Были в отряде и те, кто ходил сюда летом, в июле. Но зимой ночью все смотрелось иначе, да и подходили нынче с запада, а не с юга. Высказывали разные предположения: «Может, немцы затаились…», «А может, почуяв приближение разведчиков, отошли и попрятались…», «А может, их и вовсе здесь нет».
Около часу ночи подобрались к маяку и к постройкам.
Ни людей, ни орудий, ни минометов. Только в стороне от домика валялся орудийный лафет.
Домик, где раньше жила обслуга маяка и метеоролог, пустовал. Часть досок с обшивки сорваны, двери, крылечко, половицы разобраны. Скорее всего, немцы унесли их на обустройство своих землянок. Три небольших амбара сохранились в целости, но были заперты на замки. Разведчики взломали их. В одном амбаре вдоль стен двухъярусные нары и печка, на столе лампа, заправленная керосином, на улице, возле входа, поленница дров. В двух других амбарах хранились мука, хлеб, кофе, крахмал, лыжная мазь и разное другое имущество.
В землянках обнаружили следы недавнего пребывания людей. В каменных ячейках-брустверах пусто, натоптанные застарелые тропинки, пустые подставки для пулеметов.
Осмотрели ближнюю округу, свежие дорожки на глаза не попались. Припорошенные снегом тропы вели к Титовке, к устью реки Лицы.
Собрались возле домика почти все, только дозорные чуть поодаль не спускали глаз с округи.
Разведка закончилась. Выходит, что на маяке немцы зимовать не остались. Ушли, видно, недавно. Всего неделю назад отсюда стреляли орудия.
Отряд спускался вниз, к урезу воды, на посадку. Симонову и трем разведчикам выпал жребий сжечь все постройки на Пикшуеве.
Катера шли морем, а на мысу полыхал огонь.
Лейтенант Карпов в предпраздничный вечер вышел из Вичан со своей группой и взял курс к месту выброски. Но с берега их встретили огнем двух пулеметов. Пришлось уйти. Вернулись в Полярное почти в то же время, когда там ошвартовались катера с отрядом.
Большая радость согрела душу разведчиков в Полярном. Торжественное заседание, парад на Красной площади, выступление Сталина. Это ли не награда.
Симонов получил сданные на хранение в разведотдел на время похода свои документы, среди них лежала женская фотография. Не эту ли ночь на Пикшуеве он назвал ночью обручения?
Не раз писал Симонов об отряде в своих корреспонденциях. Много страниц посвятил разведчикам из флотского отряда и после войны. Отчетливо видятся Визгин, Добротин, Люден, Инзарцев, Мотовилин. Не своими именами названы норвежцы. А жаль. Читаешь о Иноземцеве, Рындине, Сидорине. Их внешний облик, слова, поступки, характеры — все напоминает тех людей, с которыми автор бороздил море и бил ноги по скользкому насту в морской разведке.
Глава XI
Погода на пороге зимы все реже и реже выпускала разведчиков в море. В Мотовском заливе кое-когда выбирали просвет в пурге или выпадало окошечко в ветродуе. На Варангере выискать подходящие полсуток удавалось редко. Ходили там только на «малых охотниках» да на торпедных катерах. Более крупным и менее скоростным кораблям прошмыгнуть горловину Варангера между северо-западной оконечностью Рыбачьего возле Вайда-губы, Вардё и Кибергом на норвежском берегу незаметно и без неизбежного обстрела с той стороны пролива не удавалось даже при плохой видимости. Катера прокрадывались, прижимаясь к берегу Рыбачьего, и отстаивались в Большой Волоковой, в Пумманках.
Подводные лодки, хотя и распечатали себе вход в залив Петсамо, пробирались под водой в Лиинахамари, но в надводном положении подойти к берегу на всем протяжении вплоть до Киркенеса скрытно никак не могли. Посты на мысах и островах, прослушивающие станции, шарящие по воде в темную пору прожекторы, батареи — все стояло настороже и берегло это побережье.
И все же разведчики пытались несколько раз пройти туда на подводных лодках. Но удачи не было. Одну лодку немцы обстреляли, другую, что пыталась прижаться поближе к берегу и укрыться в его тени, волны ударили о прибрежные подводные камни, помяли корпус, рули.
Командование отдела задумало использовать межсезонье, чтобы получше разведать аэродром возле Луостари.
Второй месяц напротив Мурманска, на другом берегу залива, тренировались лыжники отряда флотских разведчиков.
Шестерых мастеров-горнолыжников и альпинистов привезли из Ленинграда, другие работали или учились в Мурманске и попросились добровольцами на флот в разведку, третьих подобрали либо из запаса, либо из служивших на флоте.
Все они были хорошими лыжниками. Но никто из них никогда не пробовал спускаться с гор с полной походной выкладкой, не торил лыжным строем тропу в ночной темноте по сопкам и горам. И конечно, все он и ни малейшего понятия не имели о разведке.
Командовать этой лыжной группой назначили лейтенанта Фрола Николаева. Сперва подбирали и готовили снаряжение. Дело это оказалось не такое простое и легкое. В октябре, когда снег лег плотно и основательно, втянулись в ежедневные многочасовые лыжные тренировки.
