногда задачи решает каким-то своим способом, причём бывает весьма оригинальным! – после родительского собрания спросила Ефросинья Максимовна мать Платона.
– «Только пусть он не спешит и делает всё аккуратно! Он всё равно и так решает всё быстрее всех!» – в заключение добавила она.
– «Сын! А ты оказывается у нас не только моторный, но ещё и очень быстро соображающий!? – дома ласково посмотрела на Платона мать.
– «А ещё быстро решающий даже трудные задачи!? Ефросинья Максимовна очень уж хвалила тебя! Но просила тебя не спешить и всё писать аккуратно!» – делилась с сыном гордая за него мать.
На следующий день окрылённый Кочет опять во время каникул сломя голову носился по двору, убегая от численно превосходящих преследователей и пытаясь вызволить из плена своих соратников.