Сразу стало так грустно, тоскливо. Щемящей болью сжалось сердце, как будто что-то оторвалось, отошло невозвратно. Пожалуй, никогда до этого я так тяжело не чувствовал горечь разлуки. Даже когда уходил из дому служить на флот. Тогда впереди суровым призраком не стояла война. Сам был моложе, проще смотрел на жизнь. И когда нас, молодых новобранцев, провожали на пристани с плачем и слезами, хоть и муторно было на душе, но мы пели, пели задорные песни нашей молодой поры. Теперь никто из нас даже и не попытался запеть. Брошенный в угол, сиротливо лежит аккордеон, и Миша Калаганский не притрагивается к его перламутровым клавишам. На какое-то время все притихли, ушли в себя.
Но вот по вагонам прошел наш отрядный старшина мичман Григорий Чекмачев и передал приказание командира отряда: разобрать и проверить имущество, дорожный продовольственный паек, все аккуратно уложить по местам, осмотреться и доложить. Все занялись делом, и грустные мысли понемногу куда-то отошли.
Забросил я свой чемоданчик на багажную полку и пошел посмотреть на своих товарищей.
В путь на восток отправились боевые, опытные разведчики.
Фланелевки и кителя у каждого богато украшены орденами и медалями. В ту пору еще старались носить их напоказ. Песня со словами «Фронтовики, наденьте ордена» появилась много позже. У редкого из наших нет на груди трех-четырех орденов. У многих по два Красных Знамени. Поблескивают недавно полученные медали за оборону Заполярья.
Года полтора командует нашим отрядом Виктор Леонов. До этого примерно год — с осени 1942 года — он был заместителем по политчасти.
Одно время, после тяжкой неудачи, отряд бездействовал.
Тогдашнего командира военное счастье как-то обходило стороной. Как часто говорят — «не везло» человеку. Отправимся в операцию, все идет нормально, никого не затронет, а командира зацепит какая-нибудь пуля. Или только случаем удастся спасти его от гибели в морской пучине. Человек начал чувствовать, что висит над ним это «невезение». И стал он тогда под всякими предлогами перекладывать опасные дела на других людей.
А отсидка на базе, длительные перерывы между операциями развинчивают бойцов, падает дисциплина. Из отряда решили уходить боевые, опытные разведчики. Что-то надо было предпринять, чтобы предотвратить разлад, — это понимали не только бойцы отряда, но все отчетливее видело и командование. Нужен был такой командир, с которым бы бойцы без тревоги шли на любое задание, которому бы верили, считая, что он и в трудной ситуации сумеет принять правильное решение.
Леонов, в то время замполит, провел несколько удачных вылазок на вражеское побережье. Это сразу повысило его авторитет в глазах разведчиков. Матросы в него поверили и потянулись к нему. А уверовать в командира на войне, убедиться в силе его разума, способности успешно выбраться из тяжелой обстановки — значит во многом предопределить успех дела. За таким командиром бойцы идут в огонь и в воду, его приказы выполняют с душой, вкладывают свою мысль и сердце. Боевой опыт, удачливость, умение командовать людьми, способность оставаться своим для подчиненных располагают бойцов к командиру, сближают их друг с другом.
Не имевший в то время специального военного образования, но получивший уже хорошую боевую практику, Леонов природным чутьем быстро схватил стремление разведчиков к частым рейдам по вражеским тылам, желание не отстать от общей шеренги рвущейся на запад армии. Военный совет флота назначил Леонова командиром отряда. И в этой новой роли он не ослабил внимания к боевой подготовке, стал добиваться у командования более частых и сложных заданий. Популярность его быстро возросла. И тогда вместе с боевыми делами отряда как к его бойцам, так и к их командиру пришла известность на флоте. Не без оснований стали считать, что такой отряд и с таким командиром способен выполнить любое сложное дело.
Облик командира, как и всякого незаурядного человека, многогранен. Короче и четче всего его характеризует само имя — командир. Такой человек призван и поставлен командовать, распоряжаться другими людьми. Есть такие натуры, которые по складу своего ума, по характеру, по волевым чертам непременно подчиняют себе окружающих. Из этой категории и Леонов. Перед войной у него шла уже вторая половина долгой матросской службы. Призвали его на флот с московского завода «Калибр», плавал он на подводных лодках на Балтике и на севере. Летом 1941 года пришел в отряд морских разведчиков. Был рядовым бойцом и командиром отделения. А теперь вот командует нашей «хитрой конторой», как мы в обиходе часто называем свой отряд.
Леонов смуглолиц. Крупные черты его лица грубоваты, каждая в отдельности не показалась бы красивой. Мясистый, широкий нос, крупные, сочные губы над округлым, упрямым подбородком. Глубоко посаженные темные, с синевой глаза под лохматыми черными кустистыми бровями, кончики которых он по привычке машинально крутит, как усы. Густая, вьющаяся правильными волнами шевелюра лохматой шапкой накрывает его голову. Но в целом лицо его располагающе, привлекательно, приятно.
Временами Виктор отращивает усы и бороду. Они у него черные, смолистые. И тогда он выглядит не только старше своих лет, но и несколько суровее, загадочнее.
