Гаудсмит никогда не упоминал об этом в письмах домой. Но вскоре, в еще одном оставшемся без ответа послании жене, он сетовал: «Боюсь, я слишком раним для этих [шпионских] игр». Командование было склонно согласиться с этим мнением. После этой истерики руководство «Алсоса» отправило его в отпуск, и ему по-тихому организовали возвращение в Штаты для встречи с семьей. По некоторым сведениям, он посетил там психиатра – в то время это был решительный поступок, который совершали только отчаявшиеся люди.
Во время отсутствия Гаудсмита обсуждался вопрос о его исключении из состава «Алсоса». Пентагон в конце концов позволил ему остаться на службе, но наложил вето на его участие в полевых операциях. На протяжении всего пребывания Гаудсмита в Страсбурге УСС телеграммами информировало его о поездке в Цюрих для захвата Вернера Гейзенберга. Нервный срыв исключил его участие в этой операции. Человека с неустойчивой психикой явно не следовало направлять под прикрытием в чужую страну.
Еще несколько членов команды, которые должны были участвовать в цюрихском похищении, тоже выпали из обоймы из-за задержек с транспортом и других сбоев. С учетом нехватки времени (Гаудсмит пережил срыв в начале декабря, всего за две недели до лекции Гейзенберга) у спецслужб не осталось возможности подготовить замену. Мо Бергу предстояло охотиться на Вернера Гейзенберга в одиночку.
Глава 54Принципы и неопределенность
Как ни парадоксально, назначение ответственным за поимку Гейзенберга мягкого Мо Берга вместо жесткого Карла Эйфлера, в сущности, гарантировало, что операция пойдет по насильственному сценарию. Спору нет, когда УСС впервые привлекло Эйфлера, в планах уже имелся намек на применение силы. Однако Эйфлер просто получил разрешение устранить Гейзенберга, если дело пойдет совсем плохо: убийство физика никогда не было целью операции. Но с действующим в одиночку Бергом УСС пришлось отказаться от всех надежд на похищение: без поддержки Берг ни за что не сумел бы захватить физика, а без Сэмюэла Гаудсмита Гейзенберга и некому было бы допросить. В результате убийство оказалось единственным приемлемым вариантом. Мо Берг должен был стать беспощадным типом.
Хотя психическое состояние Гаудсмита был слишком неустойчивым, чтобы он мог сопровождать Берга, 13 декабря в Париже он все же помог проинструктировать его, передав последние указания Гровса. Берг должен был пойти на лекцию Гейзенберга с пистолетом и внимательно прослушать ее, чтобы определить, насколько продвинулся Рейх в создании ядерной бомбы. Конечно, казалось маловероятным, что Гейзенберг будет открыто угрожать союзникам, но он мог обронить какие-то намеки и зацепки. На худой конец, несдержанный Гейзенберг мог похвастаться перед коллегами. И если он это сделает, Берг должен будет перевести его в категорию, как выразился Гаудсмит, hors de combat. В этот момент два полиглота не просто щеголяли своим знанием французского. Буквально это выражение означает «выведенный из боя», или, проще говоря, «обезвреженный». Обычно оно относится к потерям на поле боя, и, как заметил один историк, «существует очень ограниченный набор способов, которыми огнестрельное оружие можно использовать, чтобы вывести противника из боя». Пятью годами ранее Гаудсмит принимал Гейзенберга у себя дома в Мичигане. Три года спустя он предложил его похитить. И вот теперь он велел другому своему знакомому застрелить этого человека за попытку построить что-то, что, по его мнению, немцы построить не могли. Возможно, Гаудсмит был не таким «ранимым», как сам утверждал.
Гейзенберг прибыл в Цюрих поездом 16 декабря. В качестве официального сопровождающего с ним ехал Карл фон Вайцзеккер. Кроме него, у Гейзенберга не было никакой охраны. Чего ему было бояться в Швейцарии?
Новости с передовой вскоре привели Гейзенберга в хорошее расположение духа. В день его приезда в Цюрих Третий рейх начал в густых лесах Бельгии свое последнее крупное наступление, известное теперь как Арденнская операция. К всеобщему удивлению, у вермахта еще оставалось достаточно боевой мощи, и немцы дали союзникам прикурить, отбросив их далеко назад. (Команде «Алсоса» пришлось покинуть Имперский университет и эвакуироваться на полсотни километров на запад.) Немецкая пресса была в восторге, и несколько обезумевших репортеров намекнули, что нацисты могут вскоре применить атомное оружие, навсегда изгнав союзников с континента.
18 декабря, за неделю до Рождества, Гейзенберг наконец прочитал свою лекцию. Несмотря на изобилие потребительских товаров, Швейцария во время войны ограничивала потребление горючего, и в лекционном зале на втором этаже ETH было прохладно. Поскольку Вайцзеккер рассказал Гейзенбергу о протестах во время своего выступления тремя неделями ранее, тот потребовал не объявлять о лекции, и в аудитории было всего 20 физиков.
И пара шпионов в придачу. Берг вошел в холодный лекционный зал с полностью заряженной «береттой» под пиджаком – той самой, которую он ронял в самолете. Хотя Берг был всего на три месяца моложе Гейзенберга, он изображал из себя швейцарского аспиранта, изучающего тонкости квантовой механики. Группа поддержки Берга состояла из агента УСС по имени Лео, который должен был помочь ему скрыться после выполнения задания. Если же Лео это не удастся, у кетчера оставалась смертельная L-капсула цианида в кармане пиджака. Один укус – и он тоже станет hors de combat.
