Отряд «Сигма». Книги 7-14 — Джим Чайковски — страница 19 читать онлайн бесплатно

ОХОТНИЧЬИ УГОДЬЯ

ГЛАВА 32

3 июля, 13 часов 04 минуты

по восточному поясному времени

Вашингтон, округ Колумбия

Пейнтер ждал, когда разразится буря.

Он стоял в главном коридоре, на самом нижнем этаже своего командного пункта. Здесь хранились важнейшие секреты «Сигмы». Кроу ждал у дверей помещения, в которое за последние часов пять заходили всего несколько человек. Сердце сжималось от волнения, мышцы ныли, но он оставался на своем посту.

Чтобы успокоиться, надо хотя бы немного подвигаться, походить.

Прошли уже почти сутки с тех пор, как он последний раз слышал о Кэт и Лизе. И информация эта была крайней скудной — всего лишь нечеткое зернистое изображение с камеры у банкомата. И с тех пор — ни слова, ни знака.

Это разъедало его сердце и душу. Однако он должен был выполнять свой долг.

Вот в конце коридора остановился лифт, двери отворились. Первыми из кабины вышли два агента спецслужб. Оба оглядели Пейнтера с головы до пят. Затем один прошел дальше по коридору, второй остался и взмахом руки дал понять президенту Джеймсу Ганту, что тот может выйти из лифта.

За Гантом последовали еще двое агентов. В той же компании находился и генерал Меткалф.

— Сюда, сэр, прошу вас.

Гант встретился взглядом с Пейнтером. Серые его глаза потемнели от гнева. Ярость читалась не только в них, но и в каждом жесте, лицо раскраснелось; даже походка была какой-то сердитой. Пейнтер надеялся, что ему удастся вымолвить хотя бы два слова перед тем, как начнется порка. Но он был почти уверен, что ему тотчас же велят заткнуться. Однако рискнуть все же стоило.

Судьба всей страны зависела от следующих пяти минут.

Пресс-службу заверили, что президент назначил частную встречу с директором Смитсоновского института. Даже сам Гант считал, что находится здесь по настоянию Меткалфа — тот уговорил его выслушать Пейнтера, который станет умолять сохранить «Сигму». И президент согласился прийти сюда лишь после длительных и напряженных переговоров с Меткалфом в приватной обстановке. Генералу понадобились весь его политический опыт и красноречие, чтобы убедить главнокомандующего уделить Пейнтеру пять минут.

Отмеряя последние шаги, Гант демонстративно взглянул на наручные часы.

Время пошло.

— Это уступка с моей стороны, — произнес президент с тягучим каролинским акцентом. — И я пошел на нее лишь в знак уважения к долгой и безупречной службе генерала Меткалфа. Это единственная причина, по которой я здесь. И это последняя любезность по отношению к вам, больше не ждите.

— Понял, господин президент.

Гант сжал руку в кулак.

— Так что валяйте, говорите, и покончим с этим.

Но тут Пейнтер вдруг обратился к Меткалфу:

— А как же агенты спецслужбы?

— Проверенные люди, — ответил Меткалф. — Все четверо. Они вам еще пригодятся, вот увидите.

Гант недоуменно переводил взгляд с Пейнтера на Меткалфа.

— Пригодятся для чего?

Пейнтер отступил на шаг.

— Прежде чем начать, господин президент, позвольте показать вам кое-что.

Он развернулся и подошел к двери. Один из агентов следовал за ним по пятам. Пейнтер отворил дверь и жестом пригласил агента войти и проверить помещение. Тот вскоре вышел, и лицо его было бледно как полотно.

— Чисто, — сказал агент и посторонился.

Пейнтер придержал дверь и кивнул Ганту. Тот сердито нахмурился, поправил галстук и вошел. За ним последовал Пейнтер. Следом за ним — еще один агент, двое остались ждать в коридоре.

Гант деревянным шагом вошел в больничную палату. Остановился у постели — спина по-прежнему прямая как палка, — затем вдруг рухнул на колени и уткнулся лбом в матрас. Плечи его содрогались. Он рыдал.

— Моя девочка… — пробормотал он. — Она жива!..

Аманда Гант-Беннет неподвижно лежала на кровати, находясь под воздействием снотворных. На ней был голубой больничный халат в цветочек. Ей делали внутривенное вливание, вводили физиологический раствор с антибиотиками. Рядом располагались приборы с мониторами, следившие за пульсом, кровяным давлением, насыщением кислородом легких. На голове у Аманды была шапочка, под ней — повязка, прикрывающая рану, оставшуюся после операции. Нейрохирург умело удалил сверло, введенное в череп. Затем в образовавшееся отверстие была вставлена дренажная трубка — какое-то время рана для лучшего заживления должна была оставаться незашитой. Результаты сканирования показали, что инструмент проник в верхнюю сагиттальную пазуху через лобную часть черепа, но кора головного мозга при этом не пострадала. Еще одна травма в виде небольшой постоперационной гематомы опасности не представляла. Гематома должна была рассосаться сама по себе. Полный покой и немного времени — и Аманда полностью поправится.

В комнате находились еще двое — нейрохирург Аманды и Такер Уэйн. Эти мужчины ни на шаг не отходили от дочери президента последние пять часов, с тех пор, как ее доставили сюда. Ее путь домой, в Соединенные Штаты, оказался непростым. Поначалу Джек Киркленд перевез Аманду на «Фантом», медицинский персонал судна стабилизировал ее состояние и подготовил к дальнейшему путешествию в Абу-Даби. Когда она оказалась там, Пейнтер попросил помощи у человека, которому доверял, который к тому же оказался весьма влиятельной персоной в этом регионе. То была нефтяная баронесса леди Кара Кенингстон. Именно она организовывала перелет Аманды в США на частном самолете, пока Пейнтер готовил фальшивые документы.

Только самые приближенные люди Кроу знали, что дочь президента все еще жива. До настоящего момента.

Гант, все еще стоя на коленях, обернулся.

— Как?..

В этом одном коротком слове заключалось так много вопросов.

— Мне понадобится больше пяти минут, — сказал Пейнтер.

И он рассказал президенту все, не упустив ни одной детали. Слушая его, Гант поднялся на ноги. Они перешли в расположенный рядом небольшой медицинский кабинет — отец не хотел отходить далеко от дочери.

Выслушав историю спасения Аманды, Гант пожал руку Такеру.

— Спасибо тебе, сынок.

Такер сдержанно кивнул:

— Это была честь для меня, сэр.

— Хотелось бы как-нибудь познакомиться с этой твоей собачкой.

— Думаю, можно устроить, сэр.

Затем Пейнтер перешел к самой сути истории похищения Аманды. К сожалению, здесь было больше вопросов, чем ответов.

— И все же я не понимаю, — пробормотал Гант, — зачем им понадобился мой внук?

— Мы до сих пор пытаемся разобраться. Время от времени Аманда приходила в себя, и я смог задать ей несколько вопросов. И получил ответы.

— Говорите, — попросил его Гант.

Он присел на край стола, так как был слишком потрясен услышанным, и его колени подгибались от волнения. Пейнтер остался стоять.

— Ваша дочь получила через курьера посылку, отправитель которой остался неизвестным. Там лежали поддельные паспорта и записка с предупреждением о том, что ребенок ее в опасности и ей надо бежать. Там были и другие документы. Медицинские справки, факсы, лабораторные отчеты… Словом, достаточно, чтобы убедить вашу дочь исчезнуть из страны и попытаться защитить своего ребенка. Автор записки также предупреждал о том, чтобы она никому ничего не рассказывала, даже членам семьи. И никому не доверяла.

— Но почему? — Лицо Ганта выражало недоверие и страх одновременно. Глаза его потемнели от гнева, и было ясно, что он вот-вот взорвется.

— Кому-то очень нужен этот ребенок. Полагаю, ваш внук стал продуктом некоего генетического эксперимента. Частью глобального исследовательского проекта, рассчитанного на десятилетия, если не больше. Включающего опыты над людьми.

Президент явно недоумевал.

— О каком эксперименте вы говорите?

— Пока не могу ответить со всей уверенностью. Нечто имеющее отношение к ДНК — это удалось подслушать Аманде. Но, опираясь на другие источники информации, я пришел к выводу, что эксперимент имеет отношение к генному инжинирингу, введению дополнительного белка в структуру ДНК. Возможно, ваш внук — первый в мире ребенок, в лице которого этот эксперимент удался.

Гант удрученно покачал головой.

— Но какова их конечная цель? Что они хотят сделать с моим внуком?

Пейнтер приберег худшее напоследок.

— Аманда считает, что они будут проводить эксперименты на вашем внуке. Или оставят его в живых… или же возьмут ткани… для более детального изучения.

Гант вскочил на ноги. Им владели гнев и страх одновременно.

— Что?! Как… кто, черт подери, эти ублюдки?

Пейнтер готовился ответить на этот вопрос, но куда больше его волновал другой.

Где они?

13 часов 42 минуты

Голубой хребет

Стетоскоп осторожно отняли от хрупкой груди новорожденного. На мониторе было видно крохотное сердце ребенка, оно слабо билось в грудной клетке. А кожа приобрела немного синюшный оттенок — это был признак кислородного голодания.

Доктор Эдвард Блейк объявил свой вердикт Петре:

— Очень слаб. И без того недоношенный, слишком малый вес; сохранить и вырастить, скорее всего, не удастся. — Он пожал плечами. — Или же тут сыграл свою роль стресс от транспортировки, отрицательно воздействовав на системы жизнедеятельности…

Петра тоже выразила свое разочарование — нахмурилась, поджала и без того тонкие губы. Здоровье и благополучие самого ребенка ее нисколько не волновали — они уже потеряли многих. Но после всех этих передряг в Сомали и Дубае им особенно хотелось преуспеть. А надежда эта таяла с каждым слабым вдохом и выдохом младенца.

Новорожденный находился в специальном инкубаторе с подогревом, лежал, укутанный в одеяльца. По вставленной в ноздрю канюле непрерывно поступал кислород. С помощью введенной в нос пластиковой трубочки в желудок можно было подавать медикаменты. Укрепленные на теле датчики позволяли следить за насыщением организма кислородом, за ритмом дыхания и сердцебиения, за кровяным давлением и температурой.

Эдвард покачал головой.

— Можно попробовать ввести периферийный катетер, затем использовать неинвазивную вспомогательную вентиляцию легких. Уж очень слабое у него дыхание.

Он должен найти способ стабилизировать состояние ребенка. Последние анализы ДНК показали значительное снижение ПНК в организме. Комплексы из тройных спиральных витков в жизненно важных тканях быстро разрушались. Но больше всего Эдварда беспокоило то, что он до сих пор не понимал, чем это обусловлено.

Одно из возможных объяснений — в организме ребенка происходит отторжение чужеродного белка, образующего тройную спираль. И, как следствие, ребенок заболевает, слабеет и может погибнуть.

Второе объяснение: ребенок не может выжить по вполне тривиальным причинам — слишком слабо развит, недоношен и прочее. И этот стресс, который испытывает его организм, спровоцировал вторичные метаболические процессы; началось разрушение тройных спиралей.

— Курица или яйцо? — спросил он младенца.

Может, тело твое слабеет от разрушения спирали?

Или же твой ослабленный организм губит тройные витки?

Скорее всего, комбинация этих двух факторов вызывает такой эффект.

Впрочем, не столь уж важно, какой из вариантов верен. Главное тут другое — им с Петрой грозят нешуточные неприятности. Организация не прощает провалов.

Эдвард окинул взглядом небольшое помещение без окон — палату, предоставленную им в этом тщательно охраняемом комплексе. На данный момент оборудование и условия не слишком соответствовали их целям. Исследования, проводимые в Берлоге, были предназначены в основном для военных целей — куда им до чудес, которые творились в подземных лабораториях Утопии…

Блейк оглядел квадратной формы палату, служившую ему временным убежищем и местом работы. Эвакуация с Утопии стала неожиданностью и проводилась второпях, у них было слишком мало времени, чтобы подготовиться. Многие ящики и коробки так и остались нераспакованными. Целое крыло в этом здании, предназначенное для устройства новой генетической лаборатории, пока пустовало. Несомненно, он, Эдвард, мог бы ее обустроить, но это займет время. А времени у ребенка не было.

Он снова взглянул на инкубатор.

По пути из Арабских Эмиратов стало ясно, что ребенок дестабилизирован. Эдвард распорядился, чтобы к его прибытию подготовили все необходимое для ухода за новорожденным, и малыша вместе с ним и Петрой срочно доставили сюда на вертолете. Но по мере того, как ребенок слабел, Блейк все больше осознавал печальное состояние дел. Одного оборудования недостаточно, а найти и вовремя доставить в эту охраняемую крепость опытный медицинский персонал оказалось невозможным. Особенно после того, что произошло на Ближнем Востоке и здесь, в Южной Каролине. Они потеряли там немало высококвалифицированных сотрудников.

Все неминуемо шло к тому, что придется нанимать штат со стороны. На это должно уйти какое-то время. А состояние ребенка оставалось критическим.

Проведение даже простейших предписанных процедур требовало не так уж много опытных сотрудников, но работать они должны были круглыми сутками.

— Нам нужды люди, — заключил Эдвард. — Опытные умелые руки. В данный момент я готов нанять хотя бы одного сотрудника, если он достаточно толков и работоспособен.

Петра кивнула в знак согласия.

— Я позвоню. Возможно, тот, кто нам нужен, уже здесь.

13 часов 45 минут

Доктор Лиза Каммингс расхаживала взад-вперед по камере. К завтраку на подносе она даже не притронулась. Ножка индейки и маленький пакетик «Доритос», чипсов по-мексикански. Не еда, а просто издевательство какое-то. Она оглядела камеру и в очередной раз пересекла ее по диагонали.

Ходить мешала боль в лодыжке после растяжения.

Стены из белого пластика, ни единого шва. Дверь из толстого полимерного стекла в стальной раме. Она прижалась щекой к стеклу, пытаясь разглядеть, что происходит за порогом камеры. Но ничего не увидела, кроме ряда точно таких же клетушек. И все они, похоже, пустовали.

Где же Кэт?

Беспокойство о ней просто снедало Лизу. И она снова принялась расхаживать по камере.

Обстановка здесь была весьма скудная — койка с матрасом из пенопласта да тумба из нержавеющей стали с раковиной. Единственный предмет роскоши — большой телевизор с плоским экраном, встроенный в стену. Но Лизе никак не удавалось избавиться от ощущения, что кто-то за ней наблюдает.

Или, возможно, это просто паранойя, мания преследования, побочное воздействие снотворных и успокаивающих, которыми ее накачали?

После того как их вчера остановили на дороге, четверо мужчин в штатском затащили женщин на борт вертолета. Связали Кэт и Лизу, затем ввели им внутримышечно какое-то лекарство. По режущей боли в глазах и онемению мышц ног Лиза догадалась, что то была какая-то разновидность кетамина.

Во время путешествия в себя она приходила всего раз — и поняла, что находится на заднем сиденье «Эксплорера». Кэт полулежала рядом с ней, тихо похрапывая, глаза закатились. Лиза была слишком слаба, чтобы двигаться, но все же извернулась, посмотрела в заднее окно. Мимо проплывали густые темные леса и скалистые обрывы, из чего она сделала вывод, что находятся они в горах. Лиза решила, что это горы Голубого хребта, но до конца уверена не была.

Потом она снова отключилась. Позже подумала, что, наверное, ей в какой-то момент сделали вторую инъекцию. На внутренней стороне руки остались две красные отметины от шприцев.

Лиза рассеянно рассматривала их через тонкую ткань халата. Кто-то раздел ее, а затем облачил в это бесформенное хлопчатобумажное одеяние, закрытое на спине. Надевалось оно через голову. Ей также выдали тапочки, не подходящий по размеру бюстгальтер и трусики. Вещи были чистые, но не новые. Кто-то носил их прежде — и при этой мысли она занервничала еще больше.

Что стало с теми людьми?

Внезапно телевизор загудел. Она уставилась на него. На экране возникло изображение небольшой больничной палаты. Прошли две фигуры в медицинском одеянии, все это очень походило по обстановке на НОИТ — неонатальное отделение интенсивной терапии.

А затем вдруг заговорил компьютерный голос — ровный, плоский, невыразительный:

— ДОКТОР ЛИЗА КАММИНГС, МЫ УЗНАЛИ, ЧТО У ВАС МЕДИЦИНСКОЕ ОБРАЗОВАНИЕ И ЧТО ВЫ ЯВЛЯЕТЕСЬ ДОКТОРОМ НАУК ПО ФИЗИОЛОГИИ. ЭТО ВЕРНО?

— Да, — осторожно ответила Лиза, не видя причин лгать. Естественно, что они узнали, кто она такая, возможно, нашли на нее данные по отпечаткам пальцев.

— ПОЛЕЗНОСТЬ ЯВЛЯЕТСЯ ЗДЕСЬ ДОБРОДЕТЕЛЬЮ, — холодно произнес голос. — У КАЖДОГО ДОЛЖНА БЫТЬ ЦЕЛЬ. А ПОТОМУ НАМ ХОТЕЛОСЬ БЫ, ЧТОБЫ ВЫ ПОМОГЛИ НАМ В ДИАГНОСТИРОВАНИИ И ЛЕЧЕНИИ НОВОРОЖДЕННОГО, КОТОРЫЙ НАХОДИТСЯ ЗДЕСЬ, В ОТДЕЛЕНИИ. В ДАННЫЙ МОМЕНТ У НАС НЕ ХВАТАЕТ ШТАТНЫХ СОТРУДНИКОВ, ОСОБЕННО ОПЫТНОГО МЕДПЕРСОНАЛА.

Лиза обдумала предложение и спросила:

— С какой это стати я должна вам помогать?

— НО РАЗВЕ СПАСЕНИЕ ЖИЗНИ РЕБЕНКА — НЕ ДОСТАТОЧНО БЛАГОРОДНАЯ ЦЕЛЬ? А ВОЗМОЖНО — И СПАСЕНИЕ ЖИЗНИ ПОДРУГИ.

