Нырнув обратно в лес, десантники обнаружили петляющую дорогу, ведущую вниз к ущелью. Идти было утомительно, поэтому в конце концов они решили сократить путь и двинулись прямо вниз по склону. По большей части им пришлось скользить по занесенной снегом траве, плотно прижимаясь спиной к земле и используя лыжи в качестве тормозов. Каждые несколько метров их спуск вызывал мини-лавины.
На полпути вниз часть отряда достигла дороги и остановилась, поджидая товарищей. Через несколько мгновений окрестности ярко осветились. Они обернулись и увидели на дороге две пары фар: два автобуса везли рабочих. Они поспешили укрыться за сугробом, но могли только с ужасом наблюдать, как их товарищи продолжают скользить по склону.
Скользившие тоже увидели фары и начали хвататься за корни деревьев и камни, пытаясь хоть как-то замедлить опасное движение. Некоторым удалось остановиться, но двое продолжили катиться и едва не рухнули на крышу одного из автобусов.
Случилось так, что никто из пассажиров автобуса этого не заметил. Было поздно и темно, все устали. Они тупо смотрели перед собой, их мысли были настолько заняты работой или войной, что даже зрелище двух свалившихся с неба солдат не развеяло их уныния. Автобус проехал мимо и скрылся за поворотом. Отдышавшись и покачав головами, девятка «Ганнерсайда» продолжила спуск.
В импровизированном иглу неподалеку от ущелья они спрятали лыжи на обратный путь, если таковой случится. Вынув из рюкзаков автоматы и гранаты и сняв белые маскировочные комбинезоны, они остались в британской форме цвета хаки. Обмундирование британской армии должно было свести к минимуму вероятность акций возмездия против заводских рабочих и местных жителей. Это прикрытие, конечно, не поможет, если немцы возьмут их в плен и допросят, но это казалось маловероятным. Во-первых, в своем большинстве участники операции «Ганнерсайд» не надеялись остаться в живых: перед вылетом из Великобритании все они написали прощальные письма своим близким. Кроме того, на случай захвата каждый из них, помимо автоматов и гранат, имел при себе резиновую капсулу с цианидом.
В 10 часов вечера они достигли края ущелья. Как и ожидалось, двое часовых патрулировали подвесной мост, а еще 15 охранников находились в казарме прямо за ним. С крыши грозно смотрел пулемет, а из донесений разведки они знали, что на территории, вероятно, дежурят еще три патруля. Но, как и подозревал Рённеберг, само ущелье никто не охранял. Радуясь своей удаче, они начали спуск.
На дне ущелья они увидели быстрый поток и стали искать подходящее место для переправы. Единственный пригодный «ледяной мост», скользкий, как масло, был частично погружен в бурлящую воду. Выглядел он ненадежно, но их вес выдерживал, и все девять диверсантов осторожно переправились на другой берег.
Вот тут-то их и ждало настоящее испытание – подъем по скале высотой 180 м. Вода стекала по стенке ущелья, делая поверхность скалы скользкой, а пальцы уже онемели от холода. Если бы не корявые можжевеловые кусты, подняться было бы невозможно. Одному спецназовцу эти кусты даже спасли жизнь. Он подтягивался на небольшом выступе, когда руки начали соскальзывать. Оттолкнувшись ногой, он уцепился и смог не упасть, но повис на одной руке в 60 м над землей. Пытаясь сохранять спокойствие, он начал похлопывать свободной рукой по скале вокруг себя, ища, за что можно ухватиться. Ничего – только голый мокрый камень. Тогда десантник начал раскачиваться из стороны в сторону, пытаясь нащупать что-то подальше. Наконец кончики пальцев коснулись края куста, но дотянуться до него свободной рукой он не мог. Тут поднялся ветер, угрожая оторвать его от камня, и он понял, что нужно действовать быстро.
Борясь со всеми инстинктами своего тела, он вновь начал раскачиваться, изо всех сил выбрасывая ноги. Сделав последний рывок, он отпустил руку и на мгновение завис в воздухе без опоры. И тут же уцепился за куст, как нордический Тарзан. Куст прогнулся, но все же выдержал. Отдышавшись, десантник возобновил восхождение. Оставалось еще 120 м.
В 11 часов вечера все девять мужчин перевалили через бровку ущелья, затем пробрались вперед и притаились за трансформатором, чтобы передохнуть. Караул вскоре должен был смениться, так что у них было время съесть немного шоколада с крекерами и расслабиться. Как все молодые солдаты, они отпускали шутки и болтали о женщинах. Необходимости еще раз обсуждать задание не было. Каждый знал свою роль: пятеро будут обеспечивать прикрытие, а команда подрывников из четырех человек проникнет на сам завод.
Прежде чем двинуться дальше, они выждали еще полчаса после смены караула, пока новые часовые не освоятся и не заскучают. Везде, где это было возможно, они шли по снегу, по которому уже прошли нацистские патрули, ступая в их следы, чтобы скрыть свои. В конце железнодорожной ветки, идущей по периметру завода, они нашли неохраняемые ворота и срезали замок. В этот момент пятеро из них прекратили движение и нацелили автоматы на казармы и сторожевую вышку, чтобы обеспечить прикрытие. Подрывники, включая Рённеберга, проделали дыру в еще одной ограде и направились к цеху по производству тяжелой воды. Затем эта группа разбилась на две пары, чтобы найти разные входы.
