— Мадам… ой… Мадемуазель, вы, кажется, потеряли одну вещь… — Иван вошел в лавку и покраснел.
— Что? — Девушка в бирюзовом платье обернулась. Действительно — красавица! И очень юна. — Ах, это…
Взяв платок двумя пальцами, как показалось Ивану, небрежно, кивнула и отвернулась. Юноша постоял еще немного, переминаясь с ноги на ногу, но, больше ничего не дождавшись, вышел из лавки на улицу.
— Ну, как? — нетерпеливо осведомился Жан-Поль.
Иван лишь пожал плечами.
— Так она тебе понравилась? А?
— Гм… Скорее всего — да.
— Ну и наверняка ты ей.
— А вот в этом я совсем не уверен…
— Слушай, Иван! Не будь деревенщиной — платки даром не падают.
— Так, может, стоит подождать?
— О, нет! Как раз ждать и не следует — слишком уж это будет невежливо. Просто не торопясь пройдемся до Нотр-Дама.
— И что?
— Увидишь. Поверь, я в таких делах человек опытный.
Они уже подходили к площади, когда позади раздался вдруг нежный голосок. Иван обернулся — служанка. Черноглазая, в белом чепце, с остренькой хитрой мордочкой.
— Месье дворянин?
— Да. — Иван улыбнулся.
— А где месье проживает?
Юноша назвал адрес.
— Цветочная улица? — уточнила служанка. — Та, что между Латинским кварталом и аббатством Святой Женевьевы?
— Да, именно там. Доходный дом господина Будена. Каменный, четырехэтажный — он там один такой.
— Знаю. Спасибо, месье.
Поклонившись, служанка убежала… И, кажется, где-то позади мелькнуло бирюзовое платье.
— Тебе следует ждать визита, — хохотнул нормандец.
— Визита? — Иван неожиданно ощутил испуг. — Неужели эта девушка — явно не из простых — явится в наши апартаменты? Нет, они, конечно, неплохи, но…
— Ох, Жан, друг мой. — Жан-Поль притворно вздохнул. — Не обижайся, но видно, что ты из глубокой провинции и рассуждаешь как замшелый провинциал! Скажи на милость, с чего ты взял, что прекрасная незнакомка нанесет тебе визит? Конечно же, она пошлет за тобой служанку! Как вовремя мы купили тебе кружевной воротник — сразу видно столичного человека. Гм… — Нормандец вдруг замолчал, задумался, искоса посматривая на приятеля. — Плащик у тебя, конечно, тот еще… но покупать новый и дорогой ни к чему, плащ попросим у Мелиссье, ну, ты его знаешь, ларошелец, что снимает комнату этажом ниже.
— А, Рене! — кивнул Иван. — Приятель нашего Митрия.
— Да-да, Рене Мелиссье дружит с Мити. — Как и все студенты, Жан-Поль довольно смешно называл Митьку — Мити, с ударением на последний слог. — Тем более — не откажет! Этот Мелиссье — хороший парень, несмотря на то что гугенот.
— Ты не любишь гугенотов, Жан-Поль, — негромко констатировал факт Иван. — А ведь ваш король Анри еще лет шесть назад подписал эдикт в Нанте…
— Да-да, — недовольно прервал нормандец. — Подписал. Так было нужно ради единства страны и прекращения гражданских войн. И какое же единство он получил?! — По всему чувствовалось, что своими словами Иван задел приятеля за живое. — У гугенотов осталось двести крепостей! Двести! Они пользуются привилегиями, налоговыми льготами и у себя на юге и юго-западе, по сути, творят, что хотят. Так что у нас теперь две Франции, Иван. Одна — добрых католиков и другая — гугенотская.
Жан-Поль немного помолчал и продолжил:
— Я, конечно, не истовый католик… грешен. Но что касается любви или нелюбви к гугенотам… Знаешь, Иван, мне было десять лет, когда гугеноты ворвались в наш городок. Осквернили и разрушили церковь, убили кюре… да много чего творили… До сих пор в дрожь бросает от всех этих мерзостей.
— Понимаю, — тихо отозвался Иван. — Но ведь ты сам только что сказал, что Рене — неплохой парень. А ведь он гугенот!
— Да — Рене неплохой парень. — Жан-Поль согласно кивнул и — уже шепотом — добавил: — Только он был бы еще лучше, если б сменил гугенотскую веру на католическую.
Таверна хромого Ферми, что на улице Зеленщиков, неподалеку от моста Шанж, и впрямь оказалась на удивление уютной и недорогой. Заказав под вино парочку жирных каплунов, друзья уселись за стол и в ожидании заказа неспешно потягивали сидр из больших деревянных кружек.
— Как Париж? — неожиданно поинтересовался Жан-Поль. — Нравится?
— Красивый город. Особенно — Нотр-Дам, Сите, Ратуша.
— О! Видел бы ты Нормандию! Море, рыбацкие лодки, вечнозеленые поля с пасущимися тучными стадами, вязовые и буковые рощицы, желтые гнезда омелы.
— Ну, омелы везде у вас много. И вот насчет красоты…
— Постой-ка, Иван. Можно тебя кое о чем попросить?
По тому, как нормандец прикусил губу, по прищуру глаз Иван понял, что просьба окажется непростой. Тем не менее готов был выслушать.
— Видишь ли, Жан… — Жан — так обычно здесь называли Ивана, и только близкие друзья правильно выговаривали имя. — Что ты делаешь в субботу, в день святого Матиаса?
— В субботу? — Иван почесал затылок. — Еще не знаю. А что?
