— Отлично, нам как раз по пути. — Иван ободряюще подмигнул друзьям. — Надеюсь, все это не займет много времени.
— Нет-нет, что вы!
— И, если можно, я бы просил вас помочь нам побыстрее добраться до Шербура…
— О чем речь? — обаятельно улыбнулся мэтр. — Конечно поможем, господа.
— Ох, не верю я этим судейским рожам, — прошептал Прохор. — Ох, не верю. Рвануть бы в поле!
— Догонят, на лошадях-то. — Митрий вздохнул. — Или пристрелят. Вон, пистоли почти у всех. Придется идти — тем более Иван прав: по пути нам.
— Позвольте вашу шпагу, месье! — протянул руку рыжеусый рейтар.
Мэтр Окюлер пожал плечами:
— Ничего не поделаешь, таков уж порядок.
Примерно через час все — и ордонансный отряд рейтар, и задержанные — оказались вблизи чудесного замка, точнее сказать — большого загородного дома, жемчужно-серого, трехэтажного, с белоснежными балюстрадами и маленькими острыми шпилями на фронтоне.
— Мартенваси! — с гордостью показал рукой мэтр.
Невдалеке от особняка, за яблонями, виднелись аккуратные домики, беленые и крытые коричневой черепицей. При каждом доме имелся небольшой сад, как везде в Нормандии, — яблоневый, — а за деревней, у тополиной рощи, на изумрудном лугу паслись коровы и овцы.
Подъехав к крыльцу, рейтары спешились и, наставив пистолеты на задержанных, ввели их в обширный холл, уставленный небольшими статуями.
— Прошу вас немного подождать, господа. — Чиновник сделал приглашающий жест. — Вас проводят…
Комната, куда поместили задержанных, оказалась небольшой, но чистой и даже уютной — две застеленные кровати, высокие, деревянные, резные; небольшой шкафчик для белья, длинный стол, скамеечка, несколько стульев. Правда, узкое окно было забрано толстой железной решеткой, да и дверь оказалась чрезвычайно надежной, дубовой и, естественно, запертой.
— Ну, влипли! — хмуро буркнул Прохор. — Говорил я, бежать было надо!
— Далеко бы не убежали…
На стене у двери висел рукомойник, и парни с удовольствием ополоснули запыленные лица. Почти сразу же снаружи лязгнул засов и — удивительное дело — в дверь вежливо постучали.
— Да-да, — усмехнувшись, откликнулся Митрий. — Войдите, не заперто.
— Осмелюсь вас побеспокоить, господа, — в сопровождении дюжих стражников в комнату вошел маленький плюгавенький человечек, кривоногий, в смешном черном камзоле, слишком уж для него длинном, и вытянутым хитрым лицом записного пройдохи. За левым ухом у вошедшего виднелось перо, в левой руке — чернильница, в правой — бумага.
— Секретарь господина помощника королевского интенданта Огюст Гарани, — поклонившись, представился плюгавец. — Если вы не против, я кое о чем вас спрошу, господа.
— Пожалуйста, спрашивайте!
Усевшись за стол, секретарь разложил перед собою бумаги и, обмакнув в чернильницу перо, взглянул на Ивана:
— Сначала — вы, месье. Итак, вы — дворянин?
— Несомненно!
— Из какого вы рода?
— Мы поляки! — решительно соврал молодой человек. — Род Валишевских очень известен в Речи Посполитой.
— Ого, — записывая, покивал плюгавец. — Поляки! То-то я и смотрю — вы как-то не так говорите. Как звали вашего батюшку?
Иван назвал первое пришедшее в голову имя.
— А дедушку? А прадедушку? Они тоже были дворяне?
Точно такие же вопросы секретарь задал и остальным. Прохор с Митькой, естественно, тоже прикинулись польскими дворянами, назвавшись, впрочем, собственными именами — вряд ли здесь имели достаточные сведения о Польше!
А вот месье Вальен, похоже, сказал все честно, да ведь он и не мог соврать, даже если б и очень хотел — в данной местности его наверняка многие хорошо знали.
— Отлично, господа, отлично. — Закончив, месье Гарани поклонился и, проворно собрав пожитки, удалился в сопровождении стражей.
— Ну, ни черта не понимаю, прости Господи! — по-русски выругался Прохор. — Ну и допрос! Зачем ему понадобились наши дедушки и прадедушки? Вот дурень!
— Нет, он как раз очень умен, — задумчиво перебил Митрий. — Для них сейчас главное — установить наше дворянское происхождение, в этом вся загвоздка. Если установят — точно извинятся, отпустят, а если нет… А, Иван?
— Надо вспомнить, кто может его подтвердить… Эх. — Иван с досадой махнул рукою. — Как же я не подумал об этом! Ведь точно — будут проверять, а это может затянуться надолго…
— Да зачем же?! — взорвался Прохор. — Какая им разница — дворяне мы или нет?
— Э, нет, братец! — тут же возразил Иван. — Очень многое от того зависит, это ведь не Русь-матушка. Здесь любой дворянин — даже самый нищий экюйе — человек благородный. Его нельзя подвергать телесным наказаниям, а нужно обращаться вежливо, и следствие вести честно.
— Следствие? Да что ж мы такого сделали-то?
— Если нас примут за бродяг — это уже преступление. — Иван хмуро почесал заросший щетиною подбородок. — Ну, не казнят, как, к примеру, в Англии, однако на галеры отправить могут.