Информаторы внутри завода уверяли британцев, что нацисты небрежно относятся к безопасности, но десантники обнаружили, что все двери заперты. Как и окна. Через скол в краске для затемнения на одном окне Рённеберг разглядел в подвале установки фильтрации тяжелой воды: они напоминали огромные огнетушители – блестящие серые цилиндры примерно 1,2 м высотой. Его сердце бешено колотилось, ему очень хотелось разбить окно и рискнуть: они были так близко! Но он сдержался и пошел дальше.
За неимением другой возможности Рённеберг с напарником попробовали технический канал для коммуникаций. Они добрались до него по короткой лестнице и, расчистив снег у входа, поползли вперед, извиваясь, как червяки, среди кабелей и проводов. В какой-то момент у ползшего за Рённебергом десантника выпал пистолет, лязгнувший при падении по металлу под ними. Они замерли, готовясь услышать сигнал тревоги. Но шум машин заглушил звук падения, и, подождав, они поползли дальше.
Они хорошо помнили план завода и, добравшись почти до помещения с тяжелой водой, вылезли через люк и спрыгнули с пятиметровой высоты на пол, перекатившись, как парашютисты при приземлении. После многомесячной подготовки они наконец стояли перед последней дверью. Знак на немецком и норвежском языках гласил: «ВХОД ВОСПРЕЩЕН. ТОЛЬКО ДЛЯ ПЕРСОНАЛА». Они вытащили пистолеты, кивнули друг другу и ворвались в комнату, готовясь обезвредить охранника.
По всем правилам немцы должны были бы разместить здесь солдата высшего уровня подготовки – альфа-киллера, своего Аякса или Ахилла. В конце концов, от этого помещения зависела судьба нацистской ядерной бомбы. Однако на посту оказался неуклюжий норвежский пенсионер, которому потребовалось добрых три секунды, чтобы обернуться, и он чуть не обгадился при виде пистолета, упертого ему в солнечное сплетение. Поняв, что он не представляет угрозы, подрывники обезоружили его, загнали в угол и велели заткнуться.
Достаточно простое указание, но охранник не смог выполнить даже его. Когда диверсанты распаковали пахнущий миндалем «Нобель-808» и стали раскатывать его в 200-граммовые колбаски, этот напыщенный старый козел по имени Густав обнаглел до того, что попытался командовать ими. В подвальном помещении было всего 18 установок, по девять с каждой стороны, и спецназовцы планировали обернуть вокруг основания каждой из них колбаску, а потом соединить их в гирлянду детонирующими шнурами. Но каждый раз, когда они приближались к очередной емкости, Густав закатывал истерику. «Это емкости для электролиза, – кричал он. – Очень дорогие. Не трясите их. Ой, и посмотрите, там щелок в углу! Если обожжетесь, пеняйте на себя». Это была сцена из шекспировской комедии: воображающий себя всезнайкой остолоп болтал, не обращая внимания на опасность, в которой оказался. Но когда, подслеповато щурясь, Густав наконец понял, что десантники работают со взрывателями и детонаторами, до него дошла вся серьезность ситуации. «Боже мой, будьте осторожны! – завизжал он. – Если все это оборудование взорвется, пеняйте на себя». «Вообще-то именно это мы и собираемся сделать», – невозмутимо пояснил напарник Рённеберга.
Тут Густав заткнулся. Теперь, когда у спецназовцев появилась возможность вставить несколько слов, они разыграли собственный небольшой фарс. Все еще беспокоясь о возможных расправах над местным населением, они решили убедить Густава, что они британцы, и принялись декламировать заученные наизусть реплики о «старой доброй Англии». Нелепым образом, все это происходило на норвежском языке, – но на Густава произвело должное впечатление.
Одновременно спецназовцы продолжали подсоединять взрывчатку. Они сделали уже половину работы, когда услышали позади грохот и, обернувшись, увидели разбитое оконное стекло. Кто-то пробил его снаружи.
Дуэт «Ганнерсайдов» замер, приготовившись к появлению охранников, гранат и дул автоматов. Густав тайно подал кому-то сигнал? Их сдал старый браконьер? Оказалось, ни то ни другое. Через секунду после того, как стекло разбилось, в раме появилась знакомая рука в перчатке. Двое других десантников, устав бродить по снегу, послали скрытность к черту и разбили окно подвала.
Это был смелый шаг – смелый и глупый. Рённебергу пришлось прекратить работу, чтобы помочь этим двоим забраться внутрь, и, выбирая осколки из рамы, он сильно поранил правую руку. Из-за этого он больше не мог устанавливать взрывчатку; это было проблемой, учитывая, что именно Рённеберг был экспертом по взрывчатым веществам. Все, что он теперь мог делать, – это вкручивать капсюли-детонаторы другой рукой. Кроме того, теперь свет проникал во двор сквозь разбитое окно – настоящий маяк для любого патруля. Поэтому одному из десантников пришлось выбраться наружу и закрыть отверстие своим телом, так что он тоже больше не мог участвовать в подготовке взрыва.