Изображение исчезло, и на экране материализовалась в точности такая же камера, как у нее. Только стены там были темно-красные. Все равно что смотреть через окно в соседнюю комнату. Впрочем, она могла находиться где угодно, совсем не обязательно рядом. Сидевшая на кровати женщина вскочила на ноги, ее изображение заполнило весь экран, к которому она приложила руку.

Лиза тотчас приложила свою, палец к пальцу. И вообразила, что ей через экран передается тепло ладони ее лучшей подруги.

— Кэт…

— Ты как, Лиза?

Но связь оборвалась, экран погас. И тут опять прорезался механический голос:

— ЛЮБАЯ ОПЛОШНОСТЬ ИЛИ ЖЕ НЕПОВИНОВЕНИЕ С ВАШЕЙ СТОРОНЫ ТУТ ЖЕ ОТРАЗЯТСЯ НА ВАШЕЙ ПОДРУГЕ, НА ЕЕ ПЛОТИ. ДОКАЖЕТЕ СВОЮ ПОЛЕЗНОСТЬ — И ОБЕ БУДЕТЕ ЖИТЬ ДАЛЬШЕ.

Лиза нервно сглотнула, ей сразу стало холодно в тонком халатике.

— Чего именно вы от меня хотите?

Тут громко щелкнул электронный дверной замок.

— ВЫХОДИТЕ И НАПРАВО. ДО КОНЦА КОРИДОРА.

Экран снова потемнел.

Лиза колебалась, но понимала: выхода у нее просто нет. Сотрудничество поможет ей выиграть время. Время, чтобы придумать, как отсюда выбраться, время, чтобы Пейнтер смог их найти. Она представила лицо своего друга, седую прядь, заправленную за ухо, живые глаза, в которых читался незаурядный ум. И как эти глаза, глядящие на нее, светились любовью, когда они лежали ночью рядом в постели.

Именно это последнее воспоминание придало ей сил.

Лиза шагнула к двери, распахнула ее, вышла в коридор и повернула направо. Вдоль коридора тянулись двери камер. Она пыталась увидеть там Кэт, но все они, казалось, пустовали — по крайней мере, на первый взгляд.

— Кэт, — тихо окликнула она, продолжая медленно идти по коридору.

Ни ответа, ни лица, прижатого к стеклу.

В нескольких камерах матрасы были скатаны. Казалось, что в этом крыле нет ни единой живой души. И одновременно возникло чувство ожидания, которое порой охватывает в школе-пансионе, когда знаешь, что скоро эти помещения наполнятся гулом детских голосов и оживут.

Может, ощущение это возникло от тихого бормотания чьих-то голосов наверху?

Дойдя до конца коридора, Лиза оказалась у двери, толкнула ее и вошла в небольшую палату, ту самую, которую видела в телевизоре. Половину пространства занимали ящики и коробки. Некоторые были открыты, и там, среди упаковочного материала, виднелись завернутые в пластиковую пленку медицинские инструменты и оборудование.

Другая половина являлась неонатальным отделением. Женщина в халате увидела ее и сделала знак подойти, поприветствовав дружелюбным жестом, как коллега коллегу.

Но не успела Лиза сделать и шага, как отворилась дальняя дверь в палату, и вошел широкоплечий пожилой мужчина в темно-сером костюме. Седые волосы уложены в аккуратную прическу, манеры вежливо-сдержанные. Он направился прямо к Лизе.

Узнав его, она застыла как вкопанная.

Мужчина протянул руку и произнес с тягучим каролинским акцентом:

— Спасибо, доктор Каммингс, что согласились помочь моему внучатому племяннику.

Лиза растерянно пожала ему руку.

Это был бывший посол США в Юго-Восточной Азии, ныне госсекретарь… и родной брат президента.

Роберт Л. Гант.

13 часов 55 минут

Вашингтон, округ Колумбия

— Скажите мне, — произнес Джеймс Гант, посматривая в соседнюю комнату, где на кровати лежала его дочь, — кто стоит за всем этим?

Пейнтер понимал: вторая часть этого разговора потребует от него особой деликатности. То, что он собирался поведать и продемонстрировать, было предназначено только для глаз и ушей президента.

Для него — и еще одного человека.

В кабинете, куда зашли Пейнтер и Гант, работал за столом у компьютера Джейсон Картер. Агенты секретной службы продолжали дежурить в коридоре, одного оставили на посту у постели Аманды.

Джейсон кивнул, давая понять, что готов. Он уже подготовил все необходимые материалы.

Пейнтер взглянул на Ганта.

— Как вам известно, господин президент, мы с самого начала подозревали, что «Гильдия» имеет отношение к похищению вашей дочери.

Глаза Ганта потемнели.

— Я читал донесения разведывательных служб.

— Так точно, но «Гильдия» — это не настоящее их имя. Это скорее прикрытие, эдакий зонтик для групп, разбросанных по всему миру, для целой сети агентов и оперативников, которым удалось внедриться в различные военные, правительственные структуры, а также в научно-исследовательские институты и финансовые круги. Это многоуровневая организация, и составляющие ее группы носят порой другие названия. Лишь недавно мне удалось подобрать ключи к истинным их лидерам, кукловодам «Гильдии».

Гант не сводил с него глаз.

— Продолжайте.

— Этот узкий внутренний круг также скрывается под разными названиями, прячется среди членов бесчисленных тайных обществ, умело заметает и запутывает следы. И продолжается все это веками.

— Веками? — В голосе президента слышались скептические нотки.

— Ну, прослеживается, по крайней мере, до Средневековья, — ответил Пейнтер. — А на самом деле может уходить корнями в древние времена.

Он выразительно покосился на Джейсона. Молодой аналитик достаточно глубоко изучил историю происхождения семьи Гантов. Но исследования продвигались медленно, и чем дальше он отходил от настоящего, тем тоньше и прерывистей становился след, словно эта ниточка изнашивалась со временем, обрастала самыми невероятными слухами и подозрениями.

— И что же происходит теперь? — спросил Гант, по-прежнему не сводя с него глаз. — Что вам известно об их операциях в настоящем?

— Мы знаем две вещи. Первое: мы знаем, что они связаны с вашей семьей.

— Что?! — возмутился президент.

Пейнтер поспешил продолжить:

— Второе: нам известно название, наиболее часто ассоциируемое с этими людьми. «Линия крови».

Гант поморщился при упоминании этого названия; очевидно, оно было ему знакомо. Пейнтер ничуть не удивился такой его реакции. Аманде оно тоже было известно, но ему прежде хотелось услышать, что скажет президент.

— Я уважаю вас, директор. Я ваш должник и преисполнен благодарности. Но вы гоняетесь за призраками. Собираете разные слухи и сплетни, выстраиваете на них теории…

Пейнтер молчал, давая президенту возможность высказаться.

Тот продолжил:

— Богатые семьи всегда под подозрением. Сплетники и завистники вечно придумывают что-то, обвиняют их в маниакальных кровавых заговорах. За примерами далеко ходить не надо. Кеннеди, Рокфеллеры, Вандербильты, Ротшильды. В прошлом каждый из них был связан с какими-то тайными обществами и махинациями мирового масштаба. И мы, конечно, не исключение. Да выдерните любую карту из этой колоды — масоны, Трехсторонняя комиссия[100], «Череп и Кости»[101], Бильдербергская группа[102] — везде можно отыскать следы их связей с нашей семьей. — Гант покачал головой, он был явно разочарован. — Само название «Линия крови» — это наша традиционная семейная страшилка. И ее придумали, чтобы припугнуть ребятишек, когда те расшалятся. Это истории о семье внутри нашей семьи. И думаю, что за порог дома они не выносились. Подрастая, я слышал самые разные истории, того рода, что шепотом рассказывают ночами под одеялом. О людях, которые слишком громко упоминали это название. И после этого вдруг таинственным образом исчезали.

Еще бы не исчезали, — подумал Пейнтер. — Их или убивали, или брали в наемники.

— Так что вас ввели в заблуждение, директор. Наплели разной чуши, а вы и поверили в какой-то там заговор.

Пейнтер понял, что теряет инициативу. Что ж, теперь самое время. И он кивнул Джейсону.

— Покажите нам материалы, которые я просил вас подготовить. — Он снова обернулся к Ганту. — Аманда описала символ, который видела на палатке в Сомали. Тот же знак мы обнаружили уже здесь, в Штатах. В клинике по искусственному оплодотворению, где она зачала ребенка in vitro.

Джейсон отошел от стола. На мониторе появилась запись, сделанная с портативной видеокамеры Кэт. Было видно, как она проходит в высокие стальные двери.

— Вот здесь стоп, пожалуйста, — попросил Пейнтер. И его снова охватило чувство тревоги за Кэт и Лизу.

Изображение замерло, сфокусировалось на центре двери. И стал виден нарисованный на ней символ: красный крест с обвитым вокруг него генетическим кодом. Раньше Аманда узнала его и уверяла, что этот символ как-то связан с «Линией крови».

Судя по выражению лица Ганта, он тоже это знал. Слегка поморщился, подался вперед, пробормотал хрипло:

— Невероятно…

Пейнтер дал знак Джейсону продолжить демонстрацию.

— А вот что скрывалось за этим символом.

Сам Пейнтер смотреть не стал — он уже видел эти кадры. Вместо этого Кроу наблюдал за реакцией президента. Кровь отхлынула у него от лица. Губы дрогнули и в ужасе приоткрылись.

Поняв, что Гант увидел достаточно, Пейнтер провел рукой по горлу, и Джейсон закончил показ.

Президент был потрясен. Целую минуту он не отрывал глаз от монитора, затем обернулся и посмотрел на Пейнтера; в глазах его читались боль и ужас. И Кроу понял, что Гант представлял плавающую в одной из этих емкостей Аманду.

Нужно было отдать должное этому человеку — он кивнул, принимая горькую правду. Затем поднялся и произнес звенящим от ненависти голосом:

— Если вы правы, если члены моей семьи творили такие зверства, столь жестоко обошлись с моей дочерью, я хочу найти их и наказать. — Теперь весь его гнев сосредоточился на одном вопросе: — С чего начнем?

Прежде чем Пейнтер ответил, в разговор вмешался еще один человек, очевидно слышавший гневный голос Ганта и узнавший его.

— Папа?..

Все обернулись и посмотрели на кровать в соседнем помещении. Пациентка открыла глаза и силилась увидеть отца.

— Аманда!.. — Гант бросился к ней, упал перед кроватью на одно колено, взял дочь за руку. — Малышка моя, девочка, я здесь.

Аманда ощупывала пальцами лицо отца. Но вместо облегчения на нем до сих пор читался гнев. Она крепко сжала пальцами руку отца, изо всех сил стараясь побороть воздействие успокоительных.

Гант принялся утешать дочь:

— Ты скоро поправишься. Все будет хорошо.

Но Аманду волновало другое:

— Папа, они забрали Уильяма. Отняли у меня моего ребенка, моего мальчика! Ты… — Пальцы ее так крепко впились ему в руку, что костяшки побелели. — Ты должен его вернуть.

Слова эти отняли у нее последние силы. Она смотрела на отца, вымаливая у него обещание. А потом бессильно откинулась на подушки, глаза ее закатились, пальцы разжались.

К кровати бросился нейрохирург.

— Ей нельзя так волноваться, нужен покой!

Гант, не обращая на него внимания, обратился к Пейнтеру:

— Что я должен сделать, чтобы вернуть внука?

Пейнтер вспомнил видеоматериалы, полученные с камеры на бронежилете Каина: вид со дна лодки. До встречи с президентом он просматривал их полдня несколько раз. Погоня за катером, взятие в плен, введение Грею Пирсу каких-то веществ, судя по всему — наркотических. Просматривал и всякий раз воздавал должное этому человеку за мужество, самопожертвование и находчивость, за то, что он догадался тайком провести эту съемку. Это давало пусть и небольшой, но шанс использовать ее против врага. И Пейнтер твердо намеревался воспользоваться этим шансом.

— Так что я должен сделать? — повторил вопрос президент.

Пейнтер посмотрел ему прямо в глаза и ответил со всей искренностью и прямотой:

— Вы должны умереть, господин президент.

ГЛАВА 33

4 июля, 11 часов 34 минуты

по восточному поясному времени

Вашингтон, округ Колумбия

Грей возвратился к реальности под яркую вспышку.

Электрический разряд прожег череп, словно некто прижал всю левую половину его лица к раскаленной печке. Он охнул, пытался отстраниться, но боль продолжала жечь, избавиться от нее не удавалось. Полегчало, только когда она прошла сама по себе.

Затем что-то вонзилось ему в тыльную сторону ладони. Тепло поднималось вверх по руке, достигло груди, сердца. Биение его резко участилось. От повышенного кровяного давления стучало в ушах. Несколько секунд Грей не мог ни вдохнуть, ни выдохнуть, затем и эти неприятные ощущения тоже прошли.

Потрясение, которое он испытал, вдруг резко обострило все чувства. Окружающий мир внезапно оказался в фокусе, лишь по краям был окрашен в красноватые тона. Грей лежал на спине, в горле застрял комок. Взяв себя в руки, он поднял руку и ощупал бетонный потолок над головой. Тот располагался так низко, что кончики пальцев ощущали неровную поверхность.

Потом Пирс заметил какой-то прибор, прикрепленный к запястью, из него торчал шприц. Он сорвал его, перекатился на бок и зажал пальцем проколотую вену.

Должно быть, ему ввели средство, противоположное усыпляющему, буквально за несколько секунд вернув к реальности.

Но где это я?

Бетонные стены окружали со всех сторон, получалась коробка футов в пять в длину и около трех в высоту. Освещение яркое, даже слишком яркое, и исходило оно от вмонтированной в угол лампы на батарейках. У ног лежал продолговатый металлический футляр; на одной из стен виднелось отверстие, прикрытое стальной заслонкой. Если даже и открыть, оно слишком узкое, через него не выбраться. Похоже, что единственным выходом отсюда служил люк в полу, но он был заперт снаружи.

Что происходит?

Ответ прозвучал откуда-то из глубины, прямо за правым ухом.

— ДОБРОЕ УТРО, КОММАНДЕР ПИРС, — приветствовал его механический голос. Звучал он как бездушный компьютеризированный автоответчик, хотя Грей подозревал, что говорил с ним живой человек с голосом, измененным до полной неузнаваемости.

— СТОЛЬ ГРУБОЕ ПРОБУЖДЕНИЕ БЫЛО ПРОДИКТОВАНО НЕОБХОДИМОСТЬЮ. — На извинение это походило мало, никакого сожаления, лишь спокойная констатация факта. — ШОК, А ЗАТЕМ ИНЪЕКЦИЯ МЕТИЛФЕНИДАТА, И ВЫ СНОВА В БОЕВОЙ ФОРМЕ И ГОТОВЫ К ВЫПОЛНЕНИЮ ЗАДАНИЯ. У ВАС ЕСТЬ В ЗАПАСЕ ЕЩЕ ДЕСЯТЬ МИНУТ, ПЕРЕД ТЕМ КАК ПРИСТУПИТЬ К ДЕЙСТВИЯМ.

— Но что я должен делать? — громко спросил Грей, адресуя свой вопрос голым стенам этого бетонного склепа. Он уже догадывался, каков будет ответ. Снова покосился на продолговатый футляр, где, очевидно, лежала винтовка.

Голос меж тем продолжил, игнорируя его вопрос, а может, связь была односторонней:

— РАЦИЯ НАХОДИТСЯ У ВАС ГЛУБОКО В УХЕ. ОНА НАДЕЖНО ЗАКРЕПЛЕНА И ПОДСОЕДИНЕНА К ВЗРЫВНОМУ УСТРОЙСТВУ. А ОНО НАЧИНЕНО «С-4». МОЖЕТЕ УБЕДИТЬСЯ САМИ.

Встревоженный Грей тут же сунул палец в ухо и нащупал в глубине комок из какого-то твердого материала. Представил, что может случиться, если он взорвется, и поспешно вынул палец из уха.

Голос меж тем продолжил:

— УСТРОЙСТВО МОЖЕТ БЫТЬ ТАКЖЕ ИСПОЛЬЗОВАНО ДЛЯ НАКАЗАНИЯ. ОЩУЩЕНИЯ ПРИМЕРНО ТАКИЕ ЖЕ, ЧТО ВЫ ИСПЫТАЛИ ПРИ ПРОБУЖДЕНИИ. К ТОМУ ЖЕ ОНО ПОДКЛЮЧЕНО К ПЕРЕДАТЧИКУ, КОТОРЫЙ НАХОДИТСЯ У НАШЕГО ЧЕЛОВЕКА. СТОИТ ВАМ ОТДАЛИТЬСЯ ОТ НЕГО НА ДЕСЯТЬ ЯРДОВ, У ВАС БУДЕТ ВСЕГО ДЕСЯТЬ СЕКУНД, ЧТОБЫ ВЕРНУТЬСЯ В ЭТОТ РАДИУС. В ПРОТИВНОМ СЛУЧАЕ СРАБОТАЕТ ВЗРЫВНОЕ УСТРОЙСТВО.

Стало быть, я у них на электронном поводке.

Грея охватили самые дурные предчувствия, и он уже не ощущал такой бодрости, как при пробуждении.

— ТЕПЕРЬ ЧТО КАСАЕТСЯ САМОГО ЗАДАНИЯ, — продолжил голос. — СЕГОДНЯ РОВНО В ПОЛДЕНЬ ВЫ ДОЛЖНЫ УСТРАНИТЬ ПРЕЗИДЕНТА ДЖЕЙМСА Т. ГАНТА. НАЙДЕТЕ В ФУТЛЯРЕ СНАЙПЕРСКУЮ ВИНТОВКУ И МАГАЗИН С ДВУМЯ ПАТРОНАМИ. ЭТО НА ТОТ СЛУЧАЙ, ЕСЛИ ПРОМАХНЕТЕСЬ ПРИ ПЕРВОМ ВЫСТРЕЛЕ. ТРЕТЬЕГО ШАНСА У ВАС НЕ БУДЕТ. ТАК ЧТО ГОТОВЬТЕСЬ. ПРЯМО СЕЙЧАС.

