– Такое впечатление, что я сплю, – потряс головой Дитц.
Но это был не сон. Мужчина сказал, что его зовут Дарема и он внук Арума. Того самого старика, Хранителя Знаний и члена Совета, который с двумя своими такими же старыми товарищами двадцать один год назад встретил на этом самом месте Отряд, а потом рассказал о Милосердии Бога и той миссии, которую земляне-пришельцы, по его мнению, смогли бы выполнить, ко взаимному удовлетворению всех сторон. Тогда Дарема был семилетним мальчишкой и во время исторической встречи прятался под кроватью в соседней комнате. «Уж очень мне было интересно, о чём с вами будет говорить дед! Прямо удержу никакого». Поэтому люди мальчишку и не видели. Вернее, видели мельком уже на следующий день, но не запомнили. А вот он цепкой своей детской памятью ухватил их всех очень хорошо. Ухватил и удерживал все эти годы.
– Значит, Милосердие Бога ни при чём, – вздохнул Дарема, когда ему вкратце рассказали, чем кончилось тогда дело. – Ну что ж. Главное, вы живы. Хотя и остались такими же молодыми совершенно необъяснимым для меня образом.
– Да мы сами в непонятках, друг, – в своей обычной манере протараторил неунывающий Валерка Стихарь. – То есть догадки есть, как же без догадок, но долго рассказывать. Запаришься. Скажи лучше, как здоровье дедули? Или я слишком оптимистичен? Извини, если что не так сказал.
– Уверен, дедушка будет очень рад вас видеть. Хотя он уже почти не выходит из дома. Старый совсем стал.
Это был длинный день. Оказалось, что с тех пор, как «северные» и «южные» свароги вновь обосновались на Пейане, горцы, живущие здесь испокон века и никогда не покидавшие пределов планеты, так и остались горцами. Они по-прежнему жили племенами, сторонились новых порядков и почти не принимали материальные подарки: одежду, еду, средства связи, транспортные средства. Кроме лекарств и оружия. Первое брали, потому что всё-таки жизнь ставили выше самых крепких традиций, а второе «звёздные» свароги им даже и не предлагали. Во избежание. То есть бесплатно не предлагали – подпольные торговцы оружием знали тропки в горы.
Разумеется, за двадцать один год выросло поколение, которое уже не держалось за прежний образ жизни так крепко, как бабушки с дедушками и родители. Находились такие, кто просто-напросто сбегал из родного дома в другую, загадочную и манящую, жизнь – они хотели учиться новому и своими глазами увидеть все чудеса новых миров, и редко кто из них возвращался назад.
– Ещё сорок-пятьдесят лет, и нас, настоящих горцев, почти не останется, – сказал Арум по этому поводу. – И ладно. Всему своё время. А наше подходит к концу.
Отряд расположился за накрытым столом в том же самом доме, где уже однажды ужинал и ночевал двадцать один год назад. Всё это здорово напоминало дежавю. Даже, казалось, угощение было то же самое. Но всё-таки лишь напоминало. Они изменились. И не только потому, что не было с ними уже Онищенко и Руммениге, на месте которых появились Оля Ефремова, Влад Борисов и фея Нэла. И не потому, что тогда они были облачены в советскую и немецкую полевую форму образца лета одна тысяча девятьсот сорок третьего года и вооружены таким же оружием, а теперь на них были молекулярные боевые комбинезоны, вместо автоматов на спинках стульев, под рукой, висели плазменные винтовки, а у крыльца дежурил ремонтный универсальный робот Рурик. Нет. За тем же столом, в том же доме, той же деревни и той же планеты сидели другие люди, потому что за два года, прошедшие для них с тех пор, как ребята были здесь последний раз, Отряд испытал и пережил столько, что другим хватило бы на целую жизнь. А то и не на одну.
Аруму, по земным меркам, было далеко за девяносто, и он, хоть и обрадовался встрече со старыми знакомыми, но не особо удивился.
– Я знал, что мы ещё встретимся, – сказал он просто. – Вот это и произошло. Да, и не нужно мне врать, как вы здесь появились, – добавил он, заметив, что Дитц открыл рот, чтобы что-то сказать. – Во-первых, я и так знаю. А во-вторых, это, по большому счёту, совершенно не важно.
– Что не важно, дедушка? – не удержался Валерка Стихарь.
– Да всё это. Иные миры. Власть. Война. Всё, чем вы заняты.
– Кто бы сомневался, – усмехнулся Дитц. – Пресловутая стариковская мудрость. Ничего другого и не ожидал.
– Я и не собираюсь вам ничего советовать, – заверил Арум. – Меня спросили, я ответил. Конечно, во всём сами разберётесь.
