— Это верно! — улыбнулся Митрий. — Я спущусь к булочнику? А то что-то так есть хочется, аж просто выпить нечего!
— Ну, вино мы найдем! — расхохотался Иван. — У Жан-Поля был где-то заныкан кувшинчик. А за едой, изволь, сходи… Вот тебе деньги.
— Ого! — Отрок подкинул на ладони большую серебряную монету. — Откель серебришко?
— Ртищева подарок. Не на баловство — на дело.
— Оно понятно, что на дело, — несколько обиделся Митька. — Спаси Бог Андрея Петровича. Так я пошел?
— Давай. Смотри только, недолго.
Махнув рукой, Митрий умчался. Слетел по лестнице чуть ли не вниз головой и, выскочив на улицу, едва не сбил с ног человека с неприметным лицом и пристальным взглядом. На ходу извинившись, бросился к булочнику, рядом, через улицу. Подбежав, заколотил кулаками в ставни:
— Месье Периго, месье Периго!
— Кого там черти принесли?
— Это я — Ми-ти, дядюшка Периго! Хочу вернуть вам вчерашний долг и еще кой-чего прикупить.
— Ми-ти? Долг, говоришь, отдать?
Ставни вдруг резко распахнулись, едва не зашибив отрока, хорошо — тот вовремя отскочил в сторону.
— Ну? — высунулся на улицу вислоусый булочник Периго, торговавший кроме булок еще и всякой прочей снедью. — А, вот он ты, Мити. Ну, иди к дверям, открою.
Митрий послушно подошел к обитой железными полосками двери.
— Заходи, Мити! — Булочник тут же захлопнул дверь, едва посетитель успел войти.
— Шляется тут какой-то черт целый вечер, — пояснил месье Периго. — Все выглядывает, вынюхивает, выспрашивает чего-то.
— А, — отсчитывая долг, безразлично промолвил Митрий. — И про кого выспрашивает?
— Да не бойся, не про тебя, — хрипло расхохотался булочник. — Вынюхивал тут про одного молодого нормандского дворянина, дескать, не живет ли такой где-нибудь поблизости?
— Вот как? — насторожился отрок. — И что, вызнал? Вы-то ему что сказали, дядюшка Периго?
— А ничего не сказал, — буркнул булочник. — Отмахнулся и все… Ветчины взвесить?
— Угу… И еще творогу!
— Творогу ему на ночь глядя… Я-то знаю, кем тот хлыщ интересовался — каким-то раненым. А кто у нас ранен? Жан-Поль! Кто Жан-Поля не знает? Какого-нибудь важного черта пришиб на дуэли — вот и ищут теперь. Сказать по правде, — месье Периго наклонился к самому уху Митьки, — я бы на месте Жан-Поля сбежал от греха куда-нибудь к аббатству Святой Женевьевы, там бы и поснимал жилье некоторое время, пока все уляжется. Ты-то его увидишь?
— Кого, Жан-Поля?
— Ну да, его.
— Увижу, как не увидеть? — задумчиво протянул Митрий. — И обязательно все ему передам. Вот вам денье за сведения, дядюшка Периго!
Хлопнув дверью, юноша выскочил на улицу и осмотрелся. Неприметного незнакомца поблизости не было.
— Ну, Жан-Поль, — на ходу прошептал Митька, — видать, и ты наследил где-то, видать, и ты…
Глава 5Тетушка
Со зла красавица решила,
Что дать мне следует урок,
И вот она, не чуя ног,
Спешит с доносом…
Иван проснулся от щебетания птиц. Поморщился — сквозь приоткрытые ставни прямо в глаза било солнце. Который сейчас час?! Может, уже дело к полудню?
— Эй. — Он потряс за плечо Митрия. — Просыпайтесь! Уже день!
— Не день, а всего-навсего раннее утро, — лениво отозвался Жан-Поль. — Слышите колокольчики? Гонят на пастбище стадо.
Иван прислушался — и впрямь…
Все четверо, включая Жан-Поля, находились сейчас на втором этаже небольшого постоялого двора, располагавшегося в деревушке Монфор-сюр-Рисль, что на полпути из Руана в Лизье. Славный город Руан друзья облазили весь, но никаких неприступных аббатств, увы, не обнаружили, те, что имелись, выглядели вполне мирно, можно даже сказать — тривиально, и зубчатые стены имели скорее для красоты, нежели для обороны. Распахнутые настежь ворота, обширные цветники — красиво, конечно, жили руанские монахи, да и сам город путникам показался красивым, только вот задерживаться в нем лишний день времени не было.
Митька, правда, как раз предложил задержаться и «все тщательно обследовать» — а вдруг повезет? Вдруг грамоты спрятаны именно здесь? Иван лишь покачал головой, напомнив, что Ртищев говорил о каком-то весьма отдаленном аббатстве, а вовсе не о тех, что располагались почти посреди крупного города. Рассудив таким образом, решили больше не задерживаться и ехать до Кана, тоже крупного города, правда, по словам Жан-Поля, гораздо меньшего, чем Руан.
Естественно, нормандца в тайну поисков не посвящали, использовали «втемную», тем более к этому имелся хороший повод — получилось, что именно Жан-Полю нужно было срочно убираться из Парижа. А куда? Конечно, на малую родину. Ну и Иван с компанией, конечно же, напросились в спутники — мол, им так удобней добираться в Россию: сесть в каком-нибудь маленьком порту на корабль и… Хиленькая, конечно, версия, но нормандец в подробности не вдавался вообще, наоборот, ужасно обрадовался неожиданным спутникам.