Берг занял место во втором ряду и достал небольшой блокнот и карандаш, как будто для конспектирования лекции. На самом же деле он начертил план зала и начал описывать других присутствующих. В какой-то момент он также испробовал свое знание немецкого и предложил уступить пальто сидящему перед ним мужчине, которому, казалось, было холодно. Барон Карл Фридрих фон Вайцзеккер посмотрел на незнакомца своими глубоко посаженными глазами и бросил ему отрывистое «нет». Берг записал в блокноте «нацист» и выделил его как телохранителя Гейзенберга.
В 16:15 Берг наконец увидел человека, которым был одержим уже не один месяц. Одетый в темный костюм, Гейзенберг поднялся на сцену и после некоторой возни с установкой доски написал на ней несколько уравнений. В это время Берг делал записи о его манере поведения и внешности. Это было излишне (трудно представить, чтобы Карл Эйфлер занимался чем-то таким), но Берг хотел оценить человека, которого внутренне готовился убить. Он описал Гейзенберга как «ирландца на вид» с большой головой, рыжеватыми волосами и лысиной на макушке. На безымянном пальце у него было обручальное кольцо, а густые брови не могли полностью скрыть его «зловещие глаза».
Записав уравнения, Гейзенберг начал лекцию, не имея ни малейшего представления, что его жизнь зависит от сказанного им в ближайшие часы. Он решил прочитать доклад о развитии теории S-матрицы – теории рассеяния частиц, которую он впервые изложил в ETH двумя годами ранее. Берга такой выбор темы отнюдь не порадовал. Конечно, он не ждал, что Гейзенберг изобразит на доске бомбу и начнет кудахтать о своих достижениях, но, должно быть, надеялся услышать хоть что-нибудь связанное с делением ядра, например, лекцию о реакторах. Гейзенберг же хотел обсуждать чисто теоретические аспекты, особенно свою надежду на то, что теория S-матрицы сможет примирить квантовую механику с общей теорией относительности.
Он начал с краткого изложения истории вопроса, но кто-то из слушателей прервал его: не беспокойтесь, мы все это знаем. Гейзенберг был одним из тех покладистых лекторов, которых не раздражают высказывания с мест, поэтому он пожал плечами и перешел к сути дела. Берг отметил, что во время лекции он расхаживал, засунув левую руку в карман пиджака. Несмотря на эзотерическую тему, Берг старался уловить любой намек на то, что Гейзенберг может о чем-то бессознательно проговориться. Эти уравнения как-то связаны с ядерным делением? Важно ли рассеяние для цепных реакций? В какой-то момент взгляд Гейзенберга на несколько секунд задержался на незнакомце со сросшимися бровями; они вполне могли встретиться глазами. «Г. нравится мой интерес к его лекции», – записал Берг.
Но как бы сильно Берг ни напрягался, он все же не мог расшифровать эти уравнения. Все это выглядело безобидной физикой, но мог ли он быть в этом уверен? Упустил ли он что-нибудь? Его грызли сомнения, и мысли неизбежно вернулись к самому известному открытию человека, ныне расхаживающего по сцене. Берг записал в блокноте: «Слушая его, я не могу определиться – см. принцип неопределенности Гейзенберга, – что делать».
Между тем физики в зале и не подозревали о мучениях Берга, сосредоточившись на уравнениях. «Обсуждаем математику, пока горит Рим, – записал Берг. – Если бы они знали, о чем я думаю». По правде говоря, Берг сам не знал, что ему думать. Отказ действовать может подарить Гитлеру бомбу, а вместе с ней – и Европу. (Должен ли я выстрелить и потенциально спасти мир?) С другой стороны, мог ли он без веских оснований застрелить человека, особенно зная, что пожертвует при этом собой? Он ощущал в кармане тяжесть пистолета, но чем дольше слушал бубнеж Гейзенберга, тем, должно быть, все больше тяжелела в его представлении другая часть снаряжения УСС – L-капсула.
Эта незаметная снаружи пытка продолжалась два с половиной часа. В итоге при принятии окончательного решения возобладал принцип неопределенности. Когда лекция завершилась, Берг не смог заставить себя выстрелить.
После доклада физики разбились на небольшие группы, чтобы пообщаться, а некоторые бросились на сцену, чтобы поговорить с Гейзенбергом. Берг воспользовался возможностью, чтобы представиться Флейте, произнеся заранее заготовленную кодовую фразу: «Доктор Сьютс шлет привет из Скенектади». Берг также передал подарок от разведки союзников – пробирку с тяжелой водой. Двое шпионов негромко договорились встретиться тем же вечером в кабинете Флейты.
Затем Берг подобрался к группе вокруг Гейзенберга, чтобы, делая вид, что изучает уравнения на доске, подслушать, о чем идет речь. Может, Гейзенберг ослабил бдительность и чем-нибудь похвастался? Нет. После короткой беседы несколько старых приятелей увезли Гейзенберга на ужин в знаменитое кафе «Кроненхалле», оставив Берга в холодном лекционном зале. Делать ему было больше нечего, и он отправился на встречу с Флейтой – эмоционально подавленный и все еще не уверенный, правильно ли поступил.