— Добрый вечер, господин маркиз! — раскланялся Иван. — Шел мимо, смотрю — вы. Как поживаете?
— О, месье Жан? Как там Жан-Поль, не объявился еще?
— Да нет, знаете ли.
— Объявится, всенепременно объявится.
— Ваши бы слова… Может, пропустим по бокалу вина?
— Хорошая мысль! Мы как раз тоже собрались. Идемте же, Жан. Ваши друзья — с нами?
— А как же, а как же, маркиз! Провести вечер в обществе веселого и остроумного человека — что может быть лучше?
Всей компанией — шумной, молодой и задиристой — завалили в расположенный неподалеку кабачок «У моста».
— Вина! — едва войдя, закричал маркиз. — На всех! И — самого лучшего.
— Есть красное бордосское, принести?
— Тащи, тащи, трактирщик! Да не забудь про закуску — спаржу, сыр, салат!
Выпили, пошла беседа — если было можно так назвать поднявшийся всеобщий гвалт, впрочем частенько прерываемый тостами за здоровье маркиза.
Улучив момент, Иван подсел к нему ближе и завел разговор о судейских чиновниках, пожаловавшись на произвол, который они творят, не считаясь ни с титулом, ни с древностью рода.
— Вот-вот, совсем обнаглели! — с азартом поддержал тему де Полиньяк. — Совсем краев не видят, сволочи. Так они и тебя успели достать, дружище?
— Ничего. — Иван сжал кулаки. — Я тоже их скоро достану, есть одна задумка.
— Ну-ка, ну-ка? — Маркиз явно заинтересовался. — Признаться, и я всю жизнь мечтал насолить судейским.
Ага, мечтал, как же! — про себя усмехнулся Иван. Говори, говори… Судя по содержанию письма, ты сейчас еще и не такие песни петь будешь!
— Вот что. — Он со всей серьезностью посмотрел на маркиза. — Послезавтра, в пятницу, насоливший мне помощник парижского бальи уезжает восвояси. Не один — везет преступника, какую-то важную птицу. Вот бы устроить так, чтоб эта птичка вылетела из клетки! Тогда уж судейскому — полный каюк! Не будет больше ни наглеть, ни допекать солидных людей разными гнусными вопросами.
— Хорошая идея, клянусь святым Николаем! — с жаром поддержал де Полиньяк. — Только вот как ее выполнить? Не хотелось бы стрелять в стражников — это уже чистым разбоем попахивает.
— А стрелять ни в кого и не надо! Слушай сюда… Есть у тебя знакомые продажные девки?
Судейский чиновник месье Ален Дюпре, сидя на облучке рядом с возницей, предвкушал будущую победу. Да-да, победу, ибо только он один — один! — смог ухватить ниточку заговора, ведущего страшно подумать куда! Тюремная карета — вполне надежный приземистый экипаж на стальных осях — неторопливо переваливалась на ухабах. Впереди скакали шестеро всадников из ордонансной королевской роты и столько же ехало позади, вдыхая поднимавшуюся из-под колес и копыт дорожную пыль. Жарко. Проклятое солнце. И проклятая пыль.
— Н-но, милые. — Возница подогнал лошадей.
— Быстрее, — приказал Дюпре. — Мы должны быть в Лизье затемно.
— Будем, господин помощник лейтенанта. Н‑но!
Скакавшие впереди всадники удалились от кареты на вполне приличное расстояние, но командовавший ими капрал, оглянувшись, велел придержать коней.
— Чего встали? — когда карета подъехала ближе, недовольно осведомился судейский.
Капрал весело блеснул зубами:
— Думаю, не слишком ли быстро едут мои парни?
— Нет, не быстро, — отмахнулся Дюпре. — Держитесь лишь на дистанции видимости. И повнимательней поглядывайте по сторонам. От местных уродов можно всего ожидать.
— Слушаюсь, господин помощник.
Почтительно кивнув, капрал махнул своим, и охранники быстро умчались вперед, подняв тучу пыли. Собственно, пыль-то и являлась основной причиной недовольства Дюпре — что за радость скрипеть ею на зубах? Поехал бы впереди, да вот беда, не слишком-то умело судейский держался в седле — боялся насмешек. Потому и притулился тут, на облучке вместе с возницей, якобы в целях наилучшей охраны преступника. Не простой был преступник — ниточка! Обращаться с ним следовало вежливо, во-первых — дворянин, а во-вторых — кто знает, как оно еще все там, в Париже, обернется? Разрешит ли государь подвергнуть преступника пыткам? Или просто сгноит в казематах какой‑нибудь крепости от греха подальше, а то и вообще отпустит, решив проявить показную милость. С таким государем, как славный король Анри, всего можно ожидать. Говорят, этот бывший гугенот несколько раз менял веру! «Париж стоит мессы!» — не зря ведь приписывают ему эти слова. О, святой Николай! Устрашившись собственных мыслей, чиновник перекрестился на шпиль деревенской колокольни.
Дорога тянулась посреди ровной изумрудно-зеленой равнины, с тучными пастбищами и полями, засеянными пшеницей и люцерной. Повсюду, насколько хватало глаз, виднелись разноцветные цветы — нежно-синие колокольчики, васильки, фиалки и — почти повсеместно — желтые одуванчики и пылающе-красные маки. Пейзаж успокаивал — уж в этой-то пасторали трудно было себе представить таящихся в засаде разбойников. Да и негде им таиться было — кругом поля, луга да резкие полоски вязов. Правда, впереди, примерно в двух лье, синел небольшой лесок — как раз в нем-то и скрылись передовые всадники охраны. Ну и правильно, нечего тут пылить перед самым носом!