Широкоплечий, коренастый и плотный, он довольно крепок физически, особенно цепки его длинные руки. Еще в довоенные годы он постоянно участвовал в соревнованиях по лыжам и владеет ими хорошо. Умело управляет шлюпкой, может быстро выбрать рифы[1], и парус не полощется попусту, а всегда туго натянут и гудит, посвистывает под напором ветра.
Полученное в начале войны ранение стопы как бы усиливает природную тяжеловесность его походки — ходит он, присогнув ноги в коленях и чуть пружиня, как бы приседая. Таким пружинящим ровным шагом с рюкзаком за плечами он может пройти не одну сотню километров.
В поворотах, в движениях не резок, не порывист, скорее угловат, медвежист. Аккуратным, паркетным движениям в молодости не обучился. Танцевать не умеет. И не поет. Не было случая, чтобы он подтянул матросам, которые вдруг заведут что-нибудь про дальние морские походы, про растаявшие в далеком тумане берега Рыбачьего, про бьющийся в тесной печурке огонь. А слушать песню любит. И сидит вместе с поющими. Видно, песню душевно воспринимает, а не поет оттого, что не привык, а может, и стесняется, что певучий голос ему не дарован.
По характеру Виктор размашист, натура у него широкая. Глядя на его длинные, подвижные руки, так и кажется, что они стараются притянуть, прибрать, как бы сгрудить возле себя побольше людей, охватить, обнять мир пошире.
Внешняя угрюмость, хмуроватость его лица — только кажущаяся. На самом деле он общителен, разговорчив. В требованиях к людям не придирчив, не мелочен. С бойцами, даже с молодыми, обращается просто, не строго официально, уставным языком не разговаривает.
Нужды и мысли бойцов-разведчиков ему близки и понятны. Недавно расставшись с матросским званием, он еще не успел вжиться в свое офицерское состояние, остался в кругу тех же товарищей, с которыми был на равном положении. Ему, потаскавшему, как и все мы, на своей спине тяжелый рюкзак, побегавшему и поползавшему под пулями, тревоги и переживания бойца-разведчика не только доступны. Они его.
Виктор способен запросто сидеть с матросами, смеяться и балагурить. А смеется он раскатисто, заразительно, звонко. Усмешка его молодит, делает ребячливым. Ни позы, ни рисовки в нем нет, все обыденно, непринужденно. Уже давно мы к нему обращаемся не только как к старшему по должности, все же это свой среди нас парень.
Виктор не хитер, но смекалист, ум у него оборотистый, быстрый. Узнает какую-то слабинку в человеке, услышит о чем-то таком, что матрос хотел бы скрыть от других, — с ходу не упрекнет, сразу не выложит. Если уж опять разведчик споткнется на таком же деле — тогда и предъявит ему командир двойной счет.
Что Леонов человек храбрый — в этом не сомневаются не только разведчики. Но храбр он не безрассудной горячей храбростью, которая присуща людям эксцентричным, несдержанным и порывистым. За годы войны он научился владеть собой, выглядеть перед бойцами спокойным и уравновешенным. Конечно, волнение и в нем прорывается: то маузер или парабеллум в его руках пускает частый рой пуль, то он бегом старается поспеть туда, где схватка, посмотреть своими глазами рискованное дело, то резко прикрикнет на связных, гоняя их бегом по взводам и отделениям. При этом глаза его возбужденно блестят, а насупленные брови сходятся у переносицы.
В нем нет холодности, присущей людям, равнодушным к судьбе подчиненных. Он не безразличен ни к себе, ни к нам, десантникам: жить ему, как и всем нам, тоже хочется, он жизнерадостен и жизнелюбив, ради жизни мы все вместе с ним и воюем. Что же касается бойцов отряда, то многие из нас не просто его подчиненные, а многолетние боевые друзья. Только с ними, с этими разведчиками, силен и Леонов. Это он понимает и потому-то согласился ехать на восток с костяком отряда североморцев.
Кроме Леонова, в отряде еще двое моряков — Семен Агафонов и Андрей Пшеничных — за захват немецкого опорного пункта на мысу Крестовом под Лиинахамари стали Героями Советского Союза.
В наш отряд, который на первых порах назывался добровольческим, поскольку комплектовался только из добровольцев, подобрались отчаянные и надежные ребята. Каждому можно безбоязненно дать в руки оружие и послать во вражеский тыл.
У отряда богатый опыт десантных операций и дальних разведывательных пеших походов в глубокий тыл врага. Видно, этот опыт и заставил флотское командование остановить свой выбор на нашем отряде, когда надо было решить, кого же послать на восток. Опыт этот накапливался годами. И не только от операций успешных. Немалую науку мы черпали и из неудач — ведь они тоже бывали. В народе говорится, что за одного битого двух небитых дают — так было и у нас. На ходу, между боями, учились и переучивались. Каждую операцию обстоятельно разбирали, находили свои ошибки, много тренировались, когда приходили на базу. Появилась осмотрительная смелость, основанная на опыте, на расчете.