Сотрудникам «Алсоса» некогда было горевать: слишком много приходилось работать. Команда Гаудсмита начала перебирать горы оставленных немцами в лаборатории Жолио документов в поисках любых сведений о создании атомной бомбы. Тем временем Борис Паш занялся более увлекательным делом – поиском немецкого урана. Завоевав Бельгию, Германия приобрела самые большие запасы урана в Европе. Поэтому, когда в начале сентября войска союзников начали освобождение Бельгии, Паш и его команда «Молния-A» помчались туда на своих джипах (на номерных знаках которых теперь красовалась буква α).
Двухдневное путешествие в Антверпен оказалось ничем не примечательным, но сразу по прибытии туда «Молнии-А» Паш был потрясен, как никогда в жизни. За год до этого голодающие жители Антверпена съели большинство животных в городском зоопарке (обычное явление во время войны). Но Паша шокировало то, что клетки не пустовали: горожане заполнили их нацистами. Немцев среди них было немного. По большей части это были бельгийские коллаборационисты, мужчины и женщины, которые продали Гитлеру свою страну.
«Мы подошли к павильону львов, – вспоминал Паш. – В каждой клетке содержалось от 6 до 12 заключенных… Некоторые смотрели на своих мучителей с вызовом, но большинство имели вид напуганных, загнанных в угол зверей. Мужчины и женщины подходили к решетке, плевали в "животных", выкрикивали оскорбления. Некоторые совали в клетку палки или трости, пытаясь ткнуть ими в заключенных». Паш уже собирался вмешаться, но несколько бельгийских солдат с автоматами предостерегли его, и он оставил «животных» на произвол судьбы.
Вскоре Паш проследил путь нацистского урана (по большей части в виде уранового концентрата – порошкообразного минерального сырья) до городка в 45 км к юго-востоку от Антверпена, где располагался завод по его переработке. Завод был с трех сторон окружен кирпичной стеной, а с четвертой примыкал к каналу. Немцы все еще контролировали территорию за каналом, и отряду «Алсоса» при приближении пришлось уклоняться от пулеметного огня. Разогнав джипы и использовав железнодорожный переезд в качестве трамплина, они, вспоминал Паш, «пролетели по воздуху, как на водных лыжах» мимо одной укрепленной позиции. Ситуация стала еще более опасной, когда немцы поняли, что американский отряд хочет проникнуть на территорию завода, и начали артиллерийский обстрел. Члены «Молнии-A» были вынуждены броситься в укрытие, а чтобы продолжить поиски, им пришлось ползти на четвереньках.
В конце концов команда обнаружила уран или, по крайней мере, его часть. По документам выходило, что почти 1000 тонн была отправлена по железной дороге во Францию, но 68 тонн остались где-то в городке. Бойцы Паша провели в поисках несколько недель и наконец обнаружили руду на заброшенном складе. Ее упаковали в бочки и под непрерывным обстрелом загрузили в грузовики. К концу сентября «Алсос» переместил все 68 тонн за пределы досягаемости Рейха.
Что касается уранового концентрата, отправленного во Францию, «Алсос» проследил путь нескольких тонн до Тулузы, изучая серийные номера железнодорожных вагонов. (Это был тот самый уран, который, как утверждал Жолио во время захвата немцами его лаборатории в 1940 г., находился в Северной Африке.) Его нахождение во Франции должно было бы стать хорошей новостью для «Алсоса» (в конце концов, Франция была союзником Америки), но французские войска доставили Пашу не меньше проблем, чем немецкие. На заводе, где хранились бочки с урановым концентратом, он был вынужден пригрозить менеджеру открыть огонь из установленного на джипе пулемета, прежде чем тот согласился их отдать. Погрузив 81 бочку в грузовики и отправившись в Марсель, команда Паша застряла на выезде из города из-за трамвая, который отказался съехать в тупик и пропустить колонну; трамвай даже ускорялся, чтобы блокировать грузовики, когда они пытались его обогнать. (В отличие от парижан, местные жители относились к американским военным с неприязнью.) Сытый всем этим по горло, Паш разогнал свой джип, перестроился перед трамваем и ударил по тормозам. Джип и трамвай сильно пострадали в результате столкновения, зато колонна прошла дальше.
В порту Марселя Паш столкнулся с еще одной неприятной ситуацией. Для погрузки бочек на корабль он привлек американских солдат, которым, конечно, ничего не сказали о сверхсекретных материалах. Но, перетаскивая адски тяжелые бочки, оставлявшие на руках желтый металлический налет, солдаты быстро сделали вывод, что крадут французское золото; французы с готовностью приняли этот слух на веру. Это не шло на пользу репутации Америки, но Паш решил, что лучше позволить им верить в это, чем нарушить правила безопасности и раскрыть правду.
Тридцать тонн концентрата были отправлены из Марселя в Бостон, а оттуда – на предприятия по обогащению урана в Ок-Ридже; уран-235 из этих бочек в итоге попал в бомбу, которая уничтожила Хиросиму. Тот же путь проделали и 68 тонн бельгийской руды. В сумме получилось почти 100 тонн, что в нормальной ситуации было бы фантастическим уловом. Но в бельгийских документах речь шла о 1000 тонн урана. Где же остальные? До их обнаружения союзники не могли избавиться от страха проснуться однажды утром и увидеть за окном грибовидное облако.
