с друзьями по клубу выпили прекрасного вина и отлично провели время, распевая, громко споря и отпуская шуточки про разных Шимпански в Берлине.
Неделю спустя, днем 19 июля, Гейзенберг все еще пребывал в хорошем настроении. Он составил официальный протокол встречи и завез его одному из членов клуба, а затем направился на вокзал, собираясь уехать ночным поездом на юг на встречу с семьей. Должно быть, это было приятное путешествие: впереди живописная сельская местность, позади напряжение от исследований. По прибытии в пункт назначения его ждала двухчасовая прогулка по горной дороге до семейного шале, поэтому он подхватил свой багаж и отправился в путь.
Через пару километров он догнал молодого солдата, тянувшего тачку. Гейзенберг бросил в нее свои сумки и предложил помощь. Они, вероятно, обменялись любезностями, после чего солдат сообщил оглушительную новость: сегодня кто-то покушался на жизнь Адольфа Гитлера.
Позже выяснилось, что заговор под кодовым названием «Валькирия» был невероятно близок к успеху. Тридцатишестилетний немецкий полковник пронес на встречу с Гитлером портфель с бомбой и поставил его рядом с фюрером. Но другой офицер ненароком передвинул портфель, чтобы освободить место для ног, и затолкал его под массивный дубовый стол, который и поглотил бóльшую часть энергии взрыва. Гитлер потерял сознание, пострадали его брюки, но серьезных повреждений он не получил. Покушение даже приободрило Гитлера. Позже в тот же день он встретился с Муссолини и торжествующе показал дуче тлеющие руины в зале для совещаний.
Новость потрясла Гейзенберга. На память ему сразу же пришло пьяное бахвальство в клубе «Среда» – неужели его друзья говорили всерьез? Не окажется ли он сам теперь в опасности? Он осторожно спросил солдата, что тот думает о новостях. Это был напряженный момент для обоих: в Третьем рейхе никто никогда не делился своими чувствами с незнакомцами, по крайней мере в вопросах политики. Наконец солдат сказал: «Пора было что-то делать». Это все, что они осмелились сказать, но поняли друг друга достаточно хорошо.
В последующие дни Гейзенберг в своем шале слушал по радио новости, и все его страхи подтвердились. Несколько членов клуба «Среда» – люди, с которыми он обедал и кутил, люди, для которых он неделю назад собирал малину, – были названы главными заговорщиками и казнены. Последовали массовые чистки среди немецких специалистов: 5000 человек были схвачены и расстреляны, в том числе сын корифея квантовой физики Макса Планка.
Эмоции захлестывали Гейзенберга. Если гестапо свяжет его с клубом «Среда», пусть даже косвенно, он обречен. А он, черт побери, только что составил протокол последней встречи. Тем не менее полуночного стука в дверь не последовало. Никто даже не зашел задать ему вопросы. Возможно, заговорщики отказались назвать Гейзенберга. Возможно, вмешался друг его семьи Гиммлер. Возможно, Гейзенберга защитил его статус в Урановом клубе. (Сам Гитлер в октябре прошлого года наградил Гейзенберга крестом «За военные заслуги» I степени.) Какой бы ни была причина, репрессии Гейзенберга не коснулись. И, к ужасу ученых стран антигитлеровской коалиции, он перебрался из семейного домика в новую лабораторию на юго-западе Германии. Она располагалась в пещере около деревни Хайгерлох, и именно там ему предстояло построить свою самую мощную урановую машину.
Глава 45Побег и сопротивление
Весной 1944 г. в Париже гестапо снова задержало Фредерика Жолио, и на сей раз все выглядело серьезно. Помимо обычных угроз и грубого обращения, его уволили с профессорской должности, что было зловещим знаком: подобные увольнения обычно предвещали отправку в концлагерь. Они обсудили ситуацию с Ирен и пришли к выводу, что ему нужно бежать, причем как можно скорее. Либо он исчезнет сам, либо его исчезновение обеспечат немцы.
Прежде всего нужно было гарантировать безопасность детей, и они решили, что Ирен должна вывезти их из Франции. К тому моменту она чувствовала себя гораздо более здоровой, бодрой и сильной благодаря длительному пребыванию в лечебницах. (Оттуда она прислала Жолио кокетливую фотографию в доказательство, что снова набирает вес, потерянный из-за болезни. «Я намереваюсь стать маленьким слоником», – писала она. Жолио радовался каждому ее килограмму: «Разрешаю тебе набрать еще немного. Люблю пышных женщин».) Выздоровление Ирен также ускорили новые лекарства – антибиотики.
В начале мая Ирен с детьми тайно уехали из Парижа в деревню неподалеку от швейцарской границы. Но вместо того чтобы немедленно бежать в Швейцарию, она приняла рискованное решение. Ее 17-летней дочери Элен предстояло сдать выпускной экзамен по физике, от исхода которого зависело, сможет ли она в будущем претендовать на научную специальность. (Эти изнурительные двухдневные контрольные работы были обязательны для французских старшеклассников, изучавших естественные науки, даже в военное время.) Поэтому Ирен отложила их бегство на целых четыре недели, до даты экзамена, а затем позволила Элен одной отправиться в соседнюю деревню, чтобы сдать этот экзамен. Ирен знала, как легко женщин выдавливают из науки, и – несмотря на войну – не желала допустить, чтобы такое случилось с ее дочерью.