Лыжи, пригодные для боевых походов в горах, изготовили по спецзаказу и привезли в Мурманск. От мягких креплений и валенок сразу отказались. Они в гористой тундре не годились. Предпочли жесткие крепления и ботинки, с которыми отряд не расставался всю войну.
Во время тренировок с опытными инструкторами-горнолыжниками в пургу и в ночную темень, на крутых спусках было всякое: падения и ушибы на валунах, припорошенных снежком, был пот, катившийся ручьями. Трудности сцементировали лыжную группу.
Лыжникам предстояло совершить длительный маршрут к аэродрому.
Во время осенних походов выяснилось, что в районе финского селения Луостари, где существовал еще с мирного времени гражданский аэропорт, создана немецкая авиабаза. Разведчикам поставили задачу обследовать подходы к авиабазе, распознать систему обороны, засечь распорядок дежурства батарей, режим охраны.
Если все подтвердится, то, по замыслу командования флотом, по аэродрому будет нанесен комбинированный удар. Начнут разведчики, затем вступят в дело наши бомбардировщики, завершат операцию штурмовики.
Отряд встал на лыжи. Следом шел олений обоз из трех упряжек. На санях — боеприпасы, теплая, сшитая из оленьих мехов одежда и обувь, пулемет. Старшим каюром на передних нартах был недавний работник обкома комсомола Виктор Нечаев. Он же пригнал оленей из Ловозера. В помощь Нечаеву выделили разведчиков Гуляева, Ильинского и Замятина.
Близко к полуночи достигли землянок на берегу озера Нялявр. Красноармейцы, несущие патрульную службу, любезно приютили лыжников, хозяева потеснились, а нары в хорошо натопленных землянках предоставили гостям.
Утром, задолго до рассвета, двинулись в путь.
Морозец стоял небольшой, градусов около десяти. Для лыж это самая подходящая погода. На марш вышли основательно натренированные ходоки, и все же идти с грузом и снаряжением, которого набралось в рюкзаках каждого килограмм по тридцать — тридцать пять, было нелегко.
На небольшом спуске в сумерках не устоял и завалился в снег радист Палкин. Как ни старался встать сам, ничего не получилось. Руки вязли в глубоком снегу, ноги переплелись, одна лыжа повернулась носом назад, рюкзак тянул в снег, гирей на груди торчала рация.
К Палкину подъехал Михаил Черных, лыжник хотя и не классный, но все же немало походивший по снежным полям родной республики Коми. Черных подал Палкину руку, попробовал вызволить из снежной ловушки, но не удержался и сам уткнулся в снег головой. Так бы барахтались вдвоем, если бы не подоспели ребята.
Такие и другие оказии в походе случались нередко.
Шли почти весь день. Сделали большой привал только тогда, когда снег заискрился, а округа затянулась просветленной синевой. Передохнули часа два. Проветрили и подсушили пропотевшие фуфайки, свитера, ватные брюки, носки и портянки. Взамен сохнущего снаряжения натянули на себя оленьи куртки, брюки, пимы.
Операцию эту лыжники стали осваивать с первых своих походов. Учли опыт финнов по походному снаряжению и экипировке.
Вечерние сумерки не заставили себя долго ждать. В пути останавливались еще на два коротких привала, но уже не переодевались и не переобувались.
В ночь на 9 ноября пришли на Зимнюю Мотовку. На плоской закустаренной высоте замаскировался небольшой пост пограничников. Сюда выдвинулся левофланговый дозор войск, оборонявших Мурманск, далее к югу вплоть до Кандалакшского направления лежала пустынная, то вздыбленная горами и сопками, то изъеденная оспинами болот и озер тундра без людей и без селений. А в сторону Финляндии до самых верховьев Западной Лицы ни советских, ни немецких войск не было. Ходили только подвижные дозоры то с запада, то с востока. Этим «ничейным» коридором и пользовались разведчики, проникая в Финляндию и в Норвегию.
В землянках тесноты и скученности не чувствовалось, так как их добротно построили пограничники и приходившие сюда раньше разведчики.
Утром старшин лейтенант Изачик обещал познакомить лыжников с разведчиками, ходившими в далекий тыл врага и только что возвратившимися на базу. Но встреча не состоялась. Произошло ЧП. Командир группы Павлов оказался трусом и обманщиком. В разведку он начал ходить еще в июле. Совершил несколько рейдов, принес немало ценных сведений. Эти донесения никто не проверял. Ему верили на слово. Тогда он подумал: а зачем бить ноги, ходить на сотни километров, что ни доложишь — все примут за чистую монету.
В последнее время Павлов, получая задание, к цели не ходил. В нескольких километрах от промежуточной базы он отсиживался в зарослях. Когда приближался срок возвращения и рюкзаки с продуктами пустели, возвращался на Мотовку. Выдуманные донесения шли в штаб.
— Вы идете в тыл врага, — сказал старший лейтенант Изачик, обращаясь к Фролу Николаеву, — в опасную и очень важную разведку. Павлов доносил, что путь чист, можно идти без опаски. Посмеете ли вы положиться на это заверение? Павлов обнадеживал командование, что ходить известными нам проходами можно смело. И это учитывают штабы при разработке операций. Не раскройся сегодня обман, последствия могли оказаться самые тяжелые.