Внутри бункера замигала лампочка. Затем послышалось тихое гудение и отворилось окошко. В склеп ворвались яркие лучи солнца. Но они не ослепили Грея. Теперь он понял, почему так ярко горела вмонтированная в угол лампа, — чтобы он быстрее приспособился к дневному свету.

Грей осмотрелся в поисках камеры, затем перекатился, подполз к футляру и открыл его. Внутри лежала снайперская винтовка «М40АЗ» — такими пользуются морские пехотинцы — с уже привинченными к ней сошками. Пирс вытащил оружие, проверил балансировку и то, как приклад упирается в плечо. Он был знаком с этой винтовкой. Эффективная дальнобойность — около тысячи ярдов.

Но что попадает в этот радиус?

Грей придвинулся к маленькому окошку, из которого лился солнечный свет. И разглядел вдали мемориал Джорджа Вашингтона — белый обелиск возвышался над раскидистыми дубами.

Значит, я вернулся в округ Колумбия.

Грей пытался сориентироваться. Через ветви деревьев проблескивала водная гладь. Должно быть, Потомак. Он осмотрелся по сторонам и увидел вдали справа просторные зеленые лужайки, заросли кизила и ровные ряды маленьких белых могильных плит. И это место тоже было хорошо знакомо ему, многие его друзья были похоронены там. Арлингтонское кладбище. Стало быть, он находится в северной части парка, судя по всему, неподалеку от памятника морским пехотинцам США.

Чуть ближе внизу просматривалась короткая улица, в самом конце ее парк. Среди высоких дубов разгуливали люди, толпились у палаток и лотков. На многих была военная форма разных родов войск — от темно-синей до камуфляжной, с оттенками хаки.

Грей поднял винтовку и посмотрел в оптический прицел, затем подрегулировал его, желая как следует рассмотреть, что происходит в парке. Изображение приблизилось, и он увидел барбекю, смеющихся ребятишек, бегающих по дорожкам, военный оркестр, играющий на открытой эстраде. Издалека доносились звуки — барабанный бой, пение духовых инструментов. В центре на площадке для пикников была возведена высокая трибуна, обрамленная гроздьями красных, белых и синих воздушных шаров.

Пирс максимально приблизил изображение, чтобы разглядеть людей, собравшихся у трибуны. Похоже, то были высшие военные чины, представители всех родов войск.

И среди них он увидел будущую свою жертву.

Президент Джеймс Т. Гант стоял спиной к Грею и целовал свою жену, даму в темно-синем брючном костюме, топе в мелкую розово-белую полоску и серебристых лодочках. Ну конечно же! Ведь сегодня праздник, Четвертое июля, День независимости, и военных пригласили на традиционное барбекю. Грей также знал, что позже, вечером, первая пара страны устраивает прием с фейерверком на южной лужайке Белого дома.

Но выражение лица у первой леди было далеко не праздничное.

Через оптику прицела даже с расстояния около семисот ярдов были видны скорбные морщинки, залегшие вокруг глаз, которые не в силах был замаскировать даже тщательный макияж. Пальцы Терезы напряженно впились в руку мужа, словно пытались удержать его прежде, чем он поднимется на трибуну. Но президент не мог не подняться — надо было продемонстрировать миру всю свою силу, спокойствие и уверенность.

Эта пара считала, что их дочь Аманда погибла, — может, так оно и есть. Последнее, что помнил о ней Грей, это как она плавала в темных водах, поддерживаемая с двух сторон его товарищами. И наверняка администрация еще не сообщила о похищении и смерти Аманды — они, очевидно, дожидались официального подтверждения об обнаружении изуродованных ее останков. Возможно, пресс-атташе Белого дома уже подбирает нужные слова для этого трагического заявления.

А пока что родители не должны показывать вида.

И вот президент Гант взошел на трибуну и взмахом руки приветствовал собравшихся. В ответ послышались восторженные возгласы.

Грей отвернулся, пригнулся в своем снайперском гнезде и положил винтовку на колени. Затем взял магазин и увидел в нем патроны — «M118LR» новейшего образца, обеспечивающие повышенную точность стрельбы.

Их было всего два. Так что право на ошибку у него всего одно.

Он вспомнил предупреждение: третьего шанса у вас не будет.

Но с чего это его похитители взяли, что он согласится убить президента? Да, они захватили Сейхан, но, как ни прискорбно признать, этого средства воздействия недостаточно. Он понимал: они наверняка подвергнут ее ужасным пыткам, чтобы добиться от него согласия. Или же наказать за провал операции.

Этот страх за нее не отпускал, так и засел холодным комом в груди.

Но Грей также понимал, что даже ради спасения Сейхан он не может, не имеет права пожертвовать жизнью лидера свободного мира. В отчаянии он впился пальцами в приклад из стеклопластика, окинул взглядом смертоносный дульный срез.

Прости, Сейхан. Но я не могу.

— ГОТОВНОСТЬ ЧЕТЫРЕ МИНУТЫ, — словно читая его мысли, объявил механический голос и добавил, чтобы подстегнуть к действию: — ЧТОБЫ БЫТЬ СТОПРОЦЕНТНО УВЕРЕННЫМИ В ВАШЕМ СОТРУДНИЧЕСТВЕ, МЫ РАЗМЕСТИЛИ ПЯТНАДЦАТЬ ПЛАСТИКОВЫХ ПАТРОНОВ С ГАЗОМ ЗАРИНОМ ПО ВСЕМУ ПАРКУ. ОНИ В ЗЕМЛЕ, САМИ ЗАРЯДЫ И ДЕТОНАТОРЫ НЕ ВИДНЫ. ЭТОГО ДОСТАТОЧНО, ЧТОБЫ УБИТЬ ВСЕХ, КТО НАХОДИТСЯ В ДАННОЙ ЗОНЕ, В ТОМ ЧИСЛЕ И ПРЕЗИДЕНТА. ЗАРЯДЫ ЭТИ ВЗОРВУТСЯ РОВНО ЧЕРЕЗ ДВАДЦАТЬ СЕКУНД ПОСЛЕ ПОЛУДНЯ. В ТОМ СЛУЧАЕ, ЕСЛИ ПРЕЗИДЕНТ НЕ БУДЕТ УСТРАНЕН.

Грей был наслышан об этом нервно-паралитическом газе, столь опасном, что даже при секундном контакте с кожей человек умирает в страшных муках.

— ЧТО ТАКОЕ ОДНА СМЕРТЬ В СРАВНЕНИИ С ГИБЕЛЬЮ СОТЕН НИ В ЧЕМ НЕ ПОВИННЫХ МУЖЧИН, ЖЕНЩИН И ДЕТЕЙ? ВЫБИРАТЬ ВАМ, КОММАНДЕР ПИРС. ПРИ ЛЮБОМ РАСКЛАДЕ МЫ ДОБЬЕМСЯ СВОЕЙ ЦЕЛИ. НО ДЛЯ НАС БУДЕТ КУДА КАК ЛУЧШЕ, ЕСЛИ ВЫ СПУСТИТЕ КУРОК. СМЕРТЬ ОДНОГО ЧЕЛОВЕКА ОТ РУК НАЕМНОГО УБИЙЦЫ ПРОИЗВЕДЕТ БОЛЬШЕ ЭФФЕКТА, СТАНЕТ ЗНАЧИМЕЙ, НЕЖЕЛИ ЕГО УНИЧТОЖЕНИЕ НАРЯДУ С МНОГИМИ ДРУГИМИ.

От холодной расчетливости, прозвучавшей в этих словах, по спине у Грея пробежали мурашки.

— К ТОМУ ЖЕ ПРИ ОБНАРУЖЕНИИ ВИНТОВКИ, А ТАКЖЕ УСТАНОВЛЕНИИ, ЧТО ДНК КИЛЛЕРА ПРИНАДЛЕЖИТ ВАМ, ВСЮ ВИНУ ЗА УБИЙСТВО МОЖНО ВОЗЛОЖИТЬ НА ВЗБУНТОВАВШЕГОСЯ ОПЕРАТИВНИКА, АГЕНТА ПОД ПРИКРЫТИЕМ, ЧЕЛОВЕКА, РЕШИВШЕГО ОТОМСТИТЬ ЗА УНИЧТОЖЕНИЕ ЕГО ГРУППЫ АДМИНИСТРАЦИЕЙ ПРЕЗИДЕНТА.

Иными словами, вбить последний гвоздь в гроб «Сигмы».

Но планы «Гильдии» этим не ограничивались.

— ПОДОБНАЯ АКЦИЯ ВЫЯВИТ НЕОБХОДИМОСТЬ ПОЛНОЙ ПЕРЕСТРОЙКИ СЕКРЕТНЫХ И РАЗВЕДЫВАТЕЛЬНЫХ СЛУЖБ СОЕДИНЕННЫХ ШТАТОВ. МЫ РАЗОБЛАЧИМ ИХ И НА СЛЕДУЮЩИХ ВЫБОРАХ СМОЖЕМ ЗАНЯТЬ БЕЛЫЙ ДОМ. БЕЗВРЕМЕННАЯ И ЖЕСТОКАЯ КОНЧИНА ПРЕЗИДЕНТА ДЖЕЙМСА ГАНТА ВЫЗОВЕТ СОСТРАДАНИЕ В САМЫХ ШИРОКИХ СЛОЯХ ОБЩЕСТВА. СОСТРАДАНИЕ ЭТО РАСПРОСТРАНИТСЯ И НА ЧЛЕНОВ ЕГО СЕМЬИ, В ТОМ ЧИСЛЕ НА ЧЕЛОВЕКА, ВСЕГДА СТОЯВШЕГО РЯДОМ С НИМ, ЗАНИМАЮЩЕГО ОДИН ИЗ КЛЮЧЕВЫХ ПОСТОВ…

…распространится на членов его семьи…

Грея едва не стошнило от этих слов. Он продолжал слушать и, вооруженный этим новым знанием, вдруг уловил в голосе еле заметный южный акцент. Подбор слов тоже был характерен для выходца с Юга, и никакая компьютерная обработка не могла это устранить. Мысленно Пирс пытался представить человека, всегда стоявшего плечом к плечу с президентом. Да ведь это его родной брат, которого так уважали и ценили во всем мире и у которого в руках скоро сосредоточатся бразды правления. Человека, которого будут просто умолять занять Белый дом после такой трагедии, и он получит всю власть, одержав убедительную победу на выборах.

Это госсекретарь.

Роберт Ли Гант.

Грей крепко зажмурился. И тут вдруг вспомнил: ему постоянно казалось, что Пейнтер недоговаривает, что-то утаивает от него, и связано это с «Гильдией», организацией, которая так жестоко расправилась с его матерью.

Неужели это и есть разгадка?

Неужели Пейнтер подозревал этого человека с самого начала?

Тогда неудивительно, что директор не стал сообщать семье Гантов о том, что Аманда выжила в Сомали. Он боялся, что об этом узнает брат президента.

Гнев и отвращение — вот какие чувства целиком завладели Греем. С чисто логической точки зрения он понимал, почему Кроу утаил от него эти сведения. Грей мог бы немедленно устранить этого человека или же вывести из игры, подвергнув тем самым опасности все свое окружение. А следовательно, понимание того, что в Белом доме засел предатель, помешало бы выполнению задания. И, очевидно, Пейнтер счел такое знание «необязательным».

Грей не попал в список особо доверенных лиц. И все же…

Все же ты должен был мне сказать.

— ОСТАЛАСЬ ОДНА МИНУТА, — предупредил голос. — ЖДИТЕ НАШЕГО СИГНАЛА, ПОТОМ СТРЕЛЯЙТЕ.

Грей вставил магазин и занял позицию у амбразуры. Стыд и гнев просто сжигали его. Он не знал, правду ли сказал голос о зарядах со смертоносным газом; вполне возможно, они взорвутся при любом раскладе. Но понимал, что рисковать не стоит.

Джеймс Т. Гант должен умереть.

Пирс посмотрел в телескопический прицел, немного опустил ствол, и теперь в перекрестье тонких черных линий попал профиль президента — тот обернулся к стоявшему рядом человеку и что-то говорил ему. Грей перепроверил расстояние до цели — семьсот ярдов — и поймал в прицел винтовки затылочную косточку за левым ухом, зная, что при попадании в нее нанесет максимальный ущерб. В динамиках его наушников звучали веселая музыка и радостный смех, люди проводили праздничный пикник. Но он тут же отмахнулся от всех этих звуков и мыслей, заставил себя сосредоточиться на своей цели, своей миссии.

В истории США три президента умерли в один и тот же день, Четвертого июля, день рождения страны. Похоже, это не просто совпадение. Томас Джефферсон, Джон Адамс и Джеймс Монро.

Сегодняшний день будет отмечен смертью четвертого.

Затем президент вдруг наклонился, и Грею пришлось опустить ствол винтовки. Гант потрепал по густой шерсти собаку, стоявшую рядом с ним на трибуне. Грей напрягся, он сразу узнал бельгийскую овчарку.

Это же Каин!

Затем Джеймс Гант выпрямился и пожал руку капитану Такеру Уэйну. Тот был при полном параде. На темно-синем кителе сверкали медали и другие награды за участие в боевых действиях в Афганистане. И это было вполне естественно, что Такер стоял здесь, на трибуне — герой войны и его собака, — и что они получают благодарность от своего главнокомандующего.

Но только Грей по-настоящему знал, почему здесь оказались Такер и Каин.

И весь его гнев, направленный на скрытного Пейнтера, тотчас улетучился, и Пирс ощутил облегчение и уважение к этому человеку. Должно быть, директор получил видео из Дубая и все понял. Но чего именно он хочет теперь от Грея?

Пирс еще раз осмотрел сцену действия. Пейнтер не случайно привел сюда Такера. Ведь бывший армейский рейнджер не входил на постоянной основе в «Сигму», был нанят только на время, так что здесь его вряд ли кто узнает. Но что тем самым хотел сказать Пейнтер ему, Грею?

А потом он вдруг понял.

Ведь на трибуне находился не только Такер, но и Каин.

И Грей сконцентрировал все свое внимание на собаке. Пастушья овчарка стояла неподвижно, хвост задран вверх, голова поднята, нос принюхивается. Грею уже несколько раз доводилось видеть Каина в точно такой же позе — она означала, что пес напал на след запаха.

И Каин указывал ему на источник этого запаха, как любая другая хорошая охотничья собака.

Грей проследил за направлением его взгляда и увидел над возвышением красный воздушный шар — как раз за головой президента. Грей направил на него прицел, приблизил изображение.

Шар слегка покачивался под слабым ветерком, и Пирс отчетливо увидел выведенную на нем небольшую греческую букву — темно-красную на красном фоне, почти незаметную, если как следует не присмотреться.

Он улыбнулся и взял шар на мушку.

В наушниках прозвучал приказ:

— ОГОНЬ!

Грей задержал дыхание и нажал на спусковой крючок.

ГЛАВА 34

4 июля, 12 часов 00 минут

по восточному поясному времени

Вашингтон, округ Колумбия

Никакого выстрела — только лопнул воздушный шарик. Но и этот звук заставил вздрогнуть всех, кто стоял на трибуне.

За исключением Такера.

Он ждал этого сигнала. Использовал этот отвлекающий маневр, чтобы нажать кнопку на передатчике, который лежал в кармане. Маленькие петарды, спрятанные под белой рубашкой-поло президента, взорвались. Кровь президента выплеснулась, окрасила рубашку на спине и спереди, над сердцем.

Первая леди закричала, красные брызги попали ей на лицо.

Агенты секретной службы немедленно окружили президента, подняли и унесли с возвышения. Такера оттеснили в сторону, Каин отпрыгнул сам.

Еще один кордон агентов образовал живой щит, чтобы защитить президента. Другие сгрудились вокруг первой леди и торопливо увели ее в другом направлении.

Такер похлопал по ноге, подзывая к себе Каина, и поспешил за президентом и сопровождающими. Хаос воцарился там, где только что веселился народ. Неожиданный взрыв насилия застал всех врасплох. Все кричали, родители укрывали детей своими телами, жаровню с мясом перевернули, шатер загорелся. Но большинство собравшихся являлись или действующими, или бывшими военными. Едва ли не все в свое время побывали под огнем.

Они расступались, пропуская раненого главнокомандующего; некоторые даже присоединялись к живому щиту, укрывающему подстреленного президента.

Его вынесли к стоянке, где находились автомобили кортежа. Как и планировалось, с внедорожника «Субурбан», напичканного системами электронного противодействия, которые использовала секретная служба, чтобы предотвратить нападение с воздуха, выпустили весь запас дымовых шашек, создав густую завесу, скрывшую последний этап пути президента к ожидающим «скорым».

После моментной неразберихи два агента секретной службы, которых заранее ввели в курс дела, усадили президента в одну из «скорых». Такер залез в салон. Каин запрыгнул следом.

Стоявшая рядом «скорая» включила мигалки и сирену и сорвалась с места. «Роудраннер», мобильный командный пункт, разослал ложный приказ, и весь охранный кортеж рванул следом. Бронированные автомобили ехали за «скорой», местная полиция блокировала улицы.

Глядя в окно, Такер наблюдал, как бронированный президентский лимузин катит сквозь дым, увозя в безопасное место первую леди, которая, должно быть, находилась на грани нервного срыва. Еще бы, мужа застрелили у нее на глазах. Им требовалось, чтобы в ближайшие несколько часов камеры видели скорбящую жену. Жестоко, конечно, но сегодня никто не должен был знать об обмане.

Особенно враг.

