Прохор гулко захохотал, а Митька обиженно отмахнулся:
— Да он сам нашел. Акулин этот. Старого знакомца привел — разодетого, жеманного, нарумяненного. И не поймешь, парень иль девка. Тьфу ты, срам-то какой, прости Господи!
Митрий перекрестился и нетерпеливо спросил: зачем звали?
Иван ухмыльнулся:
— Увидишь.
Жестом позвав приятелей за собой, он спустился к реке, к выжженной огнем проплешине меж густых ольховых зарослей — видать, загорелось от рыбацкого костра. Хорошее было место, укромное — ни с луга не видать, ни с реки, ежели не очень присматриваться.
Митька с Прохором переглянулись — и чего именно сюда пришли?
Остановившись, Иванко подмигнул обоим:
— Ну, Проша, помнишь, я просил тебя показать несколько ударов?
— Конечно, помню! — обрадованно отозвался парень. — Враз покажу! Ну-ка, встаньте-ка друг против друга… Да кафтанцы с рубахами скиньте, чтоб не изгрязить.
Иван скинул одежку быстро, а вот Митька — с явной неохотой. Буркнул что-то себе под нос, мол, будто заняться нечем, как только морды друг дружке бить.
— А и бить! — спокойно сказал юноша. — Наука сия зело пригодиться может. Давай, Прохор, не стесняйся, показывай!
А Прохор и не стеснялся, даже радости своей не скрывал — дружков драке обучить, чего ж лучше-то? Перво-наперво приказал в стойку встать, вынести чуть вперед опорную ногу. Иванко понятливо кивнул — так же и при оружном бое делалось, а вот Митька замялся, все никак не мог в толк взять — какая нога у него опорной будет?
— Да вот ты какой рукой сподручней действуешь? Правой?
— Ну, правой.
— Значит, правша. Вытяни руку вперед, — Прохор потянул отрока за руку. — Во-от. Теперь попробуй правую ногу тоже вперед поставить. Встал? А теперь…
Хэк!
Вроде бы и не сильно толкнул Прохор Митьку, один тычок — а тот уже завалился наземь.
— Ну как? — засмеялся молотобоец. — Остойчиво?
Митрий недовольно шмыгнул носом, поднялся.
— Нешто сам не видишь, дубинище стоеросовое? Едва ведь порты не порвал!
— Ну-ну, не ругайся. — Иван потрепал парня по плечу. — Ума набирайся — Прохор не худому учит.
Молотобоец кивнул, пригладил пятерней рыжеватые кудри.
— Значит, какая нога у тебя опорная, Митрий?
— Ой, тоже, спросил. Знамо — левая!
— Вот ее впереди и держи, опирайся… А если левой рукой вдруг захочешь ударить, на другую ногу тяжесть переноси, не то враз собьют.
Прохор учил на совесть, чувствуя нешуточное к себе уважение. Обоим хорошо досталось — и Митрию, и Ивану. У Ивана на обоих кулаках была рассажена кожа, у Митрия под левым глазом сиреневой блямбой наливался синяк. Устали уже парни кулаками махать, то в паре с Прошкой, то сами с собой, — упарились, употели все. А Прохор не унимался! Дав парочке немного перевести дух, поразмыслил, какие удары еще в первую очередь показать, отточить, довести до ума. Таких много было, это только на первый взгляд кажется, что кулаками махать — наука нехитрая. Нет уж! И многое здесь вовсе не от силы зависит, от ловкости, от усердия, от хорошей такой настырной злости.
— Не так, не так бьешь, Митька! Сильнее надо.
— Уф… Да не могу я сильнее!
— Можешь! Иван, отойди… Митрий — удар! Удар, я сказал! Еще! Еще!! Еще!!!
Бах! Сопящий от напряжения отрок от души зарядил учителю прямо в скулу! Несколько опешив, тот помотал головой, улыбнулся:
— Ну вот! Другое дело. А говорил — не можешь!
Митька польщенно улыбнулся.
А Прохору все было мало! Вспомнив, как опытные кулачные бойцы обучали молодежь, вздумал ставить удар. Тут уж оба неофита заскакали козлами: выпад левой — раз, правой — два! Левой! Правой! Левой! Правой! Левой, левой, левой…
Прохор довольно кивнул.
— А теперь — защита. Иван, вытяни руки! Нет, не так, чуть согни в локтях. Ага… Смотри, ежели чей кулак на тебя летит, вот этак руки подставь! Отобьешь, затем сразу бей… Давай-ка попробуем! Митька, смотри внимательней!
— Тьфу ты, Господи, да когда ж это кончится?
— Не кончится, пока не научитесь! Иван… И-и… Р-раз!
Бац!
Иванко, словно пушечное ядро, улетел в кусты. Остальные встревоженно переглянулись и тут же захохотали, увидев, как, выбираясь из кустарника, Иван показал обоим язык.
— Н-да, — поскребя затылок, задумчиво протянул Прохор. — А ведь ты, Иване, все правильно сделал… Вот что: ежели соперник у вас такой, как я, тогда удары не ловите — уклоняйтеся. Да про опорные ноги не забывайте. Вот, сейчас покажу как.
Уже под конец Прохор научил ребят паре «подлых» приемов — в низ носа и в кадык, — строго-настрого предупредив, чтобы «этаку пакость» в «честной драке» не применяли.
— Буде жизнь ваша от того зависеть, тогда не думайте — бейте! Медведя свалите.
Утомившиеся парни уселись в камышах у самой реки. Немного посидели, отдышались и, сбросив остатки одежки, кинулись наперегонки в теплую, нагретую солнцем воду. Брызги, суета, гам!