— Не согласился бы ты вместе со своим другом Прохором постоять некоторое время у дверей одного дома в Сите близ Нотр-Дама. Видишь ли, я хотел бы проучить одного наглеца…
— И ты просишь в этом о помощи?!
— О, нет, нет: если б можно было проткнуть его шпагой — я бы вас ни о чем не просил. — Жан-Поль натянуто улыбнулся. — Сей наглец — подлого звания, но он оскорбил меня… А я ведь неплохо дерусь… Но боюсь, как бы не помешали стражники.
— Стражники?
— Да, вот бы вы с Прохором устроили там, у дома, хорошую свалку сразу же после мессы. Недолго, но мне бы вполне хватило этого времени. А?
— Ну и просьба у тебя! — Иван покачал головой. — Драку какую-то устроить. Что ж, дело нехитрое. Поговорю с Прохором — уж тот согласится поразмять кулаки, тут и думать нечего.
— Да, Прохор отличный боец! Как-то показал мне пару ударов.
— Нас с Митькой тоже учил. Одно слово — кулачник.
— Так, значит, поможете?
— Да поможем, чего там…
— Эй, трактирщик! Как там наши каплуны?
Каплун оказался вкусным, как и вино, и Иван отдал должное местной кухне. Жан-Поль что-то говорил, смеялся, махал рукой знакомым; Иван его не особо слушал, жевал молча — думал. Вообще, кажется, нормандцу можно было доверять. Они все подружились за зиму: те, кто квартировал в доме господина Будена. А все началось еще в октябре, когда приехали и королевской волею определились в университет. В университет-то определились, а вот с жильем оказалось хуже. Можно было бы, конечно, снять недорогой пансион, но все упиралось в деньги — а их приходилось экономить, ведь было неизвестно, как долго ребятам придется прожить во Франции. Кто-то из братьев-студентов посоветовал поискать небольшие апартаменты в доходных домах, и тут нарисовался Жан-Поль, у которого как раз имелся на примете подобный домишко, вернее — апартаменты. Господин Буден с охотой сдавал студентам комнаты на двух верхних этажах, правда, на одного цена — полсу в день — выходила все ж таки дороговатой, а вот если поделить на двоих…
В общем, Жан-Поль уговорил. И ребята о том не пожалели — апартаменты у господина Будена в самом деле оказались славными. Уютные комнатки с цветами, ширмами и двумя деревянными кроватями — почти совсем без клопов! — а после полудня в распахнутые ставни вовсю светило солнце.
Одну комнатку заняли Прохор с Митькой, другую, соседнюю, — Иван и Жан-Поль. Столовались все вчетвером, ну и языковая практика была богатой. Нормандец поначалу смеялся над выговором новых друзей, но потом ничего, привык и даже похваливал иногда Ивана, приговаривая: «bien», «bien», «tres bien».
Вообще, занятный оказался тип, этот Жан-Поль д’Эвре. Потомок разорившегося дворянского рода — из так называемых «людей шпаги», — он, будучи парнем храбрым, оказался к тому же и весьма неглуп, здраво рассудив, что искать богатств на королевской службе без покровителей — дело долгое и, можно даже сказать, гиблое. От махания шпагой на поле брани богаче не станешь — да и крупных войн король Генрих сейчас не вел, так, одни мелкие стычки, в которых не добудешь ни богатства, ни особой славы. Другое дело — взять в свои руки какую-нибудь государственную должность, скажем, прокурора или начальника канцелярии провинции. Уж тут и почет, и деньги. Превратиться, так сказать, из «дворянина шпаги» в «дворянина мантии», как называли богатых буржуа, покупавших придворные должности, земли, дворянство. Правда, таких «выскочек» истинные аристократы презирали… что ничуть не трогало хитрого нормандца. Как он любил говорить:
— Из окон собственного особняка легко плевать на любое презрение!
Такой вот не совсем типичный был дворянин. Денег на покупку любой, даже самой маленькой должности у Жан-Поля, естественно, не было — приходилось искать обходные пути. И такой путь он нашел — учеба на юридическом факультете Сорбонны. Надо сказать, это был неплохой выбор. Правда, каким образом он скопил на учебу деньги — нормандец умалчивал, впрочем, на эту тему его особо и не расспрашивали. Не хочет человек говорить — не надо, мало ли у кого какие тайны имеются? Вон, хоть те же Прохор с Митькой — по сути, беглые тяглые людишки Тихвинского Богородичного монастыря!
— Ну, так не забудешь про день святого Матиаса? — еще раз спросил Жан-Поль, заедая вино овечьим сыром. — Ведь скоро уже.
— Да не забуду, — хохотнул Иван. — Правда, надо еще с Прохором поговорить. Ну, уж тот не откажет. Ему драку устроить — в радость. Поди, соскучился по кулачным боям. В Тихвине-то частенько стенка на стенку сходился.
— Тик-вин? — переспросил нормандец.
— Это его родной… эээ… не вилль — город… посад… Как же по-вашему — посад? А, пусть будет — «город». Послушай-ка, Жан-Поль, а ты бывал в Алансоне?
— Бывал, конечно. Ведь это очень близко от моих родных мест.
— Там есть королевские оружейные мануфактуры, хотелось бы их посмотреть. Так, из чистого любопытства.
Жан-Поль хохотнул:
— Хочешь — посмотришь! Съездим в июле. Мне и самому хочется, давненько уже не был на родине.
— Ну и славно, — подвел итог Иван. — А Прохора я уговорю, ты не сомневайся.