Той же осенью произошел печально известный конфуз с рейнским вином. Все началось с непродуманной идеи Роберта Оппенгеймера. В рамках Манхэттенского проекта в штате Вашингтон был только что построен реактор, для охлаждения которого использовалась вода из реки Колумбия. Оппенгеймер рассудил, что в немецком реакторе, скорее всего, тоже используется речная вода, и предложил обследовать Рейн в поисках указаний на место его расположения. Например, отсутствие зимнего льда возле промышленного предприятия могло указывать на то, что там выделяется огромное количество тепла. Летом река могла быть загрязнена радиоактивными изотопами, и Оппенгеймер предложил делать заборы воды, чтобы проверить это.
С учетом множества других своих забот он, вероятно, забыл об этой идее, но о ней не забыли в конторе генерала Гровса. Рейн течет с юга на север через всю Германию, а затем проходит по территории Голландии, поэтому, когда союзная армия очистила от немцев Бельгию и вошла в Нидерланды, команда «Алсоса» получила срочную шифрованную радиограмму – подсуетиться и добыть образец речной воды. Проблема заключалась в том, что на тот момент союзники занимали только один берег Рейна. Рейх контролировал противоположную сторону реки, а мосты считались ничейной территорией. Поэтому, когда какой-то бедолага из «Алсоса» однажды явился с ведром и веревкой и попросил у американского капитана разрешения зайти на мост, тот ответил, что, если он настолько глуп, держать его никто не будет. Вскоре на обоих берегах собрались толпы, чтобы посмотреть на это представление. Бездельники-немцы даже решили поупражняться в стрельбе и пытались попасть в бойца «Алсоса», не целясь. А он, не поднимая головы, прополз достаточно далеко, чтобы зачерпнуть воды, и вернулся невредимым, даже не слишком много расплескав.
В штаб-квартире «Алсоса» в Париже научные работники запечатали воду в бутылки и упаковали их в коробки для отправки в Вашингтон. В последнюю минуту кто-то, решив пошутить, добавил к ним бутылку французского красного вина из региона Руссийон с запиской, что его тоже нужно проверить на «активность». К сожалению, у офицеров Гровса не было чувства юмора. Получив посылку, они прилежно разлили вино по пробиркам и включили счетчики Гейгера. К их ужасу, в нем обнаружились радиоактивные изотопы.
Вскоре в штаб-квартиру «Алсоса» пришла депеша: «Вода – отрицательно, вино – положительно. Пришлите еще». Сэмюэл Гаудсмит и компания от души посмеялись над таким ответом. (Пожалуй, эти вояки не совсем безнадежны.) Гаудсмит скомкал сообщение и вернулся к работе. Но через несколько дней пришла вторая телеграмма с требованием сообщить, где вино. Гаудсмит попытался объяснить шутку, но безуспешно. «Приказ есть приказ, – сказали в Вашингтоне. – Пришлите еще вина». Подавляя раздражение, Гаудсмит отвлек одного сотрудника от изучения немецких документов (на самом деле нужной работы) и отправил его в десятидневную командировку с нелепым поручением – собирать бутылки по всему региону.
Оказалось, что виноградная лоза, по-видимому, всасывает из почвы всегда присутствующие там радиоактивные атомы и концентрирует их. (Нечто подобное делают и кусты табака.) Зная, что всякие объяснения бесполезны, «Алсос» собрал целый ящик красного вина и отправил его в Вашингтон. Однако Гаудсмит извлек из этого максимум пользы. Он настоял, чтобы его порученец брал по две бутылки с каждой попавшейся ему винодельни, одну для Вашингтона и другую – «архивную копию» – для «Алсоса». Члены команды тоже проверяли вино на активность – старым добрым способом.
Помимо лишенных чувства юмора военных, Гаудсмиту было еще о чем беспокоиться, когда союзники стали освобождать Нидерланды, – о судьбе родителей. До войны он боялся, что никогда больше не увидит родину, а когда наконец прибыл в страну 29 сентября, то обнаружил, что она находится в крайне трудном положении. Шедшие с переменным успехом бои между армиями опустошили огромные территории, у тысяч людей не было ни еды, ни воды. Но случались и проблески надежды, например, когда маленький мальчик подарил ему оранжевый бант. «Я испытываю такую гордость, как будто это настоящая орденская лента», – писал он жене. Он прикрепил бант к ее фотографии.
Гаудсмит приехал в Голландию, чтобы изучить документы завода, который когда-то поставлял в Пенемюнде электронно-лучевые лампы; он подозревал, что Урановый клуб тоже заказывал там какие-то детали. Завод находился всего в 130 км от Гааги, где Гаудсмит провел детство, и, хотя добраться туда было невозможно (немцы контролировали территорию между ними), он надеялся, что кто-нибудь в этом районе слышал какие-то новости.
И действительно, на заводе он встретил молодого голландского физика, ученика своего друга Дирка Костера. Студент подтвердил, что родителей Гаудсмита действительно депортировали; штемпель на последнем письме, которое Гаудсмит получил из концлагеря в Чехословакии, не обманул. Тем не менее Костер не потерял надежду. Он отправлял им в лагерь посылки с едой, чтобы помочь продержаться. Более того, студент упомянул, что Костер обратился к «влиятельным немецким коллегам» с просьбой замолвить за них слово.