Капрал — дядюшка Оноре, как звали его солдаты, — несколько приотстал по причине насквозь житейского свойства: заворотив в подходящие кусты коня, спешился, развязал гульфик…
И тут же услышал нарастающий топот копыт — видать, возвращался кто-то из своих. Тьфу ты, черт! Неужто случилось что?
— Ну? — Застегнув штаны, капрал хмуро взглянул на солдата. — Что там у вас, Франсуа?
— Осмелюсь доложить — девки, господин капрал.
— Девки? — Капрал распушил усы. — И чего они делают?
— Осмелюсь доложить, косят сено. Наши там все стоят.
— А чего стоят, девок не видели?
— Так они того, господин капрал. Осмелюсь доложить — голые.
Дядюшка Оноре удивленно вскинул глаза:
— То есть как — голые?
— Да так, как есть, безо всякой одежки. Там, рядом с лугом, река, девки-то, видать, в ней и купаются — жарко ведь. Ну и чтоб по сто раз на день одежку на себя не натягивать…
Капрал уже не слушал, вмиг вскочив в седло.
И в самом деле на лугу оказались девки. Правда, в одежде — рубахах да подоткнутых юбках, обманул Франсуа, стервец! Девки уже не косили траву, а, похоже, любезничали с солдатами. Нет, это безобразие, по уставу надо было срочно прекращать!
— А ну, разойтись! Немедленно по коням, мать вашу!
— Ого! — Девчонки дружно засмеялись. — Это и есть ваш строгий капрал? Не поможете ли нам вытащить из болотца телегу? Застряла, и ни туда, ни сюда.
— Мы при исполнении!
— Да это ж быстро! Во-он телега-то, рядом, — показала одна из девчонок — а все они, как на подбор, были красивыми, аппетитными и такими… разбитными, что ли. В груди капрала приятно колыхнулось какое-то чувство. Вообще-то карета сюда доберется не так уж и быстро. Так что время есть…
— Гм… — Капрал подкрутил усы. — Ладно, разрешаю помочь! Но только быстро.
— Вот спасибо! — обрадованно загалдели девушки — одна другой краше. Особенно одна — объемистая, дородная, с необъятной грудью. — А мы вас за это угостим сидром.
— А вот за сидр спасибо. — Дядюшка Оноре улыбнулся, глядя, как его солдаты споро вытаскивают застрявшую в болотной жиже телегу. — В самый раз по такой-то жаре.
— Пейте, господин военный! — Та самая, большегрудая, протянула капралу кувшин.
Дядюшка Оноре спешился; не торопясь, напился:
— Вкусный у тебя сидр, красавица! Жаль, быстро кончился.
— Хотите еще, господин военный? — улыбнулась девица. Ух, и грудь же у нее! Так и выпирает из-под рубахи! — Пойдемте, у нас там, за кустами, — бочка.
— Пойдем…
Покрутив усы, дядюшка Оноре направился вслед за грудастой красоткой. Впрочем, у нее не только грудь, у нее и все прочие стати были ничуть не хуже. Так и тянуло ущипнуть! Особенно когда дева нагнулась.
Капрал с шумом выдохнул.
— Ого, — обернувшись, лукаво подмигнула красотка. — Какой вы мужичина!
— Какой же?
— Прямо ох! А у нас в деревне, как назло, и мужиков-то почти нет. Тем более таких…
Дядюшка Оноре и не вспомнил, кто из них первым полез с поцелуями — он или девица? Да и некогда было вспоминать — уж больно место оказалось удобным: тихо, укромно, вокруг зеленые такие кусточки…
— Тебя как звать-то? — с придыханием спросил капрал, задирая красотке юбку.
Та не ответила, лишь призывно подалась всем горячим телом…
Тем временем, пока капрал обнимался в кустах с грудастой, его подчиненные мигом вытащили телегу.
— Ой, — дружно захохотали девчонки. — Какие вы теперь грязные! Вот что — а пошли на речку, вымоетесь?
— Пожалуй, пойдем! — подмигнул Франсуа. — Только — чур, и вы с нами.
— А запросто!
И все со смехом понеслись по поляне, на ходу сбрасывая одежду…
Примерно то же самое произошло и с арьергардом, мигом ставшим добровольным пленником девиц, ну а с главным персонажами — месье Дюпре и Жан-Полем — картина была несколько иная, хотя и все равно подобная.
Просто, внезапно выскочив из кустов, набросились на карету красивые голые девки! Задастые, грудастые, с пухлыми от поцелуев губами. Месье Дюпре даже вскрикнуть не успел, как — оп! — оказался без штанов на траве, за кустами. И — сразу с тремя девицами! А две — прямо на козлах ублажали возницу. И никто не кричал, лишь сладострастно постанывал. Всем бы сдаваться такому врагу — давно бы все войны кончились и наступил бы тот самый золотой век, о котором говорят люди, именующие себя придворными историками.
Под весом вспрыгнувшего на подножку человека в маске колыхнулась карета. Распахнув дверцу, он заглянул внутрь.
— Жан-Поль! Ну, что ты сидишь, вылезай!
— Не могу, цепь…
— Цепь? Ах, ну да… Сейчас. Эй, Прохор!
Р-раз! Один рывок — и нет никакой цепи!
— Слава святому Николаю! Господи… Иван! Анри! Мить-ка! О, святой Клер…
— Благодари лучше Богородицу Тихвинскую! Где козел? Давайте побыстрее козла.
— Да он упирается.