Удивительно, но Пейнтер срежиссировал блеф такого масштаба всего лишь за день. Использовал только тех, кому полностью доверял, связавшись со считаными людьми в различных правоохранительных структурах, но в основном провернул операцию своими силами.

Один из агентов секретной службы помог президенту снять дырявую рубашку-поло. Гант поморщился от боли. Причина стала понятна, когда за рубашкой последовала окровавленная майка и с тела президента сняли остатки петард. На спине под левой лопаткой краснел ожог.

— Сэр… — в голосе одного из агентов слышалась тревога.

Президент отмахнулся.

— Все хорошо. Лучше, чем получить пулю в голову.

Другой агент завел двигатель, и «скорая» уехала, без мигалок и сирен. В другую сторону. Кортеж помчался к больнице Университета Джорджа Вашингтона, где ждала еще одна команда, чтобы продолжить реализацию обмана. В сообщении для прессы будет указано, что президента срочно оперируют, пуля пробила легкое и шансы на спасение невелики. Они не хотели, чтобы была предпринята вторая попытка покушения, вот и собирались обставить все так, будто первая принесла желаемый результат. Но блеф такого масштаба сохранить в тайне долгое время не представлялось возможным.

Они просчитали, что в их распоряжении шесть часов.

Шесть часов, чтобы добраться до организации заговорщиков, которой удалось просуществовать столетия.

В ухе раздался голос Пейнтера:

— Докладывай.

— Посылка доставлена, — ответил Такер, зная, что его голосовой канал охраняется от стороннего вмешательства специальным криптограммным алгоритмом, разработанным АНБ[103] для защиты разговоров президента. — Где коммандер Пирс?

— Мы как раз этим занимаемся.

Заранее зная о снайпере, Пейнтер взял сцену действия в кольцо миниатюрных камер с высокой кадровой частотой и нацелил их на воздушный шарик. Эти камеры позволяли отследить прохождение пули и, соответственно, показать траекторию в режиме реального времени. Аналитикам «Сигмы» трехмерная лазерная модель парка давала возможность быстро определить местонахождение снайпера. Коммандера Пирса они стремились найти как можно быстрее — не только для того, чтобы гарантировать его безопасность: он располагал информацией о действиях врага.

Такера не покидало чувство вины из-за того, что ему пришлось оставить ребенка Аманды. Он собирался приложить все силы, чтобы исправить эту ошибку. И первый шаг к этой цели — найти и обеспечить безопасность Грея. Без сведений, которыми он располагал, весь этот блеф не мог принести результата. Через шесть часов миру будет объявлено, что президент чудесным образом выжил после операции, и то зыбкое преимущество, которое им удалось получить, сойдет на нет.

Такер знал: Пейнтер и не ожидает, что этими действиями они сумеют выкорчевать предателей, но он ставил перед собой одну ясную цель, ту же, что и Такер: найти и спасти ребенка Аманды и выявить всех участников этого кровавого дела. Но даже и с такой конкретной целью шансы были невелики.

А без Грея шансов не было вовсе.

Пейнтер вновь вышел на связь:

— Мы знаем, где он. Утилизационный накопитель офисной башни. В семистах ярдах.

Такер облегченно вздохнул. И встретился взглядом с президентом.

— Мы нашли его, сэр.

Джеймс Гант кивнул, поморщился.

— Не хотелось бы его терять.

12 часов 01 минута

Грей наблюдал, как открылся люк.

Коммандер все еще держал в руках снайперскую винтовку. Только что он наблюдал, какой хаос последовал за его единственным выстрелом. И, наблюдая, затаил дыхание, опасаясь, что зарин все-таки будет выпущен и убьет всех, кто находился в парке. Когда ничего не произошло, Пирс заподозрил, что угроза все-таки была ложной. Он увидел, как Такер уезжает с президентом, с тем чтобы доставить того в безопасное место. И сразу сообразил, что к чему.

Они сфабриковали смерть президента.

Рискованный шаг со стороны директора, но Грей понимал, чем обусловлен риск. Он наглядно демонстрировал отчаянность их положения. Конечно же, они уже вычисляли траекторию, чтобы найти его, надеясь, что он располагает дополнительными сведениями. В этом и заключалась проблема.

Мне известно ничуть не больше, чем им.

Если не считать того, что Пейнтер понятия не имел о связях Роберта Ганта с «Гильдией». Возможно, директор подозревал, что семья президента или его ближайшие советники в этом замешаны… но мог и не знать, кто в администрации был кротом.

Грей посмотрел на свою руку. Один патрон у него оставался. Хватит ли этого, чтобы дать Пейнтеру время найти его?

От темного люка донесся крик:

— Положи винтовку! Покажи руки!

— Куда вы меня везете? — крикнул он в ответ. И тянул время, пытался получить информацию.

Ответом стал шок — в прямом смысле этого слова. Точнее, электрошок. Разряд вырвался из уха, ослепил его, челюсти с лязгом сомкнулись, подогнулись колени, он рухнул на пол.

— Положи винтовку, — повторил охранник. — Покажи руки.

Грей на животе подполз к люку и высунул пустые руки. Он тяжело дышал, хватал ртом воздух.

— Теперь спускайся по служебной лесенке.

Грей все делал медленно — не от боли, а чтобы потянуть время. Перекинул ноги в люк, начал искать первую перекладину.

— Тебя предупреждали, — добавил охранник.

Грей приготовился ко второму разряду, но услышал механический голос из вживленного динамика, который начал обратный отсчет:

— ДЕСЯТЬ… ДЕВЯТЬ… ВОСЕМЬ…

Включился таймер заряда из «С-4» в слуховом канале его правого уха. Тот, кто держал в руке передатчик, вероятно, вышел за десятиярдовую зону. Его заставляли идти следом, дергая за электронный поводок.

И не оставалось ничего другого, кроме как повиноваться. Он дернул за заминированное ухо, зная, что «Сигме» не будет никакой пользы, если у него снесет половину черепа. Ему необходимо остаться в живых, разузнать как можно больше… а это означало, что действовать следовало быстро.

— …СЕМЬ… ШЕСТЬ… ПЯТЬ…

Приняв решение, он проигнорировал перекладины и просто соскользнул вниз. Ноги ударились о бетонный пол коридора на счет «три».

И тут, слава богу, динамик смолк.

Его окружали солдаты, все в черном и с оружием в руках. Один торопливо поднялся по лестнице, в перчатках из латекса, и обыскал бетонное снайперское гнездо.

— Винтовка и немного крови для анализа ДНК, — доложил он и спустился вниз, держа в руке шприц и убирая его в пластиковый пакет, чтобы не оставлять никаких улик. — Все чисто.

Командир выступил вперед, на голову выше остальных, с вытатуированным крестом на шее. Сунул в карман какое-то устройство размером с пачку жевательной резинки.

Передатчик.

— Уходим, — приказал он.

Пистолеты подтолкнули Грея вперед, к лестнице в подвал, потом к потайной двери в тоннеле.

Грей обернулся, когда дверь за его спиной захлопнулась, в надежде, что его план сработает. Но едва он сбавил шаг, в ухе вновь зазвучал отсчет:

— ДЕСЯТЬ… ДЕВЯТЬ… ВОСЕМЬ…

Как собака на поводке, Грей покорно добавил прыти.

Пока ничего поделать он не мог.

12 часов 32 минуты

— Докладывайте. — Пейнтер стоял в коммуникационном центре штаб-квартиры «Сигмы».

— Мы на месте, — сообщил командир подразделения, посланного вызволять Грея. — Бункер пуст. Никаких следов коммандера Пирса. Только снайперская винтовка и несколько капель крови.

Пейнтер закрыл глаза, борясь с захлестнувшей его волной отчаяния: неужели они потеряли след Грея? Но тут же сосредоточился на том, что осталось после него.

Винтовка и кровь.

Кроу понял.

Они собирались повесить убийство на Грея и, следовательно, уничтожить репутацию «Сигмы». И теперь, как и в любой шахматной партии, сделать ход предстояло Пейнтеру.

— Возьмите винтовку и везите сюда, — приказал он. — Уничтожьте следы крови и все там зачистите. Но сделать это надо быстро.

После покушения на президента все еще царил хаос, но долго такое продолжаться не могло. И очень скоро эксперты-криминалисты выйдут на снайперское гнездо. Его команде следовало убраться оттуда раньше. Только не паниковать, не терять концентрацию.

Пейнтер точно знал, что не потерял ее и Грей.

— Прежде чем начнете зачистку, — предупредил он по рации, — обыщите каждый квадратный дюйм бункера. Я знаю коммандера Пирса, он наверняка попытался нам что-то оставить.

— Ясно.

Пейнтер закончил разговор и обратился к Джейсону Картеру, который стоял в дверях кабинета Кэт:

— Остаешься за старшего. Дашь мне знать, если что-то пойдет не так.

Как будто уже не пошло.

— Я прикрою, — заверил его Джейсон.

Пейнтер выскочил за дверь и сбежал по лестнице, ведущей на самый нижний этаж. Там уже находились президент Гант и его дочь.

Президент тайно прибыл несколькими минутами раньше. Смитсоновский замок закрыли на весь день. Специально для этой цели. Никто не обратил внимания на группу уборщиков, которые вошли в здание. Никто не видел, как они воспользовались особым лифтом и спустились в командный бункер «Сигмы». На текущий момент все верили, что президенту делают срочную операцию в больнице Университета Джорджа Вашингтона и вероятность остаться в живых близка к нулю.

Коммуникационный центр Пейнтера вел мониторинг происходящего, чтобы точно знать, что пока все верят в этот блеф, при необходимости прессе сбрасывали нужные сведения. Но блеф такого масштаба не мог тянуться вечно. Максимум шесть часов, а потом им предстоит оживлять президента.

Зная, что время уходит, Пейнтер вернулся в больничную палату. Два агента секретной службы патрулировали коридор, один стоял на посту у лифта. Четвертый находился в маленькой палате.

Пейнтер нашел Ганта сидящим на краешке кровати Аманды. Тот держал дочь за руку. Комбинезон уборщика президент снял, заменив его на измятые синие слаксы и одолженную кем-то серую рубашку. Аманда то приходила в сознание, то проваливалась в забытье, вызванное транквилизаторами; ее состояние постоянно контролировал невролог, которого тревожила субдуральная гематома.

Сейчас Аманда спала.

Гант поднял голову, когда в палате появился Пейнтер.

— Она произнесла несколько слов, когда я вошел. По-прежнему тревожится из-за малыша.

— Мы все тревожимся.

Президент кивнул.

— Есть новости от «Сигмы»? Они нашли вашего человека?

Пейнтеру не хотелось тушить огонек надежды в глазах отца, но обманов на этот день ему хватило с лихвой.

— Его уже увели. Но я надеюсь, он оставил какую-нибудь ниточку. Узнаем через несколько минут.

Гант вздохнул, поворачиваясь к дочери, и заговорил медленно, с болью в голосе:

— Я вытащил ее на сцену, превратил ее детство в спектакль. Пресса так и гонялась за ней. И у меня никогда не было для нее времени. Неудивительно, что она взбунтовалась. Неудивительно, что сбежала, не сказав ни слова. Разве я заслужил ее доверие? — Он поднял голову, вытирая слезу, не выпуская ее руки из своей. — Я пообещал ей, что найду Уильяма. Помогите мне не подвести ее вновь.

Пейнтер подошел и положил руку ему на плечо, мысленно давая клятву сделать все, что в его силах.

— Что они с ней сделали, с моей семьей… — продолжил Гант. — Если я когда-нибудь выясню, кто этим руководил, кто мучил мою девочку, они будут сожалеть об этом до конца своих дней. Быстрой смерти им не видать. Я заставлю их страдать, как не страдал никто. Я превращу их жизнь в ад на земле.

Пейнтер знал: если кто и обладал достаточной властью, чтобы сделать это, так только президент Джеймс Гант.

Шум заставил их обернуться. В палату влетел возбужденный донельзя Джейсон.

— Директор… — Молодой человек не остановился, проскочил мимо кровати в примыкающий кабинет врача. — Лайнус только что сорвал куш.

Возбуждение Джейсона передалось и Пейнтеру, но ему потребовалось мгновение, чтобы вспомнить, что Лайнус — напарник Джейсона по программе опознавания автомобилей. В душе вспыхнула надежда.

Они сумели что-то найти?

Следом за Джейсоном он бросился во врачебный кабинет. Юноша уже включил компьютер, его пальцы так и летали по клавиатуре.

— Что там? — спросил Пейнтер.

Президент стоял в дверях и слушал.

— Я вам покажу, — говорил Джейсон, продолжая что-то набирать. — Поэтому и прибежал сюда. Лайнус проверял все главные дороги, выходящие из Чарльстона, пытаясь вновь найти этот «Форд». Проблема заключалась в том, что при удалении от города переменных прибавлялось, появлялись все новые дороги, по которым он мог ехать. Они ветвились, как крона дерева.

— Что вы нашли? — Пейнтера не интересовали лишние подробности.

— Вот, — Джейсон указал на экран, на котором появилось изображение передней части «Эксплорера». — Снимок камеры наблюдения на разводном мосту за Оранджбургом, Южная Каролина.

Через ветровое стекло Пейнтер видел сидевшую за рулем Лизу. Мужчина на переднем пассажирском сиденье неуклюже закинул руки за голову, словно потягивался. А может, их связали у него за спиной.

— Вы ее нашли, — пробормотал Пейнтер. — Как давно сделан снимок?

На лице Джейсона отражались чувство вины и тревога.

— Два дня тому назад… в тот самый день, когда доктора Каммингс похитили в Чарльстоне.

— Кто такая доктор Каммингс? — спросил от двери президент.

Для меня она — все.

Вслух Пейнтер произнес совсем другие слова:

— Наша сотрудница, которую послали проверить клинику по искусственному оплодотворению в северном Чарльстоне.

Лицо Ганта посуровело; вероятно, он вспомнил фильм, который ему показывали, — женщин, плавающих в резервуарах с гелем.

Джейсон привлек их внимание к первому снимку и указал на нижнюю часть.

— Вот что меня так взволновало.

Пейнтер наклонился к экрану.

— Табличка с номерным знаком.

— И очень четкая. Я попросил Лайнуса найти установленный в автомобиле датчик джи-пи-эс, чтобы выяснить, где он сейчас. Нам надо…

На экране высветилось диалоговое окно.

— Думаю, это оно. — Джейсон кликнул на ссылку в окне.

Изображение «Форда» исчезло, сменившись картой. Мигающий синий круг сузился, сместился к тому месту, где угол Южной Каролины зажат между Джорджией и Северной Каролиной. Наконец кружок превратился в маленький треугольник, засевший глубоко в горах Голубого хребта.

Президент уже подошел к ним.

— Можешь увеличить масштаб и получить адрес? — спросил Пейнтер Джейсона.

Ему ответил Гант:

— Нет нужды. Я знаю, где это. На территории моего семейного поместья. Флёри-ла-Монтань.

Прежде чем Пейнтер отреагировал, завибрировал его мобильник. Он принял вызов, и его соединили с командиром отряда в Арлингтоне.

— Директор, мы тут кое-что нашли…

Сердце Пейнтера, и без того стучавшее как паровой молот, забилось еще быстрее.

— Что?

— Я сделал фото. Уже переслал вам.

Пейнтер приказал Джейсону найти фотографию. Командир объяснил, пока они ждали:

— Мы нашли это на полу рядом с люком. Практически не видное невооруженным глазом, но засветившееся при ультрафиолетовом сканировании. Я думаю, написано мазком «С-4».

— Пластиковой взрывчаткой?

— Да, сэр. Я отскреб чуть-чуть зубочисткой. На ощупь, по химическому привкусу, — думаю, что да.

— Есть фото, — вмешался Джейсон.

Оно появилось в верхнем углу экрана.

Три буквы мягко фосфоресцировали на темном бетоне.

— Эр-эл-гэ, — пробормотал Пейнтер. — И что это означает?

Ему ответил президент, дрожащим от волнения голосом:

— Это инициалы моего брата, Роберта Ли Ганта.

Пейнтер повернулся к нему. Они оба знали, что члены семьи Ганта замешаны в этой истории, но ни один не подозревал столь близкого родственника первой семьи.

Гант посмотрел на дочь, вероятно обуреваемый теми же мыслями — только для него этот кинжал вонзился гораздо глубже. В самое сердце.

— У нас нет уверенности насчет вашего брата, — попытался смягчить удар Пейнтер.

— У меня есть, — тихо ответил Гант.

— Откуда?

Гант указал на нижнюю часть компьютерного экрана с картой джи-пи-эс.

— Бобби на выходные поехал в семейное поместье, чтобы избежать праздничных толп в Вашингтоне Четвертого июля. Уехал двумя днями раньше, собирался поохотиться.

— Во Флёри-ла-Монтань?

Лицо Ганта побледнело и осунулось, голос звучал мрачно:

— На самом деле никто больше не пользуется этим французским названием. Все называют поместье Берлогой.

ГЛАВА 35

4 июля, 13 часов 04 минуты

по восточному поясному времени

Голубой хребет

— Цвет у него хороший, — объявила Лиза.

Она стояла перед инкубатором для недоношенных. Ее руки в перчатках осторожно повернули младенца на бок, и она приложила стетоскоп к его груди. Сердце билось быстро, как у птички, но сильно, показания пульсовой оксиметрии были в норме.

Она позволила младенцу перекатиться на спину. Огромные синие глаза, окруженные намеком на ресницы, таращились на нее, губы собрались в голодные складочки.

Эдвард Блейк стоял рядом, наблюдая за осмотром. Петра находилась в другой лаборатории, проверяла последние анализы ДНК, используя образцы крови и кожи младенца, вместе с клетками, полученными со слизистой оболочки.

— Надо дать ему еще одну бутылочку. — Лиза стянула перчатки. — Он хорошо сосет сам с тех пор, как мы перестали кормить его через желудочный зонд и венозный катетер. Пусть движется в правильном направлении. Если на то пошло, прогресс блестящий.