— Только мы бы хотели осмотреть по пути некоторые монастыри, — заранее предупредил Иван. — Видишь ли, Жан-Поль, по возвращению нам нужно будет написать подробный отчет о какой-нибудь из французских провинций. Думаю, Нормандия с ее древними городами и храмами как раз подойдет.
Нормандец аж подскочил:
— Это просто здорово, парни! Вы сделали верный выбор, о котором не пожалеете, клянусь святым Клером!
— Кем-кем клянешься? — не удержавшись, переспросил дотошный Митрий. — Что-то не слыхал я про такого святого.
— Потому и не слыхал, что святой Клер — это наш, нормандский святой, местный. Неподалеку от Кана есть старинная церковь, куда, по преданию, явился святой, неся под мышкой собственную отрубленную голову.
— Свят-свят-свят, страсти-то какие. — Митька мелко перекрестился. — А что, в самом Кане монастыри есть?
Жан-Поль улыбнулся:
— Есть, как не быть! Целых два аббатства — мужское и женское.
— А они хорошо укреплены?
— Хм… Думаю, достаточно хорошо, по крайней мере стены там толстые, почти такие ж, как и у крепости.
— А можно ли считать, что Кан — весьма отдаленное место?
Нормандец почесал затылок:
— Отдаленное? Ну, наверное, да. Кан — почти на самом берегу моря, вернее, пролива — Манша, — и до Англии от него куда ближе, нежели до Парижа. Именно в Кане похоронен Гийом Ле Конкеран — нормандский герцог, правивший Англией под именем Вильгельма Завоевателя!
— Славно, вот славно, — потер руки Митрий. — Верно, Иване?
Вот так, вчетвером, и поехали в этот самый Кан. Сначала плыли на барке до Руана, а уж потом, по совету Жан-Поля, приобрели лошадей и отправились в Кан посуху.
— Конечно, морем было бы быстрее, — садясь в седло, задумчиво пробормотал нормандец. — Но сушей — куда безопаснее.
— Безопаснее? — хохотнул Иван. — Что, лихие людишки в лесах повывелись?
— Лесов мало, — серьезно ответил Жан-Поль. — И места кругом людные. Иное дело — море. Да, мы могли бы спуститься на барке по Сене вниз, до Онфлера, а там сесть на какой-нибудь корабль — добраться до Уистреама, городка, деревушки даже, откуда до Кана рукой подать. Но… Слишком уж разбойничий городок этот Онфлер, и про тамошних морячков разные нехорошие слухи ходят не зря. Так что лучше по суше. Смотрите: верхом день пути до Лизье — ну, пусть полтора, — и от Лизье до Кана — еще столько же, ну, чуть больше. За три дня уж всяко будем!
— Значит, в Кане точно имеется укрепленное и отдаленное аббатство?
— Да имеется, говорю вам. Аж целых два.
Жан-Поль сел на ложе, стряхивая прилипшую к волосам и одежде солому. На ней, на соломе, и спали — чай, не Париж, белья с пуховыми перинами нет. И тем не менее хорошо выспались, может, потому, что устали за день, а может, как раз в соломе дело — уж больно духовитая попалась, видать, нового укоса.
Иван понюхал соломину — ну да, мятой пахнет. А вот та — чабрецом.
— Ты прям как лошадь, Иван, — засмеялся нормандец. — Может, еще на вкус попробуешь?
— Все хочу спросить тебя, Жан-Поль. — Юноша улыбнулся. — Что ты собираешься делать в Кане? Ведь, насколько мне известно, близких родичей у тебя там нет, а дальние явно не обрадуются бедному родственнику.
— Это уж точно, не обрадуются, — зло ухмыльнулся нормандец. — Да я к ним и не пойду… Так, есть одна задумка. Поможете?
— Деньгами или чем еще?
— Деньгами, конечно, да… Нужно не так уж и много. Главное — все рассчитать. Мы ведь с тобой, дружище Иван, не зря штудировали экономику и финансы! Мозгами поможешь?
Иван расхохотался:
— Вот мозгами — точно! Нет, определенно их пора будить. Эй, Прохор, Митря! Кончай ночевать, в дорогу пора!
Неохотно заворочавшись, парни продрали глаза:
— Что, уже утро?
— Утро, утро, вставайте… День уже!
Расплатившись с хозяином, путники попили вчерашнего молока и, оседлав лошадей, продолжили свой вояж. Утро выдалось славное — теплое, солнечное, пахнущее клевером и иван-чаем. По обеим сторонам неширокой дороги тянулись засеянные пшеницей поля, то и дело перемежаемые ярко-зелеными лугами с пасущимися овцами и коровами. Частенько попадались деревни в пять, шесть, а то и десяток домов, по русским меркам — большие. Беленые, крытые красной черепицей дома, церковь с остроконечным шпилем, ближе к околице — какие-то чумазые, совсем уж бедняцкие хижины, в которых, кажется, и не зайти-то никак, а если уж зашел, то не выпрямишься.
— Как же они там живут? — вдруг озаботился Митрий. — Словно кроты в норах. Неужели боярину за своих людишек не стыдно?
— О. — Махнув рукой, Жан-Поль усмехнулся. — Все эти крестьяне — свободные люди, сами по себе, ничьи. А вот земля принадлежит господину — извольте платить оброк!
— Как у нас, — с грустью покачал головой Митрий.
— Нет, Митя, — повернувшись в седле, вмешался в беседу Иван. — У нас беглецам ноздри рвут, а здесь… иди куда хочешь. Так, Жан-Поль?