— Эх, Господи, — переворачиваясь на спину, счастливо засмеялся Митрий. — Хорошо-то как!
Освежившись, принялись плавать до другого берега и обратно, потом, довольные, выбрались в камыши, улеглись на песочке, подставив солнцу плечи.
Чу! Позади, за кустами, вдруг послышалась песня. Нет, не песня, а какое-то радостное мычание, что ли… Парни разом обернулись, увидев, как, промелькнув за кустами, пробежала на ту сторону излучины юная светловолосая дева. Вот еще раз мелькнула, вот вошла в камыши, выбралась на излучину, встав всего лишь саженях в пяти от притихших ребят. Потянулась и, живо стащив через голову дырявое, в заплатинах, платье, вытянула к солнцу руки. Покачиваясь, постояла так немного, расплела косу и, взвизгнув, — бегом в речку. Проплыла до того берега и, вернувшись обратно, снова застыла у воды прекраснейшей древней статуей, подставив солнцу изящное, покрытое капельками воды тело.
— Красива, — восхищенным шепотом протянул Иван.
— Да нет, — Прохор хмыкнул. — Тоща больно!
Один Митрий ничего не сказал, потому как давно уже узнал девицу. Еще бы, ему-то да не узнать Гунявую Мульку! Смотрел сейчас на нее отрок да задумчиво покусывал сорванную камышинку. Это было неправильно, что Гунявая Мулька здесь купалась. Двор бабки Свекачихи где? На Стретилове, совсем в другой стороне. А здесь, берегом реки, от Стретилова только к монастырю тропинка. Что ж, Мулька в обитель ходила? Грехи замаливала? Верилось в это с трудом. И все же она была здесь, эта девчонка-грешница, купалась, загорала и выглядела явно довольной чем-то. Интересно знать чем? Странно. Ого… А они не одни подглядывают! Вон, в ивняке чья-то рожа! Жаль, не разглядеть кто — далековато. Ага, спряталась…
Натянув платье, девчонка ушла уже, поднялись и ребята, а Митька все лежал, думал, пока не позвали.
— Эй, Митрий! Держи нож, срежешь в ивняке палку.
Палку? Отрок почесал лоб. Это зачем еще?
— А ты что думал, уже все закончилось? — мигнув Прошке, засмеялся Иван. — Нет. Теперь я вас оружному бою зачну учить. Вырубил палку? Молодец. Становитесь так, как ты, Проша, показывал. Холодным оружием бой мудреный, во многом от оружного вида зависит. Есть палаш — тяжелый, правда, полегче меча, но все-таки. Лезвие с двух сторон заточено, а бывает: одна сторона — полностью, а другая лишь наполовину — так и называется, полуторная заточка. Им, палашом, и колоть, и рубить можно. Другое дело — сабля. У нее одно лезвие, для рубки, клинок, как вы, думаю, видали, изогнутый, хорошо ударить можно! Сабля палаша чуть полегче, еще легче — шпага, что в немецких землях используют. Шпагой, как и палашом, и рубить, и колоть можно, только не в пример изящнее, чем палашом. Видал я, как настоящие мастера шпагой орудуют, — фехтование называется, — и сам тому учился. В странах немецких и у фрязин целые фехтовальные школы есть. Вот у шпаги точно — не сила, ловкость нужна. Ну, еще и пальцы длинные, цепкие… вот как у тебя, Митрий.
Отрок недовольно покосился на свои пальцы. Пальцы как пальцы, не особенно-то и длинные. К его удивлению, обучение оружному бою оказалось менее утомительным и куда как более интересным, нежели умение махать кулаками. Может, это оттого, что заместо настоящего оружия покуда держали в руках палки, на которых и отрабатывали показанные Иванкой удары. Все эти защиты, отбивы, обвивки были для Митрия в новинку.
— Неважно что — сабля или, там, шпага, — не сама по себе колет-рубит, а управляется двумя пальцами, большим и указательным, — учил Иван. — Шпагою действуете так: если атакуете — сперва наносите противнику укол, затем отбиваете клинок противника, сменяете позу, и снова почти то же самое. Саблей иначе действуют — рубят, и тут главное — крепость клинка. Ну и ловкость, конечно, точность и быстрота. Ну-ка, попробуем… Становитесь в позу, вот вам палки… Выпад! Отбив! Укол! Так… Еще раз! Молодец, Митрий! А ты, Проша, не силой, ловкостью действуй. Ну, скажи на милость, на что тебе указательный палец? Что ж ты его так скрючил-то?
После таковых занятий опять употели и бросились было к реке… Да так и застыли, увидев на плесе недвижное, прибитое волною тело.
— Эвон что! — тихо промолвил Митрий. — Утопленник.
Все трое перекрестились.
— Посмотрим? — Подойдя ближе к лежащему лицом вниз трупу, Иван оглянулся на приятелей. — Вдруг да живой?
Прохор опасливо повел плечом:
— Ага, живой, как же!
— И все же посмотрим!
Иван наклонился и с помощью подбежавшего Митьки перевернул тело. Так и оказалось — утопленник, и пролежавший в воде уже несколько дней, — кожа размякла, набухла, а лицо было объедено рыбами. Белобрысые волосы лениво покачивались набежавшей волной.
— Одежка немецкая, простая, — задумчиво произнес Иван. — Полукафтан, пояс… Оба-на! А кафтан-то на груди разрезан! Прямо под сердцем. Кровь, правда, вода вымыла — но, видать, хорошо саданули кинжалом. И даже кошель не сняли… Ну-ка, посмотрим.
Немного повозившись, юноша вытащил из кошеля утопленника несколько серебряных монет, средь которых оказалась и пара больших — талеров.