— Да почему?!
— Отвечу, Проша, как студент-юрист: по Муленскому ордонансу одна тысяча пятьсот шестьдесят шестого года от Рождества Христова.
— Что еще за ордонанс такой?
— Против подозрительных бродяг, Прохор.
Друзья задумались. Правда, и на этот раз долго скучать им не дали. Лязгнул засов:
— Дэмьен Вальен, выходи!
— Я, да?
— Ты-ты! Да побыстрее давай!
Вздохнув, Дэмьен грустно кивнул и вышел вслед за стражей. Не прошло и пяти минут, как его счастливая физиономия заглянула в решетчатое окно:
— А меня ведь отпустили, парни! Честное слово, отпустили. И вас отпустят. Встретимся за деревней — этакое дело надобно хорошенько спрыснуть у Алена! Я буду вас ждать, лады?
— Лады. — Друзья несколько воспрянули духом. — Только не забывай, нам в Шербур надо!
— Не забуду! — Отцепившись от прутьев решетки, счастливый пропойца спрыгнул на траву вниз и скрылся за деревьями сада.
— Во! — покачал головой Митрий. — Может, и нам так вот свезет?
Прохор перекрестился:
— Помоги, Богородица Тихвинская!
Мэтр Окюлер задумчиво проводил взглядом убегающего бродягу. Этот был бы восемнадцатым. А в прошлом году было шестнадцать. Негоже прибавлять, даже на двух человек — где сразу два, там потом и требовать будут больше.
— Что такое? — Чиновник обернулся на слабый стук. — А, это ты, Гарани? Ну, чего-нибудь выслушал?
— Они говорили на каком-то странном языке, господин помощник. Может, и вправду — поляки?
— Поляки? — Экюлье усмехнулся. — А мне вот почему-то кажется, что это — еретики с юга! Говор у них — ну, точно как в Лангедоке, уж ты мне поверь, довелось слышать.
Секретарь почтительно кивнул.
Чиновник задумчиво прошелся по кабинету:
— Даже если они и дворяне, то — южные. Ах, Гарани, от них прямо-таки разит гугенотами!
— У вас великолепный нюх на еретиков, сударь!
— Сколько еретиков у нас было в прошлом году?
— Э… Шестеро, господин помощник.
— А в отчете?
— И в отчете — шестеро, вы же сами тогда сказали…
— Шестеро, — помощник вздохнул. — А в этом году — уже семь. Плюс еще три — десять!
— Очень хорошо, месье!
Мэтр Окюлер насмешливо посмотрел на секретаря:
— Чего ж хорошего? В этом году мы укажем десять еретиков, а в следующем сколько укажут ловить — пятнадцать? Двадцать? Оно нам надо?
— Так, значит, этих отпускаем? Или — задерживаем для проверки?
— Ни то ни другое, — усмехнулся чиновник. — Слишком уж они ушлые — от таких могут быть проблемы. А потому поступим, как велит нам Муленский ордонанс Божьей милостью короля Карла. Как раз для статистики нам нужно трое бродяг, ни больше, ни меньше.
Глава 20Большой кутюм Нормандии
На воле я, друзья, гуляю снова,
А все-таки томился под замком.
Ну до чего ж судьба ко мне сурова!
Но благ Господь. Сменилось зло добром.
Каторжная тюрьма Шербура представляла собой тесный и на редкость зловонный подвал с земляным полом и охапками старой сырой соломы, на которой, с разной степенью удобства, и располагались каторжники — человек двадцать, в большинстве своем забитые, отчаявшиеся люди, вовсе не походящие обликом на закоренелых преступников. В основном бродяги, конечно, хотя попадались и явные разбойники, и даже один брачный аферист, с которым новые узники — Иван, Прохор и Митька — общались куда как больше, нежели с другими, больно уж человек попался хороший, общительный и приятный с виду парень — приятный, это насколько можно было судить по слабому лучу света, пробивавшемуся в небольшое, забранное толстой решеткой оконце под самым потолком.
Собственно, аферист, едва увидев новеньких, представился первым. Встал, галантно поклонился, гремя цепями, даже попытался было снять воображаемую шляпу, но не смог — цепь оказалась короткой. Тем не менее улыбнулся каторжник вполне дружелюбно:
— Жан-Мари де ла Май, многоженец, да и вообще — большой любитель женщин.
— Так вы дворянин? — услыхав звучную фамилию, удивленно переспросил Митрий. — Дворянин — и здесь?!
— К сожалению, эти проклятые судейские совсем осатанели. — Де ла Май пожал плечами. — Не доверяют слову дворянина! Требуют в подтверждение титула какие-то там бумажки.
— А какой у вас титул?
— Граф, конечно! — приосанился каторжник. — Ну, не маркиз же! Эти маркизские титулы, знаете ли, в Париже продаются по пять ливров за штуку.
— Неужели по пять ливров? — улыбнувшись, вступил в беседу Иван. — Не дороговато ли будет, месье?
— О, нет-нет… А вы, я вижу, тоже из благородных. Наверное, откуда-то с юга?
— Из Лотарингии. — Митрий побыстрей встрял в беседу. — На юге-то, известно — одни гугеноты, мы к таким не относимся!
— Ах, ну как же, как же! — звеня цепями, расшаркался новый знакомец, еще раз поклонился, а затем задвинул длинную и цветистую речь о дворянской гордости, женщинах и «гнусном племени мелких и мстительных пигмеев» — судейских.