— Все благодаря вам, доктор Каммингс, — ответил Эдвард.

И он не грешил против истины. Вчера она нашла ребенка не в лучшем состоянии. Казалось, долго он не протянет. Лиза провела час, изучая результаты лабораторных обследований, рентгенограммы, даже генетический анализ. С изумлением уставилась на тройную спираль на фотографии электронного микроскопа: две естественные спирали ДНК окружали введенную искусственно протеиновую, ПНК.

Пептидо-нуклеиновая кислота.

Эта крошечная, микроскопическая нить и стала причиной стольких несчастий, ужаса, насилия.

— И младенцу она никакой пользы не приносила.

Эдвард объяснил, что происходит в организме младенца, как разрушаются эти соединения из трех спиралей. Но вопрос заключался в другом — почему? Мальчик заболел и организм начал разрушать эти спирали? Или их разрушение привело к болезни?

Узнать наверняка они могли только одним способом: стабилизировать состояние младенца и посмотреть, не прекратится ли разрушение само по себе.

Лиза высказала предложение, заметив маленький пик в эозинофильных уровнях анализа крови. Эозинофилы — белые кровяные клетки, которые модулировали аллергические воспалительные процессы. Они также реагировали на инфекции, вызванные паразитами, но их вероятность уже исключили.

Скорее причиной такой аллергической реакции служили нити ПНК. Пептидо-нуклеиновая кислота — белок, как и любой другой, — могла стать таким же аллергеном, как пыль или цветочная пыльца. При разрушении тройных спиралей освободившаяся ПНК вымывалась в цитоплазму, а потом выводилась из клеток.

Петра показала ей фотографию похожей на червя молекулы ПНК, выползающей из кишечной клетки. Наплыв искусственно созданного белка в кровь и ткани кишечника вызвал мобилизацию эозинофилов, защиту человеческого организма от посторонних захватчиков. Все шло к анафилактическому шоку.

Осознав угрозу, Лиза порекомендовала небольшие внутривенные дозы антигистаминных и стероидных препаратов, чтобы понизить аллергическую реакцию, дать организму ребенка шанс справиться с чужеродным аллергеном и вновь вернуться в норму.

Все получилось в лучшем виде. Она провела у инкубатора всю ночь, при необходимости ей помогал Эдвард, и состояние ребенка улучшалось час от часу. Они прекратили подачу жидкостей, кислорода и, наконец, внутрижелудочного и внутривенного питания.

Оставался только один вопрос: принесло ли это пользу?

Улучшение состояния ребенка привело к восстановлению стабильности тройных спиралей. Лиза знала, что Эдвард на это надеется. Оба ждали ответа Петры.

Пока Лиза кормила младенца из бутылочки, Эдвард сел за компьютер, установленный в соседней комнатке. Оба с головой ушли в собственные заботы. Тревога за ребенка отодвинула в сторону ужас прошедшего дня, предоставив Лизе возможность сосредоточиться на другом. Она знала, что Кэт находится в лабораторном комплексе, но где именно спрятали ее подругу? И потом, где расположен этот лабораторный комплекс?

Пока Петра и Эдвард относились к ней подчеркнуто уважительно, ценя ее помощь и нуждаясь в ней. Лиза помнила эти преобразованные в числовую форму слова, это хладнокровное предупреждение:

Докажите свою полезность, и вы обе будете жить.

Но теперь, поскольку ребенку становилось все лучше, полезность Лизы сходила на нет.

И что тогда?

Она помнила, кто определил ее на эту работу. Перед мысленным взором возникло доброе лицо, она вновь услышала вкрадчивые слова:

Спасибо, доктор Каммингс, за согласие помочь моему внучатому племяннику.

В груди закипела злость. Это хладнокровие, спокойствие и выдержка Роберта Ганта. Она знала, ценой какой боли, страданий и утрат удалось произвести на свет этого особенного ребенка, в этом месте и в это время. И, однако, младенец не виноват в этих жестокостях. Мальчик мог родиться из крови и разбитых сердец — но он все равно оставался невинным.

Малыш насосался, бутылочка опустела. Большие глаза закрылись. Лиза не мешала ему погрузиться в сон. Он ничего не знал о тех ужасах, что творились за чистыми пластмассовыми стенками его инкубатора.

Лиза повернулась к Эдварду, захромала к нему, морщась от боли в лодыжке. Настенная камера наблюдения отслеживала ее путь, поворачиваясь вслед. Она задалась вопросом, кто наблюдал за ней — сам Роберт Гант или какой-то скучающий охранник.

Измотанная сверх всякой меры, Лиза не могла ходить вокруг и около и задала прямой вопрос:

— Эдвард, чего вы пытаетесь добиться этими тройными спиралями?

Он развернулся на вращающемся стуле.

— Я не могу говорить о целях моих благодетелей, обеспечивающих финансирование. Я знаю лишь свою цель в общем порядке вещей.

— И какова эта цель?

Блейк изогнул бровь, словно удивляясь, что она до сих пор не в курсе.

— Выковать ключ к самой жизни.

Он устало улыбнулся, а Лиза, что удивительно, ответила тем же.

— И пусть это прозвучит возвышенно, ПНК и есть этот ключ, — объяснил Эдвард. — Она открывает полную силу ДНК и отдает чертежи жизни в наши руки. С помощью ПНК генные инженеры смогут создавать нити со специальными генами, избавляя человечество от биологических ограничений. ПНК позволит конструировать совершенно новые гены, новый геном на основе ПНК и ввести его в оплодотворенную яйцеклетку. И в конце концов уже не Бог будет отвечать за эволюцию человека — мы возьмем все в свои руки.

Эдвард посмотрел на младенца в инкубаторе.

— Но все это будет позже. На данный момент у нас только одна цель, заложенная в эту первую нить ПНК, и она довольно простая.

Лиза почувствовала, как у нее засосало под ложечкой.

— Какая цель?

Глаза Эдварда не отрывались от спящего младенца, на лице читалось благоговение, но при этом и грусть.

— Бессмертие.

Лиза не могла скрыть шока.

— Не удивляйтесь, доктор Каммингс. Этот ребенок не первый бессмертный, рожденный в этом мире. — Эдвард наконец-то повернулся к ней, чтобы она увидела, что говорит он искренне. — Они уже ходят среди нас.

13 часов 07 минут

Вашингтон, округ Колумбия

Осталось пять часов.

Пейнтер вернулся в свой кабинет, оставив президента и его дочь внизу, под охраной агентов секретной службы. Еще пять часов, и Джеймс Гант выйдет из укрытия, делая вид, что выжил после хирургической операции. Пока все шло по заранее намеченному плану.

В кабинете он нашел Ковальски, который сидел, положив ноги на его стол, сложив руки на животе, и похрапывал. Пейнтер скинул его ноги на пол. Ковальски разом проснулся.

— Мы готовы? — спросил он.

— Как всегда.

Пейнтер взял с полки шкафа кобуру с «ЗИГ-Зауэром». Остальное оборудование ждало штурмовую группу на взлетной полосе, где самолет уже прогревал двигатели. Пока он закреплял плечевую кобуру, его взгляд упал на фотографию Лизы на столе. Она улыбалась, волосы сверкали в солнечных лучах, губы раздвинулись в улыбке. Кроу любил ее всем сердцем, от этой любви сжимало грудь, кровь полыхала жаром.

И в этот момент он вдруг понял.

Я должен купить кольцо.

Движение у двери привлекло его внимание. Там стоял Такер с Каином у ноги. Они вошли в кабинет.

— Сэр, я бы хотел принять участие в этой операции.

— Я это ценю, капитан, но я нанимал вас, чтобы найти Аманду. Ваши обязательства перед нами выполнены.

— Понимаю, сэр, — Такер стоял, как скала. — Но не мои обязательства перед Амандой. Я оставил ее ребенка в Дубае, и мне нужен шанс исправить эту ошибку.

— Нам лишний человек не помешает… не говоря уже о нюхе вашей собаки. Но нас десантируют в поместье Ганта с самолета.

Полеты над президентским поместьем не разрешались. Запретную зону создали задолго до того, как Гант стал президентом, десятилетиями ранее, в знак уважения штата Южная Каролина к этому семейному клану.

Пейнтер намеревался подлететь как можно ближе, десантироваться, а до места добираться по территории поместья. Но она составляла огромную площадь — больше трехсот тысяч акров, почти пятьсот квадратных миль окутанных туманом гор, бурлящих водопадов, темных лесов и лугов с высокой травой. Четких границ оно не имело: семья постоянно покупала соседние фермы, ранчо и яблоневые сады, если они выставлялись на продажу.

Пейнтер полагал, что эта удаленная пустынная местность послужит им отличным прикрытием и позволит без помех добраться до цели от точки десантирования.

Такер не видел проблемы в десантировании.

— Мы с Каином прыгали с парашютом не раз и не два, — заверил он Пейнтера. — Специальная собачья упряжь для прикрепления к парашюту при мне.

— Тогда добро пожаловать на борт.

Пейнтер двинулся по коридору. Он ожидал, что к ним присоединится еще один член команды, но так вышло, что тот успевал только на аэродром. Время шло. В его отсутствие Джейсон Картер взял на себя командование коммуникационным центром и общую координацию. Немалая нагрузка на молодые плечи, но Пейнтер знал, что Картер справится. Джейсон заранее подготовил свою команду, управляя агентами более старшего возраста с энтузиазмом, свойственным молодым.

Когда Пейнтер подошел к лифтам, двери одного открылись. В кабине стоял последний член штурмовой группы. Муж Кэт поправлял протез руки, защелкивая манжет, обеспечивающий поворот кисти и движения пальцев. Монк уже успел зайти в научно-исследовательский департамент, чтобы взять снаряжение, заказанное для него Пейнтером, в том числе протез, специально сконструированный для этой операции, призванный помочь проникновению в Берлогу.

Монк встретился с ним взглядом; он был мрачен, как туча.

— Попробовали бы вы найти няню Четвертого июля… Ладно, поехали вызволять наших женщин.

13 часов 25 минут

Голубой хребет

— И вы утверждаете, что этот ребенок будет жить вечно? — спросила Лиза. — Что он бессмертен?

Эдвард по-прежнему сидел в комнатушке, примыкающей к медицинской палате.

— Если исключить несчастные случаи и эпидемии — да, жить он будет очень долго. Я предполагаю, что дальнейшие разработки позволят достигнуть истинного бессмертия. Но, если на то пошло, он, как я и говорил, не первый бессмертный, рожденный в этом мире.

— О чем вы?

— Раз у нас есть время, пока Петра не закончит генетический анализ, попытаюсь объяснить. Это самое меньшее, чем я могу отблагодарить вас за спасение ребенка.

Лиза приготовилась слушать.

— Многие ученые — в самых разных дисциплинах — верят, что бессмертие будет достигнуто при жизни нашего поколения. Наиболее часто упоминается середина столетия, 2045 год или около того. Это означает, что дети, которые рождаются сегодня, смогут воспользоваться плодами этих разработок. Они станут бессмертными. То есть можно утверждать, что они уже бессмертны. Во всяком случае, это утверждение близко к истине. Продолжительность их жизни без труда будет удвоена или утроена.

Лиза представила, что некоторые рожденные сегодня дети будут жить вечно. Действительно, тогда получалось, что бессмертные уже ходят по земле. Но такое утверждение все равно казалось невозможным. И она спросила:

— Вы верите, что бессмертие будет достигнуто за столь короткий промежуток времени?

— Может, и раньше. Это не только мое утверждение. Об этом говорят сотни ученых, исследователей и аналитиков, которые заняты в самых разных сферах науки. От медиков, генетиков и геронтологов до фармацевтов и специалистов по нанотехнологиям и робототехнике. То, что мы делаем здесь, в лабораториях, финансируемых нашим благодетелем, — лишь первые осторожные шаги в вечность.

Перед мысленным взором Лизы возник человек, который всем этим дирижировал.

Наш благодетель…

Роберт Гант.

Это выходило за все рамки. Весь этот кошмар для того, чтобы жить вечно. И однако, Лиза чувствовала, что тут скрыто что-то еще, идет реализация еще какого-то плана, который держится в секрете… Но какого?

Она понимала, что, возможно, получит ответы, если Эдвард и дальше будет говорить.

Тот и не думал замолкать, гордо рассуждая о путях развития цивилизации:

— Исследования, направленные на увеличение продолжительности жизни человека, можно условно разбить на два главных направления. Первое — вживлять машины в человека. Второе — встраивать человека в машины.

Лиза покачала головой, не понимая разницы.

— Тысячу лет тому назад средняя продолжительность жизни человека составляла двадцать пять лет. Потребовалось еще девять столетий, чтобы она возросла до тридцати семи. Сегодня она составляет в среднем семьдесят восемь лет. То есть за последнюю сотню лет мы более чем удвоили продолжительность жизни. Этот удивительный результат достигнут благодаря научно-техническому прогрессу. И теперь темп увеличения продолжительности жизни только ускорится. Расчеты показывают, что скоро мы будем добавлять по календарному году к среднему значению. На каждый год старения будем продлевать нашу жизнь на тот же год.

— И что обеспечивает этот рост?

— Что и всегда — топка научно-технического прогресса. В ней машина и человек сплавятся воедино.

Блейк, должно быть, заметил скептицизм на ее лице.

— Уже живут люди с искусственными поджелудочными железами, — продолжил он. — Тридцати тысячам страдающим паркинсонизмом вживлены мозговые имплантаты. И по мере того, как все эти устройства становятся меньше, их становится все больше. Достижения нанотехнологий — создание устройств на атомном уровне — обещают замену жизненно важных органов в ближайшие пятнадцать лет, клеток крови — в двадцать, а через двадцать пять лет нанотехнологии позволят перепрограммировать нашу биологическую программу, чтобы обратить старение вспять.

Лиза поняла.

— Вживить машины в человека… в наши тела.

— Это только один путь к бессмертию. Но второй обещает еще лучшие результаты. Поскольку мощность компьютеров нарастает в геометрической прогрессии, появился даже новый термин — сингулярность, определяющий момент, когда искусственный интеллект превзойдет человеческий. Футуристы предполагают, что такое случится к середине этого столетия.

— Так скоро? — спросила Лиза.

Эдвард кивнул.

— Расчеты говорят, что к 2030 году мощность компьютеров станет в тысячу раз больше, чем теперь. С такой мощностью возможно все. А пока ученые по всему земному шару ищут способы слияния этой растущей компьютерной мощности с человеческим мозгом. В Швейцарии исследователи намерены в ближайшие десять лет создать виртуальный человеческий мозг. Здесь, в Штатах, группа исследователей Массачусетского технологического института создает карту всех мозговых синапсов, всех этих триллионов связей между нейронами, чтобы понять, что лежит в основе человеческого сознания.

Лиза вздохнула.

— И, как я понимаю, конечная цель — не просто понять, но и перенести наше сознание в компьютеры.

— Именно. Встроить человека в машины. Второй путь к бессмертию. — Эдвард посмотрел на инкубатор. — Но я ищу третий путь.

— Какой же?

— Новая наука. Кибергенетика. Модификация нашего генетического кода на основе достижений научно-технического прогресса.

— Нить ПНК, — кивнула Лиза, понимая, ощущая и благоговейный трепет, и ужас, представляя себе искусственно созданный белок, проникающий в человеческую ДНК и изменяющий ее.

— ДНК есть не что иное, как набор информационных процессов для построения наших тел. Но это программное обеспечение старое, ему миллионы лет. ПНК обладает потенциалом для капитального ремонта всей системы. Она может перезагрузить человечество.

Лиза попыталась спустить Эдварда с небес теории на землю его лаборатории:

— Но вернемся к вашим исследованиям. Что делает ваша ПНК — та, что находится в этом мальчике?

— Она главным образом воздействует на вредные эффекты, возникающие со старением организма. Геронтология — наука о старении — открыла, что есть семь основных направлений, по которым тело вредит себе, когда стареет. Надо перекрыть эти семь путей, и бессмертие окажется на расстоянии вытянутой руки.

Эдвард многозначительно смотрел на нее, изогнув бровь.

— Вы этого добились, — прошептала она. — Ваша ПНК воздействует и управляет ДНК, чтобы нейтрализовать этот вред.

— Все правильно, но не полностью. Мы сосредоточили наши усилия на одном из этих направлений. Смерти клеток. Вы знаете, что такое граница Хейфлика?

Лиза покачала головой, чувствуя, что говорить ей все труднее.

— В 1961 году доктор Леонард Хейфлик рассчитал, что максимальный естественный возраст человека примерно сто двадцать лет. За основу своих расчетов он брал число делений клетки до того, как оно прекращается. Число этих делений определяется длиной повторяемых ДНК конечных участков хромосом каждой клетки. Эти повторяющиеся отрезки называются теломерами. Принципиально у них такая же функция, как и у наконечника шнурка, — не давать шнуркам растрепываться. Но после определенного числа делений теломеры сходят на нет, хромосомы растрепываются, наступает смерть.

— И как это связано с вашей ПНК?

— Мы создали ПНК, которая функционирует, как постоянные теломеры, для того чтобы продуцировать неумирающие клетки и таким образом позволить нам преодолеть границу Хейфлика.

— Проложить тропу к бессмертию.

Блейк кивнул.

— Мы уже на самом пороге вечности.

— Но зачем это делать? Если человек сможет жить вечно, это вызовет массу негативных эффектов. Перенаселенность, голод, застой… Есть причины, по которым нам суждено умирать, пропуская вперед следующее поколение.

— Правильно, но такая опасность существует, если подобная технология доступна всем. Если она в руках элиты — избранных людей, — никакого риска нет.

Лиза ужаснулась. В голове возникло лицо Роберта Ганта. Таков его план? Обеспечить вечную жизнь своему роду, создать неумирающую династию?

— Почему вы им помогаете? — наконец спросила она.