Девушка, конечно же, успешно прошла испытание, закончив работу так быстро, что у нее осталось время вернуться к некоторым сложным задачам и решить их еще одним способом. В итоге месячная отсрочка оказалась удачей. В день окончательного отбытия в Швейцарию проводник вывел их к уединенной тропе, хорошо укрытой соснами. Для дополнительной безопасности он также направил нескольких разведчиков (собственных детей), чтобы те прокрались вперед и при отсутствии немецких патрулей подали сигнал, что путь свободен. Но их все равно могли бы схватить, если бы не тот факт, что Ирен, даже не подозревая о своем везении, решила бежать как раз 6 июня, в день высадки союзников в Нормандии, когда у немецкой армии были дела поважнее, чем поимка нескольких беглецов. Если бы семья попыталась бежать днем раньше, их вполне могли бы арестовать, днем позже – поймали бы наверняка, поскольку немцы перекрыли границу. Как бы то ни было, Ирен с детьми, словно научный аналог музыкальной семьи фон Трапп, выпорхнули на свободу.
В швейцарском городе Поррантрюи их бесцеремонно подвергли дезинфекции и отправили в центр временного содержания в местной усадьбе. Ирен, в свойственной ей манере не обращая внимания на окружающую обстановку, растянулась на соломенном матрасе (в помещении не было мебели) и принялась читать книгу о логарифмах, которую пронесла через границу. Местному префекту не потребовалось много времени, чтобы распознать в этом странном существе Кюри и приютить семью в своем доме до тех пор, пока Франция не обретет свободу.
Тем временем мужчина, который женился на Ирен, вскоре после отъезда семьи ушел в Париже в подполье, скрываясь под личиной электрика по имени Жан-Пьер. Он ночевал у разных друзей, постоянно меняя адреса, а днем, изображая крестьянина, украдкой бродил с удочкой вдоль Сены и встречался с другими бойцами Сопротивления. Они обменивались слухами о вторжении союзников и репрессиях немцев, а также передавали друг другу листы с проектами самодельных гранат и примитивных противотанковых ракет, готовясь к предстоящей битве за Париж.
Долго ждать им не пришлось. В августе, когда армии союзников приближались к Парижу, город клокотал, как вулкан Этна, и 19 августа наконец взорвался. Больше не прячась, Жолио побежал в префектуру полиции, таща с собой два чемодана, полные химикатов. Он взял с собой троих мужчин, которые, сняв из-за жары рубашки, принялись за изготовление коктейлей Молотова. Эти «коктейли» обычно представляют собой очень простое оружие: бутылки с бензином и тряпки вместо запалов. Жолио, конечно же, изобрел нечто посложнее. Вместо обычного бензина он для усиления взрывной мощности велел своим помощникам смешивать серную кислоту с бертолетовой солью; они также обернули каждую бутылку тряпкой, вымоченной в растворе бертолетовой соли. Им повезло: в их распоряжении оказалось множество бутылок, потому что любящий вкусно поесть глава коллаборационистской полиции Парижа держал в подвале префектуры огромный запас шампанского. Полуголые парни принялись выливать его, наполняя бутылки своим жгучим напитком и перетаскивая готовые бомбы на крышу.
Время их применить пришло через несколько дней, когда поблизости началась стрельба. Несколько тысяч французских полицейских забаррикадировались в префектуре и, когда 23 августа к зданию подъехали три немецких танка, забросали их коктейлями Жолио. По некоторым сведениям, Жолио находился в гуще событий, тоже швыряя бутылки; другие утверждают, что он бегал по улицам с пистолетом, чтобы забрать из своей лаборатории еще реактивов. Кто-то слышал, как он кричал: «Я видел, как боши падают, будто марионетки в ярмарочном кукольном театре!» Как бы то ни было, нобелевский лауреат не посрамил свою страну в этих партизанских стычках, и, когда дым рассеялся, выяснилось, что полиция остановила танки, не прибегнув почти ни к чему, кроме изобретательной химии.
Однако приключения Жолио на этом не закончились. Потому что когда он, взволнованный и усталый, вернулся после выигранной баталии в свою лабораторию, то обнаружил, что его ждет странное сообщение. Кто такой, черт возьми, Борис Паш? И зачем ему понадобился Жолио?
Глава 46«Молния-А»
Впервые познакомившись с Сэмюэлом Гаудсмитом, Борис Паш проникся к нему презрением. Сэмюэл Гаудсмит же просто испугался Бориса Паша.
В сентябре 1943 г. Гаудсмита направили в Англию для устранения неполадок в американском радиолокационном оборудовании. Ему только что исполнился 41 год, он начинал седеть и толстеть; на губах у него бродила все та же застывшая улыбка, хотя сам он уже отнюдь не был тем стройным крутым парнем с копной волос, что когда-то открыл квантовый спин. Тем не менее за границей он легко находил общий язык с молодыми военными, помогая им чинить радары днем и пьянствуя с ними по вечерам.