– Вообще-то, от одного как минимум совета мы не откажемся, – вступил в разговор Велга. – Если это можно назвать советом. Скажите, вы или кто-нибудь ещё из вашего племени что-нибудь слышал о гигантской, похожей на гору, зеркальной Пирамиде, которая внезапно возникла на Пейане? Скорее всего, где-нибудь в море, не очень далеко от берега. Или на глубоком озере, если таковые имеются. Но возможны и варианты…
Свем Одиночка скользил по лесу и думал о том, что старые навыки так просто не пропадают. Он многому, очень многому научился в Пирамиде. Новые знания, которые Свем впитывал так быстро, как только мог, буквально сделали его другим каладом – могучим не только телом, но и умом. Но он и ничего не забыл. Мастерство не пропьёшь, как сказал бы по этому поводу кто-нибудь из людей. Весёлый и разбитной Валерка Стихарь, например. Или даже умный-умный Влад Борисов. Или ворчливый Руди Майер. Да что там, любой из них. Будет ли Свем скучать, если сложится так, что больше они не встретятся или встретятся не скоро? Он не знал. Но точно знал, что вернуться домой надо. Первое – он не мог допустить, чтобы его молодую жену при живом муже отдали другому охотнику. Не тот у него был характер и воспитание. И второе. Случилось так, что именно он, Свем Одиночка, первым из всех каладов попал в гости к богам и узнал все их тайны. Ладно, не все. Но многие. В том числе и главную: боги – вовсе не боги, а такие же разумные существа, как сами калады. Только неизмеримо больше знающие и умеющие. Мало этого. Когда-то и сами калады, оказывается, были, как боги. И теперь далёкие потомки тех древних каладов, могучие, побывавшие у звёзд, решили вернуться на Рвиа-Сут. Калады должны об этом знать. Кто ещё им расскажет?
Охотничьи угодья племени каладов начинались в трёх днях пути от озера Великого. Но на первые следы соплеменников Свем наткнулся ближе к вечеру, когда начал подыскивать место для ночлега и на удобной поляне обнаружил, что на ней недавно уже ночевали. А на второй день утром, поднимаясь вверх по реке Белого Ворха (вторая по величине река, впадающая в озеро Великое), почуял дым становища.
Встреча была бурной.
Поначалу Свема приняли за восставшего мертвяка, который вернулся в родное племя средь бела дня (значит, особо опасный мертвяк, сильный и наглый, если не побоялся дневного света), чтобы поживиться тёплой кровавой человечинкой. Бабы и голозадые детишки подняли дикий визг и кинулись бежать кто куда. Мужчины и старики – из тех, кто не отправился на охоту и рыбную ловлю и был способен держать оружие, похватали топоры, ножи, копья и луки и, отчаянно труся, но всё же, не убегая, перегородили Свему дорогу.
Становище традиционно располагалось вдоль реки, на свободном от леса участке, и Свем свободно шёл между шатрами из ойвовых шкур, безошибочно направляясь к самому высокому и большому – вождя. Подошёл, остановился в десяти шагах от соплеменников, небрежно поправил на груди «адову Хильду», как называли её люди, улыбнулся.
– Доброго всем света, охоты, воды и огня! – поздоровался по обычаю. – Я Свем Одиночка. Или не узнаёте?
Мужчины молчали. Смотрели настороженно, исподлобья.
Свем разозлился. Это было его племя. Отец с матерью давно, когда Свем был маленьким, ушли в заоблачный край, но среди этих людей он рос, мужал, сидел с ними у одного костра, делил еду и воду и, в конце концов, стал полноправным членом племени, одним из лучших охотников. Да, у него был не самый общительный храктер, трепать зря языком он не любил, и не зря, наверное, его прозвали Одиночкой, но Свем знал здесь каждого, и все знали его.
– Языки проглотили?! – гаркнул он во весь голос. – Я – живой! Можете пощупать, кто не верит, не укушу. Где Глема, моя жена? Где вождь? На охоте?
– Свем!! – отчаянный женский крик долетел до его ушей.
Свем обернулся через плечо.
Не разбирая дороги, к нему бежала, нет – летела! – его жена Глема. Он невольно залюбовался, как мелькают её загорелые бёдра и круглые колени, как ходит вверх-вниз в разрезе распахнутой настежь меховой безрукавки крепкая упругая грудь.
– Му-уж!!
Кинулась на шею, прижалась всем жарким дрожащим телом.
– Ты вернулся! Я знала!!! Зна… ла…
Всхлипнула, заплакала.
А он и не знал, что так соскучился…
– Да, вернулся… – погладил жену по длинным, тёмным, шелковистым волосам, вдохнул знакомый пьянящий запах молодого тела. – Всё хорошо, Глема. Всё теперь хорошо. Не плачь.
Чуть отстранил жену от себя, но она не хотела уходить, прижалась, обняла его левую руку обеими руками.
– А вы не верили!! – крикнула в мужские лица, выражение которых уже начало меняться. – Смеялись надо мной! Мой муж Свем – самый сильный и храбрый охотник! Он вернулся, и теперь вы не имееете права отдать меня другому!
– Свем, это точно ты? – осторожно спросил Урам Полторы Ноги. Четыре года назад в битве с соседним племенем калайдов за охотничьи и рыбные угодья ему топором перебили правую голень. Рана загноилась, и костоправ племени по прозвищу Рубило оттяпал Ураму ногу выше колена, дав предварительно напиться особой настойки из забродивших древесных грибов и сунув в зубы крепкую палку. Никто не верил, что Урам выживет и приспособится к безножной жизни – бесполезных калек племя не имело обыкновения кормить, а трое детишек бедолаги – двое сыновей и дочь – были ещё маленькими, им самим нужна была еда и уход. Но Урам не пропал. Выстрогал себе деревяшку, приспособил вместо ноги с помощью хитрых ремней и научился на ней ковылять. А потом как-то незаметно для всех стал лучшим во всём племени кухаром. Поначалу над ним смеялись – готовить пищу считалось чисто женским делом. Но потом, когда он пару раз накормил всё племя на праздник Длинного Солнца и Первой Охоты, смеяться перестали. А стали, наоборот, отстёгивать Ураму и его семье положенную долю добычи – лишь бы продолжал кухарить и юных женщин этому делу учить.