— Потому что я должен. Человечество всегда боролось с ограничениями. Мы покидали наши земли, чтобы пересекать моря, в которых еще никто не плавал. Мы рвали оковы гравитации, чтобы летать. Мы даже покинули нашу планету. Это всего лишь еще один шаг к свободе, безграничной свободе, — разорвать цепи смертности и избавить нас от могил.

Ужас Лизы только усиливался. Днем, работая бок о бок с этим человеком, она как-то свыклась с ним, но теперь видела трещины в его броне, и сквозь них просвечивало безумие.

— Визионеру Реймонду Курцвейлу однажды задали вопрос: «Существует ли Бог?» — Эдвард повернулся к инкубатору. — Он ответил двумя словами: «Еще нет».

Лиза смотрела на человека, а видела сияние мегаломании.[104] Проработав долгие годы в медицине, она знала, что этот недуг редко проявляется в буйном безумии. Наоборот, те, кто им страдают, обычно обаятельны в общении, уверены в своих действиях, считаются очень милыми людьми. Они — монстры, скрытые за маской приятного во всех отношениях человека.

Появление Петры позволило ей не реагировать на последнюю фразу. В руках женщина держала пачку листов. Выражение ее лица оставалось невозмутимым, пока она не вошла в комнатку Эдварда. Он с надеждой взглянул на нее.

— Какой прогноз по мальчику?

— Не очень хороший. Ребенок выглядит здоровым, но его тройные спирали продолжают разрушаться, отбрасывая нити ПНК. Хуже того, этот процесс, похоже, ускоряется.

Эдвард поднял руки, потер глаза, вздохнул, признавая свое поражение.

— Значит, причина критического состояния не в том, что мальчик заболел. Как я и боялся, он просто отторгает ПНК.

— Он нам больше не нужен, — заявила Петра.

— Но мы подошли так близко, — плечи Эдварда поникли.

— Мы продолжим работу, — подбодрила его Петра. — До успеха рукой подать. И потом, ты же знаешь, они хотят только женщин. Мальчик был в любом случае обречен.

Обречен?

Лиза замерла.

— О чем вы говорите?

Эдвард, охваченный разочарованием, похоже, удивился тому, что она еще здесь.

— Конечно же, вы понимаете, что мужчины с тройными спиралями — мулы. Могут жить вечно, но при этом они — генетические тупики. Только женщины могут передать эту прививку ПНК будущим поколениям.

— Нет, я не понимаю, — Лиза хотела, чтобы они продолжали говорить, медленно подбираясь к магнитной карточке-ключу на столе Эдварда.

Вы не причините вреда этому ребенку…

Блейк фыркнул, развернулся к компьютеру и набрал название файла. На экране появилась клетка в момент деления. Две спирали ДНК — красные, одна — ПНК, синяя. Пара нитей ПНК плавали в цитоплазме. Клетка делилась, спираль ПНК отошла, присоединившись к своим собратьям в цитоплазме. А деление клетки продолжилось, как и обычно. Как только одна клетка разделилась на две, нити ПНК вынырнули из цитоплазмы и присоединились к ДНК, вновь образовались тройные спирали.

— Вы понимаете? — спросил Эдвард.

Да. Теперь Лиза понимала, почему мужчина не мог передавать такую характерную особенность, как тройная спираль. Сперма мужчины содержит половину его ДНК. Яйцеклетка женщины — половину ее ДНК плюс всю цитоплазму и все, что находится в напоминающей желе клеточной жидкости, — митохондрии, органоиды, белки. В данном случае и ПНК. Вследствие этого отец не передавал по наследству тройную спираль — черту бессмертия, поскольку не мог передать цитоплазменную ПНК. Это могла сделать только женщина.

— Та же ситуация с митохондриями, — заметила Лиза. — Все они передаются только по женской генетической линии, от яйцеклетки к яйцеклетке.

— Правильно. Так вы все поняли?

Она кивнула.

— Тогда, надеюсь, вы понимаете, почему мы должны убить этого ребенка?

Ее передернуло.

— Нет… разумеется, нет.

Эдвард вздохнул.

— Он — тупиковый вариант, годится лишь в качестве образца для исследований. Если мы сможем восстановить стабильность его тройных спиралей, излечив от анафилактического шока, тогда его путь лежит на разделочный столик Петры. Она расчленит его и займется исследованием отдельных систем организма, проверяя их реакцию на изменение ДНК. Это гораздо эффективнее, чем ждать десятилетия, пока ребенок вырастет. Наука не может двигаться так медленно, особенно перед лицом такой ерунды, как мораль.

Лиза буквально плюхнулась на стол Эдварда, ноги не держали ее. Она работала всю ночь, медленно отводя ребенка от порога смерти… ради этого?

Лиза успела привязаться к мальчику. Да и как не привязаться к этим огромным, доверчивым синим глазам?

Петра мрачно смотрела на ребенка в инкубаторе, словно на щенка, сжевавшего ее любимые туфли.

— Он бесполезен. Еще одна неудача.

— Многообещающая неудача, — Эдвард похлопал Петру по руке. — Ты проведешь вскрытие, соберешь различные гистологические образцы. Мы сможем многому научиться, даже на этой неудаче.

Довольно!

Лиза знала, что не позволит им убить ребенка. И пока они смотрели на него, повернувшись спиной к ней, она перешла к решительным действиям. Схватила со стола магнитную карточку-ключ и настольную лампу. Выдернула шнур и обрушила широкое основание лампы на затылок Петры. От удара тяжелым стальным предметом та рухнула, как спиленное дерево. Ударилась головой о стену и замерла на полу.

Эдвард начал подниматься, но Лиза пинком вышибла из-под него стул. Потеряв равновесие, он повалился вперед. Лиза воспользовалась этим моментом, чтобы врезать ему коленом в нос. Блейк рухнул на пол. Сознания он не потерял, но лежал на спине и мало что соображал.

Лиза бросила лампу, побежала к инкубатору, отсоединила все провода, сняла с ребенка все закрепленные на нем датчики. Освободив, завернула в тонкое одеяло и прижала к груди.

Она знала, что из тюремной камеры выхода нет, как и из этих лабораторных помещений. К свободе могла вывести только дверь, через которую вчера вошел Роберт Гант. Она побежала к ней, игнорируя боль в распухшей лодыжке. У двери провела по щели украденной карточкой-ключом. Замок щелкнул, дверь открылась, Лиза выскочила за порог.

Она оказалась в тускло освещенном лабиринте коридоров и комнат, которые выглядели покинутыми; их еще только предстояло заселить новыми сотрудниками Эдварда. Это Лиза успела подслушать. Она выбрала направление и, прихрамывая, помчалась что есть сил с ребенком, который, будучи сытым, молчал.

Лиза не стала связывать Петру и Эдварда — по очень простой причине. Она помнила о камере наблюдения, которая следовала за ней. Кто-то уже знал о ее побеге.

ГЛАВА 36

4 июля, 13 часов 48 минут

по восточному поясному времени

Голубой хребет

— Куда она пошла? — настаивал Роберт Гант.

Он стоял перед компьютером в кабинете доктора Эммета Филдинга, расположенном в красной зоне подземного комплекса. Несколькими минутами раньше ему доложили с центрального поста службы безопасности, что Лиза Каммингс напала на двоих ученых и убежала с внуком его брата.

Пальцы сжались в кулак. Не от злости на эту женщину, но при мысли о брате. Роберт выплеснул эту злость, стукнув кулаком по столу. Перед мысленным взором сменяли друг друга эпизоды прошлого: два брата на верховой прогулке, пьющие пиво за амбаром, играющие в карты, дымящие сигарами. Именно поддержка Джимми сыграла главную роль после того, как умерла его жена. Роберт пытался загнать всю жизнь в сжатый кулак, не давать воли воспоминаниям.

Именно по этой причине он приходил сюда, занимаясь с доктором Филдингом некоторыми проектами, основанными на последних достижениях науки, в том числе созданием чудовищных кибернетических машин, находящихся на ранних стадиях разработки.

Лишь для того, чтобы отвлечься.

Роберт понимал неизбежность убийства брата, мог объяснить себе логику этого решения, когда оно стало свершившимся фактом. Большая часть родственников этого потребовала. И ему пришлось подчиниться… как он всегда поступал в прошлом. Но с душевной болью.

— Она все еще не обнаружена, — доложил охранник, чье изображение занимало один из верхних углов экрана. — В неиспользуемой части комплекса лишь несколько работающих камер.

— Тогда проверьте камеры в соседних зонах. Синей и Оранжевой.

— Есть, сэр.

Ожидая, Роберт вывел на экран карту поместья. Главный особняк, Берлога, находился в десяти милях отсюда, окруженный высокими холмами. Только малая часть семьи знала о существовании этого комплекса. Даже Джимми не знал, хотя несколько раз рыбачил на реке, находившейся всего в полумиле.

Исследовательские лаборатории занимали двадцать акров, располагаясь в старой шахте на отдаленном участке поместья Гантов, среди высоких обрывов и водопадов Восточного континентального водораздела. Этот водораздел, проходящий по Голубому хребту и поместью Гантов, определял, куда потечет вода со склонов — в Мексиканский залив или в Атлантический океан.

Сто лет тому назад член клана нашел старую, залитую водой шахту. Медленно и тайно ее превращали в лабораторный комплекс, зарывающийся все дальше и глубже под землю, расползающийся под лесами и лугами.

Роберт посмотрел на карту комплекса. Она выглядела как тест Роршаха для безумца — сплошное серое, показывающее пустующие зоны. Роберт помнил лучшие времена. В разгар «холодной войны» здесь находились сотни исследователей с обеих сторон железного занавеса, и все работали на «Гильдию», на «Линию крови». И как работали: на грани невозможного — и даже за гранью…

Роберт смотрел на серые зоны, пожирающие лабораторный комплекс как раковая опухоль. С некоторых пор, как и многие американские компании, они перенесли свои исследовательские проекты, когда-то распустившиеся здесь пышным цветом, в страны третьего мира, где никто не задавал вопросов, рабочая сила стоила дешево, а такого понятия, как вмешательство или надзор государства, не существовало. Так что этот комплекс пустел, превращаясь в заброшенный кафедральный собор науки, большую его часть закрыли и законсервировали.

Оставался только любимый проект Роберта, который развивался изолированно, без связи с остальными разработками. Его исследования по робототехнике «Линия крови» больше не считала основной дорогой к достижению бессмертия, потому что все получалось очень уж большим. Вместо этого упор делался на маленькое — стволовые клетки, преобразование ДНК. Лишь в последнее время маятник качнулся в его сторону благодаря новейшим достижениям в робототехнике и возникновению нейроробототехники, объединяющей человека и машину в единое целое.

Однако «Линия крови» относила его проект к военным исследованиям, которые могли оказаться востребованными. Только в Афганистане более двух тысяч роботов сражались вместе с американскими войсками — и эта сила росла как числом, так и интеллектом. Так что Роберт продолжал работать на войну. Место подходило идеально: изолированное, окруженное разнообразной местностью — реками, лесами, лугами, обрывами, то есть очень удобное для полевых испытаний кибернетических боевых машин. И не следовало забывать про запрет на полеты над территорией поместья.

Теперь, с потерей главной лаборатории в Дубае, жизнь возвращалась в эти пустые коридоры. Новые священники приходили в кафедральный собор, готовые привести с собой хор, чтобы здесь зазвучали новые песни.

Роберту бы радоваться, но внутри у него словно все умерло. Утрата брата буквально сразу же за смертью Аманды… А теперь смертельная угроза, нависшая над его внучатым племянником. И внутри у него что-то сломалось… а может, всегда было сломано… Но потребовалось обагрить руки кровью Джимми, чтобы это признать.

«Линия крови» не слишком благоволила его семье. Но сегодня он собирался положить этому конец.

На экране вновь появился охранник.

— Сэр, в Оранжевой и Синей зонах чисто.

— Тогда пусть твои люди все обыщут — каждую лабораторию, чулан и кабинет.

— Есть, сэр.

Роберт знал, какую сложную задачу поставил. Четвертое июля, в комплексе оставались только считаные люди… впрочем, и в обычные дни служба безопасности брала не численностью, а техническим оснащением.

Но он хотел, чтобы ему вернули внучатого племянника.

Сегодня Роберт и так потерял слишком много — и надеялся, что сможет спасти ребенка и самых ближайших оставшихся родственников. Но внешний мир наступал на его личное пространство, и шансов у него не было, если он сначала не обезопасит младенца.

Он знал, что ему требовалось. Инструмент воздействия.

Он нажал на клавишу, и на экране появилась камера в Красной зоне. Женщина с обритой головой сидела на кровати, закрыв лицо руками. Он порадовался тому, что она отвернулась.

Роберт нажал клавишу аппарата внутренней связи.

— Да, — ответил доктор Филдинг из лаборатории в той же зоне.

— Эммет, ты говорил, что хотел проверить своих последних роботов, оценить, на что они способны.

— Разумеется, сэр, — в голос прорвалось радостное волнение.

— Тогда давай начнем.

Закончив разговор с доктором Филдингом, Роберт сделал еще несколько звонков. Потом нажал еще на несколько клавиш, активируя видеокамеру, код которой знал только он.

Об этой узнице не знал никто.

На экране появилась еще одна комната, роскошно обставленная — кровать с пологом, уютные кресла, каменный камин, гобелены на стенах, высокий сводчатый потолок, хрустальная люстра, — но все равно тюремная камера.

В окно, забранное мощной решеткой, струился солнечный свет. Толстая дубовая, окованная железом дверь запиралась на электронный замок.

Узница, наверное, уловила движение видеокамеры, когда Роберт развернул ее к окну. Она стояла у окна — темный стройный силуэт, подсвеченный золотыми лучами. Теперь отошла от окна и подняла голову, глядя в объектив. Она осталась в той же одежде, в какой прибыла, хотя, похоже, воспользовалась примыкающей ванной, чтобы принять душ.

Она смотрела прямо в камеру. Зеленые, чуть раскосые глаза говорили об азиатском происхождении. При виде этих глаз у Роберта сжималось сердце.

Он коснулся экрана большим пальцем рядом с ее лицом, зная, что ближе ему не подойти. Многие годы тому назад она сбежала от «Гильдии», стала врагом, но теперь вернулась.

— Здесь твое место, — сипло прошептал он. — И я не позволю тебе сбежать.

Еще одно лицо возникло в углу экрана, вызвав всплеск раздражения: он не хотел, чтобы ему мешали.

— Мистер Гант, — доложил мужчина. — Хочу сообщить вам, что прибывает вертолет с посылкой из округа Колумбия.

— Я понял. Немедленно возвращаюсь в Берлогу.

Подземный тоннель соединял лабораторный комплекс с потайным коридором в особняке. Электрический вагончик преодолевал это расстояние в считаные минуты.

Роберт еще постоял, любуясь красивой узницей. Словно чувствуя его взгляд, она подняла к камере руку, оттопырив средний палец. Он улыбнулся и выключил камеру. Потом развернулся и отправился к тоннелю, чтобы вернуться в Берлогу и встретиться с человеком, который убил его брата.

14 часов 03 минуты

Когда вертолет описывал широкий круг, Грей успел полюбоваться особняком семьи Гантов.

Он видел фотографии этого громадного особняка в книгах, но никогда — вживую. Мало кому удавалось здесь побывать. Этот особняк вполне мог конкурировать с великими американскими замками, построенными Вандербильтами, Рокфеллерами, Хёрстами. Но клан Гантов принадлежал к старой школе, и за основу для своего особняка они взяли знаменитый замок крестоносцев в Сирии — «Крак де Шевалье», «Крепость рыцарей».

Толщина наружной стены с маленькими квадратными башенками и узкими бойницами составляла три метра. Один-единственный проход под массивной аркой предварял подъемный мост над настоящим рвом.

За стеной одну половину залитого солнцем внутреннего двора занимала автомобильная стоянка, другую — парк со столетними дубами и цветочными клумбами. В самом замке было семьдесят комнат, выдержанных в готическом стиле — с арками, высокими окнами, множеством дверей и балконов. Венчали особняк две квадратные башни с зубчатыми парапетами.

Вертолет снижался к площадке во внутреннем дворе. Когда он оказался на уровне стен, Грей почувствовал, как нарастает напряжение. Наконец колеса коснулись асфальта, и его вывели из вертолета под дулом пистолета. Запястья уже сцепили за спиной наручниками. Командир отряда повел его через двор к гигантским арочным дверям особняка.

Бежать Грею было некуда. Он находился на электронном поводке, привязанный к передатчику, который лежал в кармане командира отряда. Как только расстояние между ними превышало десять ярдов, таймер начинал отсчет. Так что сейчас ему требовалось сохранить голову в целости и сохранности.

В нескольких шагах от него командир поднес рацию к уху, кого-то слушая. Другая рука нервно почесывала вытатуированное на шее распятие. Услышал Грей только: «Да, сэр».

Мужчина повернулся к Пирсу.

— Иди со мной.

Они поднялись по каменным ступеням и вошли в открытую деревянную дверь, на резных панелях которой изображались сражения и рыцарские поединки.

За дверью открылся огромный холл. Они словно вошли в кафедральный собор с колоннами и высоченным сводчатым потолком. Солнечный свет вливался в окна из цветного стекла, все с теми же рыцарями; у многих доспехи украшал крест тамплиеров.

Несмотря на свою грандиозность, холл оставался на удивление уютным. Толстые ковры заглушали шаги. Два камина в дальней стене, достаточно большие, чтобы в них мог въехать всадник, обещали тепло даже в суровую зиму. Пока же в них стояли большие вазы с букетами, и цветы наполняли холл своими ароматами.

Теперь Грей мог сказать, откуда взялось прилипшее к поместью название — Берлога. Сюда приезжали поохотиться. На полу лежали медвежьи шкуры. Стены украшали головы разной живности.

Хемингуэй здесь чувствовал бы себя как дома.

— Не отставай! — рявкнул командир отряда.

Грей поспешил пересечь холл и подойти к двери рядом с одним из каминов. Мужчина постучал.

— Входите.

Грея провели в маленькую библиотеку с французской антикварной мебелью, небольшим камином и крошечными окнами в парк, размером не больше бойниц для лучников.

Возле холодного камина сидел на стуле мужчина в строгом сером костюме, правда, без пиджака, который, аккуратно сложенный, лежал на подлокотнике. Верхнюю пуговицу белой рубашки мужчина расстегнул, рукава закатал.

Роберт Гант протянул руку.

Командир отряда приблизился, передал ему передатчик вместе с ключом от наручников Грея и поспешил выйти, несомненно выполняя ранее полученный приказ, потому что они не обменялись ни словом.

Дверь закрылась.

Брат президента какое-то время всматривался в лицо Грея, потом произнес первые слова:

— Он страдал?

Грею не требовалось разъяснять, о ком речь. Однако он не знал, в каком статусе здесь находится. Ситуацию усугублял бушевавший в груди огонь. Он едва удерживал контроль над собой. С закованными руками, во власти передатчика, Пирс мог лишь стоять столбом, но ноги дрожали от желания броситься на Ганта, невзирая на последствия. Кулаки сжались так крепко, что наручники впились в запястья.

Роберт указал на стул по другую сторону камина.

Грей сел, все еще пытаясь обрести контроль над собой. Сел на самый краешек, готовый метнуться к Ганту, чтобы хоть как-то отомстить человеку, несущему ответственность за смерть его матери.

Роберт заговорил вновь, его голос дрожал:

— Пожалуйста… Я знаю, что шансов на благополучный исход операции нет… Я слышал прогноз. Но в последние мгновения своей жизни мой брат страдал?

Грей слышал боль, а не слова. И ему удалось разогнать красный туман ярости, увидеть, что этот человек действительно горюет. Глаза Роберта налились кровью, потемнели от горя, кожа стала землистой, под цвет его костюма.

Но какой-то причине, пусть и переполненный ненавистью к этому человеку, Грей ответил честно:

— Нет. Ваш брат не страдал.

Роберт кивнул, уставившись в колени.

— Спасибо вам за это.

Мужчина в сером костюме долго просидел в такой позе. Когда он поднял голову, по щекам текли слезы. Гант их вытер и перевел взгляд на холодный камин, словно хотел согреться. И в его следующей фразе прозвучало сочувствие:

— Я сожалею о случившемся с вашей матерью.

Грей напрягся, едва не вскочил со стула, чтобы кинуться к нему.

Но искренняя печаль на лице мужчины сдержала порыв.

— Эта утрата навсегда останется у вас в сердце. Я знаю это очень хорошо. Цена слишком высокая, даже за вечную жизнь, которая теперь кажется ужасной.

Грей вспомнил, что и Сейхан говорила что-то похожее. Что происходило с этим мужчиной? Он ожидал, что сразу по приземлении начнутся пытки и допросы. И надеялся лишь на одно: Пейнтер получил его секретное послание и понял, куда его увезли.

— Количество горя, которое накапливается за нашу жизнь, больше, чем может выдержать сердце. Только бессердечные хотят жить вечно. Или очень юные, слишком наивные, чтобы понимать чувство утраты. Таким был я, когда они пришли ко мне.

— Когда кто пришел к вам? — спросил Грей.

Роберт молчал, похоже о чем-то задумавшись, стоя у черты, которую не решался переступить.

— Я вам покажу. Возможно, вы пригодитесь для реализации моих планов.

Он поднялся и поманил Грея за собой. Потом подошел к книжному шкафу и потянул за ручку, искусно спрятанную в корпусе. Часть шкафа развернулась, открыв спиральную лестницу, уходящую вниз.

Роберт пошел первым. Лестницу освещали установленные в стенных нишах канделябры. Грей ожидал увидеть паутину и факелы, но лестница вела лишь на подвальный уровень. Через открытые двери на других лестничных площадках он видел прачечные, кухни, а спустились они в винный погреб. В разные стороны уходили тоннели, вырубленные в камне, освещенные лампочками под потолком. В каждом тоннеле по обеим сторонам прохода лежали массивные дубовые бочки. В малых помещениях, «часовнях» Бахуса, стояли стойки, забитые запыленными бутылками, многим из которых, похоже, не было цены.

Роберт быстро шел впереди, возможно боясь, что передумает или кто-то остановит его. Грей тащился сзади, не из-за невидимого поводка, а скорее из любопытства.

Их путешествие по винному лабиринту закончилось в боковой комнате с четырьмя французскими дубовыми бочками размером со слона.

Роберт остановился перед одной, отодвинул задвижку, крышка откинулась. Внутри бочку выложили сталью. Роберт вошел в нее, Грей — следом. Дальняя крышка бочки походила на дверь в банковский сейф. Роберт набрал код на замке и приложил ладонь к сканеру.

Полыхнули зеленые огни, послышался низкий гул гидравлики, поворачивающей стальную дверь толщиной в два фута.

Открылась она в маленькое помещение — кабину лифта. Грей это понял, когда Гант снова набрал код на настенной панели и кабина пошла вниз.

За все это время Роберт не произнес ни слова, с головой уйдя в свое горе.

Наконец кабина остановилась. Двери открылись в нишу, которую перекрывала герметически закрывающаяся двустворчатая стеклянная дверь. За ней находилась большущая, длиной с половину футбольного поля, идеально чистая, герметично закрытая комната. Она не была похожа на стерильное производственное помещение. Скорее лифт привез их в филиал Британского музея. В выставочных стендах из красного дерева хранились древние книги, пожелтевшие свитки, артефакты давно ушедших дней. На мраморных постаментах под стеклянными колпаками стояли изящные скульптуры, лежали изделия из золота.

Роберт повернулся к Грею.

— Здесь истинное сердце «Линии крови».

ГЛАВА 37

4 июля, 14 часов 07 минут

по восточному поясному времени

Голубой хребет

Лиза укрылась в туалетной кабинке, присела на краешек сиденья, покачивая ребенка на коленях. В руке она сжимала лангенбековский[105] нож для ампутации.

Лиза нашла это оружие, похожее на скальпель с четырехдюймовым лезвием, в лаборатории, где проводились вскрытия. Морг, как и большинство помещений этого комплекса-лабиринта, выглядел давно заброшенным. На всем толстый слой пыли. Она знала, что не сможет спрятаться в ящике для тел — к нему привели бы следы на пыльном полу.

Чтобы не оставлять следов, Лиза старалась держаться на границе используемой части комплекса, что несло в себе немалый риск. Дважды ее чуть не обнаружили, но, к счастью, укромных мест здесь хватало. Однажды она прошла мимо коридора, который, похоже, тянулся на всю длину комплекса. Освещалась лишь малая его часть, все остальное таилось во тьме.

Уже в первые минуты Лиза поняла, что находится под землей. Нигде ни одного окна.

Нужно найти выход на поверхность.

Если бы ей удалось бежать и найти подмогу, тогда она смогла бы спасти Кэт. В одиночку любая попытка спасения оказалась бы фатальной. Лодыжка по-прежнему при каждом шаге отдавалась болью по всей ноге.

И опасность грозила не только Кэт.

Младенец спал на сгибе ее руки, тихий, как ягненок, с наполненным молоком желудком, изнуренный болезнью, когда едва не отказали все жизненно важные органы. Лиза молила Бога, чтобы ребенок и дальше не издавал ни звука.

В этот туалет она зашла, посчитав его временным убежищем, чтобы собраться с мыслями. Вначале Лиза мчалась, как перепуганный заяц, пытающийся удрать от разъяренной собачьей своры. Но сейчас оторвалась от преследователей, оказавшись в зоне комплекса с желтыми стенами. Весь комплекс, похоже, делился на цветные зоны. Сюда она попала из Белой, проскочив по пути Оранжевую.

Лиза вспомнила камеру Кэт. Красные стены.

Около туалета она обнаружила карту эвакуации. Эта находка все изменила. Нельзя бежать куда глаза глядят, нужен план. И она нырнула в туалет, чтобы обдумать оптимальный маршрут.

План эвакуации показывал, что Лиза находится на среднем из трех уровней, где-то в северо-западной части. Карта показывала кратчайший путь на поверхность, но им она воспользоваться не решалась. Этого от нее и ждут. И охрана наверняка уже готовится ее перехватить.

Они рассчитывали, что она поднимется наверх, добравшись до следующей лестницы. Поэтому Лиза, наоборот, собиралась по ней спуститься. Заметила, что красная зона на карте не распространяется на третий уровень. Заметила и коридор, пересекающий комплекс под красной зоной. Она могла воспользоваться этим коридором, чтобы пройти в противоположную часть комплекса, где камеры наблюдения стояли реже, если вообще стояли. И в дальней лаборатории имелся отдельный выход. До него она и хотела добраться.

Лиза поднялась, с тем чтобы еще раз взглянуть на карту эвакуации, а потом уже двинуться в дальний конец комплекса. Она уже подняла ногу, чтобы сделать первый шаг, когда дверь в туалет приоткрылась. Зажегся свет, ослепив ее после марш-броска по сумрачным коридорам и темным комнатам.

Незваный гость что-то насвистывал.

Определенно не охранник.

По свисту и тяжелой походке Лиза определила, что это мужчина. Она взмолилась, чтобы он проследовал к писсуарам, но насвистывание близилось к кабинкам. Лиза еще крепче сжала в руке нож.

Не в эту. Попробуй другую.

Ее молитвы услышали, потому что вошел он в соседнюю, самую близкую к двери. Она сознательно отдала предпочтение другой, именно по этой причине. Теперь ей предстояло ждать, пока он справит нужду, потом посидеть еще минуту-другую и продолжить путь.

Именно в этот момент малыш у нее на руках, видимо потревоженный свистом, начал просыпаться — вытянул сжатую в кулачок руку и бесшумно зевнул. Но Лиза знала, что долго он молчать не будет. Поэтому следовало убраться до того, как ребенок какими-то звуками насторожит соседа. Беглянка не знала, как долго мужчина пробудет в кабинке. Вот он расстегнул ремень, ширинку, зашуршали брюки… и за всем этим последовал долгий вздох облегчения.

Создавалось ощущение, что устроился мужчина основательно.

Он вновь принялся насвистывать. Лиза не могла сидеть и дожидаться, пока младенец расплачется. Она осторожно шагнула к двери, зажав нож зубами и покачивая ребенка на сгибе руки. К счастью, она провела не одну ночь, нянча детей Кэт.

Кабинку Лиза не запирала. Да и зачем? Свободной рукой осторожно открыла дверь, выскользнула из кабинки.

Я смогу это сделать.

И тут ребенок недовольно хныкнул.

Лиза застыла. Свист прекратился. Щелкнул замок.

В голове тут же зазвучала ее новая мантра. ЧБСК?

Что бы сделала Кэт?

Лиза пнула дверь, когда та начала открываться. Удар пришелся мужчине — он наклонился вперед — по лицу, отбросив его назад. Лиза последовала за ним в кабинку с ножом наготове. И когда мужчина поднял голову, полоснула его по шее. Острый как бритва нож для ампутаций, предназначенный для того, чтобы резать и твердые хрящи, и тугие сухожилия, не подвел. Располосовал кожу, мышцы, трахею, заглушив крик. Из разрезанной сонной артерии фонтаном хлынула кровь. В горле у мужчины забулькало, он сполз с унитаза — руки зажимают рану, глаза недоуменно расширены. Он уже умер, пусть еще этого и не осознавал.

Именно так поступила бы Кэт.

Лиза подалась назад, помня о крови на полу, стараясь не оставить следов. Закрыла дверцу кабинки, подошла к двери туалета, выключила свет. Она понимала, что мужчины хватятся. И рассчитывала, что к этому моменту будет уже далеко.

Выглянув в коридор, Лиза убедилась, что он пуст. Но, едва вышла, зазвучала ее фамилия, громко, эхом отдаваясь от стен.

Она сжалась.

Но к ней обращались лишь по системе громкой связи. Мужской голос, человеческий, а не робота. Правда, без акцента, свойственного южанам, и не английский Эдварда Блейка. Говорил кто-то другой.

— ДОКТОР ЛИЗА КАММИНГС! ЭТО ВАШЕ ПЕРВОЕ И ЕДИНСТВЕННОЕ ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ! ВЫ ДОЛЖНЫ СДАТЬСЯ И ПЕРЕДАТЬ РЕБЕНКА БЛИЖАЙШЕМУ ИЗ СОТРУДНИКОВ, ИЛИ ЖЕ ПОДВЕРГНЕТЕ ВАШУ ПОДРУГУ СМЕРТЕЛЬНОЙ ОПАСНОСТИ.

Дальше по коридору вспыхнул монитор, зажглись и другие. Нет сомнений — послание прозвучало по всему комплексу.

Лиза прошла по коридору и остановилась достаточно близко от монитора, чтобы увидеть на экране незнакомца в белом лабораторном халате, шапочке и хирургической маске. На заднем плане виднелся доктор Блейк.

Картинка сменилась. На экране перед закрытой металлической дверью под дулом пистолета стояла Кэт. В одной руке она держала кусок трубы, в другой — некое подобие щита.

— В НАКАЗАНИЕ И С УЧЕТОМ УГРОЗЫ, КОТОРУЮ ОНА ПРЕДСТАВЛЯЕТ, МЫ УСТРАИВАЕМ ЭТО МАЛЕНЬКОЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЕ, ЧТОБЫ ВЫ ВСЕ ПОНЯЛИ.

Дверь распахнулась, хлынул солнечный свет, ослепив камеру. Включилась другая, установленная снаружи, нацеленная на широкий луг и растущие рядком вдали дубы. Кэт вытолкнули наружу, она пошатнулась. Прикрыла глаза маленьким щитом от летнего солнца.

— СДАЙТЕСЬ НЕМЕДЛЕННО, ИЛИ ЕЙ БУДЕТ ХУЖЕ. ЭТО ПОСЛЕДНЕЕ ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ.

Лизе не требовалось времени, чтобы решить, как ей быть.

ЧБСК?

Она знала, чего хочет от нее Кэт. И поспешила по коридору — не сдаваться, но попытаться удрать, пока большинство глаз смотрели на эти экраны, готовясь насладиться грядущим кровавым зрелищем, каким бы оно ни было. И Лиза знала, что дубинка и щит означают скорое начало гладиаторского поединка.

Что-то она успевала увидеть, пробегая мимо экранов с ребенком на руках, который снова заснул, убаюканный покачиванием. Кэт выходила на поле боя, заросшее травой.

Будь осторожна, — пожелала Лиза подруге.

14 часов 18 минут

Кэт шла по высокой, до середины бедра, траве; шла с тяжелым стальным щитом — квадратом в четыре фута, закрепленным на предплечье одной руки, и с трехфутовым куском трубы в другой. Она глубоко дышала, готовя тело, накачивая мышцы кислородом. Органы чувств обострились до предела.

Высокая трава, по большей части зеленая, благоухала; аромат этот усиливался оттого, что при каждом шаге Кэт давила травинки. Сорняки цеплялись за платье. Она слышала пение птиц, далекое журчание воды, шелест ветра в деревьях, но не вслушивалась в эти звуки, они служили лишь фоном.

Ловила она другие звуки — приближающихся охотников.

Кэтрин подслушала разговор двух ученых, Филдинга и Блейка, решающих, какое испытывать оружие.

«Поле боя — критически важный элемент дарвиновского отбора, — объяснял Филдинг другому ученому. — Выживание — главный двигатель эволюции. Это в полной мере относится и к нашим роботам. Чтобы набираться опыта, они должны проходить проверку боем, закаляться в бою. С каждым новым вызовом вырастают и расширяются новые синапсы кибернетического мозга. И мы должны тестировать наши машины, противопоставляя им все более сильных противников».

Она видела этих гексаподов, как их здесь называли: похожие на крабов титановые машины-убийцы с острыми как бритва когтями, размахивающие кинжалами, оснащенные бурами. Другие модели стояли на рабочем столе. Самая жуткая походила на раздувшегося клеща с тоненькими, как шило, ножками.

За рабочим столом, в глубинах лаборатории, собирались другие машины, размером с небольшого бурого медведя.

Кэт шла по лугу, проверяя, насколько легко движется рука со щитом, размахивая трубой, чтобы прикинуть, как ей действовать в той или иной ситуации.

«В прошлом мы выставляли против гексаподов невооруженных противников, — закончил Филдинг. — Сегодня проверим их против следующего уровня вооружения: тупого наступательного оружия и щита. Мы будем посылать их волна за волной, каждый раз увеличивая численность, пока они не научатся, не адаптируются и не победят противника».

Шуршание слева насторожило ее. Она развернулась, опустив щит чуть ли не к земле. В траве что-то ползло, рассекало луг, как рассекает воду плавник акулы. Она увидела еще четыре таких же плавника. Они расползались в стороны, пытаясь обойти ее с флангов и окружить. Не вызывало сомнений, что они могли координировать свои действия.

Быстрые, как гончие, гексаподы спешили к ней. Кэт не успевала добраться до деревьев, поэтому и не пыталась. Решила принять бой здесь, встретить первую волну; если сумеет выжить, получит бесценный опыт. Ничто не мешало ей эволюционировать точно так же, как и ее противникам.

Во-первых, Кэтрин не хотелось оставаться в высокой траве. Ей требовался более широкий обзор. Имея в своем распоряжении несколько секунд, тяжелым щитом она придавила окружающую ее траву, создав свободную площадку и кольцевой травяной барьер вокруг нее. Но кольцо не замкнула, оставив один узкий проход.

Первый гексапод врезался в барьер и начал прорываться сквозь травяную стену. Кэт заметила блеск титанового корпуса и со всей силы опустила на него трубу. Металл прогнулся под сокрушительным ударом. Убить чудовище не удалось, но сенсорная система вышла из строя, и гексапод, развернувшись, слепым зигзагом двинулся от травяного барьера.

Оставшиеся четыре, возможно получив полную информацию о случившемся, воздержались от прямой атаки и принялись кружить. Потом один изменил направление движения, устремился к проходу в травяном барьере, почуяв брешь в ее защитном редуте, но не подозревая, что это ловушка.

Он ворвался в гнездо Кэт, но та уже подготовилась к встрече. Воспользовавшись трубой как клюшкой для гольфа, врезала по передним датчикам, разрушив электронику и отбросив гексапода. Он приземлился на спину и больше не шевелился.

Слабое место.

Остальные три кружили, определенно что-то планируя, а потом, приняв решение, вместе устремились к проходу, собираясь победить числом.

Извините, сегодня мы закрыты.

Кэтрин поставила щит на мятую траву, перекрыв им проход. Первый гексапод с громким стуком врезался в щит. Трубой она принялась наносить колющие удары и переломала большинство ножек, оставив его калекой.

Остальные двое подались назад, планируя свой следующий маневр.

Кэт ждать не стала. Нашла камень размером с кулак и бросила в траву. Движение привлекло одного из роботов. Тот метнулся на звук, но обмана хватило лишь на несколько секунд. Едва камень перестал двигаться, робот прекратил охоту на него. Машина поняла, что это не живое существо.

Проверка подтвердила, что гексаподы снабжены датчиками движения, но, похоже, у них отсутствовали тепловые датчики, реагирующие на температуру тела, характерную особенность млекопитающих, поскольку один из них бросился за камнем. По той же причине Кэт сомневалась, что у них острое зрение. Появлялся шанс их обмануть.

А как насчет звука или запаха?

Два оставшихся гексапода не позволили ей это выяснить. Они двинулись на нее с противоположных направлений. Один — прямо на щит, второй — через травяной барьер.

Кэт рывком убрала щит, вновь открывая проход в гнездо, позволяя первому роботу ворваться в него. Второй чуть задержался, наткнувшись на препятствие. Ему пришлось пустить в ход какое-то лезвие, чтобы скосить траву.

Первый развернулся на пятачке и устремился к Кэт. Та резко опустила руку со щитом, навалилась на него, превратив щит в нож гильотины, и разнесла фронтальную часть робота, вдавив ее в мягкую землю.

Второй гексапод уже справился с травяным барьером и мчался на нее, выставив вперед вращающуюся дисковую пилу.

Кэт отпрыгнула в сторону, и второй гексапод врезался в первого. Дисковая пила довершила то, что начала Кэт. Первый робот предпринял предсмертную попытку отразить атаку. Острые как бритвы ножки нашли зазоры в корпусе, пробурили в них дыры, проникли внутрь и разорвали заключенный в стеклянную капсулу мозг.

В считаные секунды гексаподы убили друг друга.

Кэт, присев на корточки, обследовала их арсенал, запрятанный в титановый корпус. Особое внимание она обратила на устройство для метания дротиков, надпись на нем — «М99». Гексахлорид эторфина. Мощное средство для обездвиживания животных. Одной капли вполне хватало и для обездвиживания человека.

Кое-что выяснив о своих противниках, Кэтрин поднялась и посмотрела на маленький бункер, из которого вышла на поле боя. Она знала, что они наблюдают за ней.

Давайте посмотрим, что еще у вас есть.

Кэт повернулась и побежала к растущим рядком деревьям.

14 часов 28 минут

— Здорово у нее получилось, — Эммет Филдинг сложил пальцы домиком, наблюдая за происходящим на мониторах. — Прямо-таки амазонка.

Эдвард стоял у него за спиной и обратил внимание, что пульс на шее Филдинга во время атаки бился быстрее. Он подозревал, что происходящее Филдинг воспринимал не только как научный эксперимент, но и как кровавый спорт. Но его это не касалось.

Увидев все это, Лиза, конечно, вернется с мальчиком.

— Что-нибудь о ней известно?

Филдинг безразлично хмыкнул, демонстрируя равнодушие. Появится Лиза или нет, он намеревался продолжать испытание своих машин, пока женщину на экране не порубят в кровавую капусту.

Эдвард взглянул на часы. Петра тоже отправилась на поиски Лизы. Получив лампой по голове, его помощница жаждала крови, не уступая упорством и хладнокровием этим металлическим созданиям.

Филдинг откинулся на спинку стула, потянулся.

— Думаю, мы готовы ко второму раунду.

— Сколько вы пошлете на этот раз?

— Двадцать. А поскольку она продемонстрировала такую эффективность — и это потрясающе, — думаю, мы сразу перейдем на следующий уровень. Введем новый элемент.

Филдинг оглянулся, посмотрел в глубь лаборатории. Там стояли роботы побольше, с четырьмя конечностями, и каждая нога заканчивалась когтями, скопированными у ленивцев, — идеальный инструмент для вспарывания брюха добыче. Эдвард видел, с какой скоростью могут передвигаться квадроподы. Просто захватывало дух.

— Думаю, я пошлю двух, — в голосе Филдинга слышалась бравада, он начал нажимать на кнопки.

Блейк смотрел на бегущую женщину.

Она могла получить шанс на выживание, если бы Лиза передумала и вернулась с ребенком. Хотя, в конце концов, значения это не имело.

Ни для одной из женщин.

14 часов 29 минут

Лиза бежала по длинному, тускло освещенному коридору с ребенком на одной руке, с ножом в другой. Мельком она видела фрагменты успешной битвы Кэт с металлическими существами, но в бой обещали бросить других, и она не сомневалась, что так и будет.

Лиза подняла голову.

Наверное, я под красной зоной.

По ее прикидкам, исходя из того, что видно на экранах, бежала она в противоположном от Кэт направлении. И помощь могла оказать лишь одним способом — выжив.

Лиза продолжила путь по коридору, который пересекал огромный подземный комплекс, и теперь шла по черной зоне — пустой, но вроде бы не заброшенной. Здесь воздух наполнял запах, который бывает перед грозой. Причина обнаружилась буквально в нескольких ярдах. Дверь справа открывалась в огромный, размером с кафедральный собор, склад. Здесь же начинался длинный лестничный пролет.

Сверху Лиза могла оглядеть весь склад, в котором, как в ангаре, мог разместиться пассажирский самолет. Склад заполняли металлические боевые машины. Те, что поменьше, стояли на полках, побольше — на полу. Ко многим тянулись электрические кабели, заряжающие аккумуляторы. Посреди склада, а может, цеха, высился монстр размером с танк «Першинг»; его еще только собирали.

Мерное гудение и характерный запах озона наполняли склад-цех, создавая ощущение надвигающейся грозы. От статического электричества волоски на затылке встали дыбом. Лиза поспешила дальше, предчувствуя беду.

Коридор наконец-то закончился. Она поднималась по ступеням, мысленно представляя себе карту. Эта лестница вела к выходу, удаленному от главной лаборатории, и, возможно, Лиза вышла бы на поверхность в каком-нибудь глухом местечке и ускользнула от наблюдения. Поднималась она медленно, от площадки к площадке, в любой момент ожидая окрика. Миновала средний уровень, двинулась к верхнему.

Во время подъема к свободе до нее долетел громкий голос:

— ДОКТОР КАММИНГС! МЫ ГОТОВЫ КО ВТОРОМУ РАУНДУ!

В испуге Лиза прибавила шагу.

Я не хочу этого видеть.

Но, к сожалению, могла слышать. Внизу происходило какое-то движение, стоны гидравлики, запах озона усилился. Против Кэт выдвигались новые войска.

Добравшись до верхней площадки, Лиза увидела перед собой аварийную дверь с нажимной ручкой-замком. Она понимала, что открытие двери может инициировать включение сирены охранной сигнализации, то есть сразу привлечет внимание, но другого выхода не было. Если остаться внизу, ее обязательно рано или поздно обнаружат.

Вместе с солнечным светом на Лизу обрушился оглушающий рев.

Переступив порог, она увидела водопад высотой в добрых тридцать футов. Вода падала в реку чуть ниже уступа, на котором она сейчас стояла. Над головой возвышался отвесный обрыв, под уступом пенилась быстрая река. Лиза не могла ни спуститься, ни подняться. Дверь привела в тупик.

Младенец заплакал, тихие крики громким эхом отдавались от каменной стены. Она его не винила.

Мы в западне.

ГЛАВА 38

4 июля, 14 часов 25 минут

по восточному поясному времени

Голубой хребет

Здесь истинное сердце «Линии крови».

Грей обдумывал эти слова, стоя на пороге маленького, закрытого для посторонних музея.

— Впервые меня привели сюда ребенком, — объяснил Роберт. — По наивности я еще не понимал истинной ценности хранящихся здесь знаний, цены, которую мне придется заплатить за эти кровные узы, и значения утрат, которые я могу понести.

На каждой створке герметически закрытой двери выгравировали по символу. Справа — крест со спиралями ДНК. Грей уже видел этот символ, поэтому понял, что Роберт не приуменьшает важности этого подземного хранилища. Слева — тот же крест, но обвитый тремя змеями.

Роберт заметил его взгляд и коснулся креста со змеями.

— Этот — наше прошлое. Другой — наше будущее.

Более не произнеся ни слова, он раздвинул створки и провел Грея в подземный зал. Вспыхнули огни, осветив еще одну комнату, примыкающую к первой, в которой рядами стояли черные блоки компьютеров. Но Роберт уже шел дальше.

Грей окинул их жадным взглядом.

Какая информация хранится на этих серверах?

Вероятно, с ответом на этот вопрос предстояло подождать.

Они направились в дальний конец музейного зала. Там в высоком стеклянном стенде хранился один невзрачный предмет — деревянный посох.

Догадываясь, насколько древен этот артефакт, Грей с любопытством наклонился вперед со скованными за спиной руками и увидел трех змей, вырезанных на посохе; их тела спиралями поднимались по нему, переплетаясь друг с другом.

— Что это? — выпрямившись, спросил Грей.

— Артефакт, найденный моим предком во время Крестовых походов в крепости на вершине какой-то горы в Галилее. Он называется Бачал Изу. С этим посохом ходил святой Патрик.

Грей повернулся к Роберту.

— Святой, изгнавший змей из Ирландии?

— Именно. Вы знаете историю посоха, как он попал к святому Патрику?

Грей покачал головой.

— Согласно легенде, возвращаясь из Рима в Ирландию, Патрик остановился на острове около Генуи. Там он встретил молодого человека, который утверждал, что получил этот посох от пилигрима, красивого и величественного, который велел ему держать посох у себя, пока не встретит «моего слугу Патрика, отдыхающего здесь на пути в Эрин, чтобы окрестить ее народ, и отдать в его руки, когда он будет уходить». Этот хранитель также утверждал, что перестал стареть, пока посох находился у него, и прожил больше ста лет в ожидании Патрика.

Грей скептически оглядел артефакт.

— Посох, дарующий бессмертие?

— Согласно преданию о святом Патрике этим пилигримом был Иисус Христос.

Грей смотрел на простой посох с благоговением и с недоверием.

— Вы в это верите?

— Не знаю. Но есть и другие легенды, согласно которым этот посох гораздо древнее — и с ним ходил царь Давид, а перед ним — Моисей.

Древняя штуковина, — подумал Грей, не желая прерывать эту лекцию. Чем дольше говорил Роберт, тем большим временем располагал Пейнтер для расшифровки трех букв, написанных им в снайперском гнезде. Плюс у него не выходили из головы слова Роберта, произнесенные ранее.

Возможно, вы окажетесь полезны для реализации моих планов.

Они не казались угрозой, скорее намекали на сотрудничество. Так что Грей не собирался мешать Ганту говорить.

— Конечно же, никто знает, правда ли это, — признал Роберт. — Посох нашел рыцарь-тамплиер, с тех пор этот крест — наш символ. Согласно истории посох принадлежал хранителю, утверждающему, что ему больше пятисот лет. Она украла посох, убив этого человека…

— Подождите! Она?

— Да, она была тамплиером, входила в первую девятку, хотя ее имя вычеркнули из исторических хроник после того, как открылось, что это женщина. Находка посоха — величайший триумф наших предков и наша самая горькая неудача. Но я забегаю вперед.

— Тогда продолжайте.

— После ее возвращения во Францию с украденным посохом стало ясно — не сразу, через годы, — что он не обладает волшебными свойствами.

— Значит, в нем не было секрета бессмертия.

Роберт посмотрел на Грея.

— Наоборот, был… но нам потребовались столетия, чтобы открыть истину. Чудом был не сам посох, а знания, написанные на нем.

Грей всмотрелся в посох.

— Три змеи?

Роберт подвел его к старой раскрытой Библии, лежащей на стойке и ярко освещенной специально подвешенной над ней лампой.

— Змеи — традиционный религиозный символ, — ответил он. — Патрик изгнал змей из Ирландии. Моисей превращал свой посох в змею. Но только самая ранняя история о змее, из книги Бытия, открывает истину. В райском саду росли два дерева. Древо Жизни, с плодом бессмертия. И Древо Знания. Бог изгнал Адама и Еву после того, как они съели яблоко с Древа Знания. Он боялся, что, обладая знанием, они также «сорвут плод с Древа Жизни, и вкусят, и будут жить вечно».

— Но Древо Жизни — это символ.

— Это неправда. Оно существовало… Во всяком случае, в прошлом.

— Что вы такое говорите?

— В Библии много историй о людях, которые доживали до невероятного возраста. Самый знаменитый из них — Мафусаил, проживший девятьсот шестьдесят девять лет. Но есть и много других. Не только в Библии. Глиняные таблицы Вавилона и Шумера утверждают, что тамошние цари жили сотни и сотни лет.

— Но все эти немыслимые годы — аллегория, не реальный возраст.

— Возможно. Но истории о растении, продлевающем жизнь, есть не только в Библии. В древней саге о Гильгамеше рассказывается про «растение жизни», которое дарует бессмертие.

Роберт указал на еще один стенд, в котором лежали древние книги.

— В древних индуистских ведических манускриптах описывается растение сома, обладающее такими же качествами. «Мы ели сверкающие листья сомы и обретали бессмертие».

Он двинулся дальше, к блюду времен Древнего Египта, с рисунком бога с головой ястреба, клюющего листья высокого дерева.

— Это изображение Древа Жизни из египетской мифологии.

Затем Роберт оглядел все выставленные артефакты и произнес:

— Здесь много других примеров, но все эти истории отмечены одним общим. В Библии Ной — последний из тех, кто прожил невероятно долго. В саге о Гильгамеше царь узнает, что дерево, которое он ищет, утонуло. В обеих этих историях, и во многих других, указывается, что дерево, продлевающее жизнь, погибло во время Великого потопа. — Он повернулся к Грею. — Может, просто совпадения, но, возможно, во всех этих историях есть зернышко истины. И из этого зернышка может вырасти новое Древо Жизни. Наш клан в это поверил. И многие столетия мы пытались понять, что означают эти три змеи, чувствуя, что это как-то связано с бессмертием. Нисколько в том не сомневались, потому сделали этих змей своим символом.

Роберт указал на стеклянные створки.

— И это не просто наш символ. Мы оставляли его везде, надеясь приманить тех, кто обладал тайным знанием. Мои предки свято верили в эту связь, поэтому внедряли этот символ в разные тайные организации, которые прятали нас.

Он подвел Грея к раскрытой книге масонских обрядов. Показал троих мужчин, сцепивших руки, переплетенные, как змеи на посохе. И если у кого и оставались сомнения, змеи присутствовали и здесь — с тремя головами.

— Видите, как упорно мы в это верили, — добавил Роберт. — И в конце концов выяснилось, что были правы.

— Правы? Каким образом?

— Три змеи на посохе — знание, закодированное для будущих поколений. Генетическая информация, — Роберт указал на символ, выгравированный на другой створке стеклянной двери. — Символ изменился, змеи трансформировались в то, что они, собственно, собой и представляли, — витки ДНК.

— Вы говорите, что ученые прошлого знали достаточно о ДНК, чтобы закодировать ее молекулу в форме змей?

— Возможно. В тысяча девятьсот шестидесятых годах ученый по фамилии Хейфлик определил, что продолжительность естественной человеческой жизни — сто двадцать лет. Его расчеты основывались на максимальном числе делений клетки.

— Понятие «граница Хейфлика» мне известно, — кивнул Грей, который изучал биофизику.

— А тот факт, что в Книге Бытия указан точно такой же предел человеческой жизни, вы назовете простым совпадением? Цитирую Библию: «Пусть будут дни их сто двадцать лет». Тот же вывод, что и у Хейфлика. Откуда взялось это знание?

— Да, это странно, признаю. Но очень уж далеко от вывода, что змеи на посохе представляют собой нити ДНК. Змей вырезано три. ДНК — двойная спираль.

— Да, это неувязка. Но секрет бессмертия не в двух нитях, а в трех, в тройной спирали. Именно это вырезано на посохе. И только сейчас, с помощью анализа ДНК, нам удалось найти разгадку.

— Каким образом?

— Когда наша странствующая женщина-рыцарь ушла с посохом, она убила бессмертного, который им владел… похоже, последнего в роду. Его кровь выплеснулась на посох и сохранилась на нем. В этой крови мы обнаружили клетки ДНК с тремя спиралями.

Грей насторожился.

— ДНК с тремя спиралями?

Он начал осознавать важность этого открытия.

Роберт кивнул.

— Как только генетика шагнула достаточно далеко вперед, чтобы расшифровать третью нить, мы выяснили, что это заразный белок — от растительного вируса. Белком оказалась природная форма пептидо-нуклеиновой кислоты — ПНК. Она заражала человеческие клетки после того, как человек съедал это растение. Побочным эффектом воздействия этого вируса, попадающего от растений к животным, являлась стабилизация клеток, прекращение клеточного старения и, соответственно, увеличение продолжительности жизни зараженного.

Грей представил себе райский сад.

— Мифическое Древо Жизни.

— Может, не такое уж и мифическое.

— Но вы вроде бы говорили, что при потопе это растение погибло. Как оно могло оказаться у хранителя посоха?

— Вероятно, кто-то обладал даром предвидения и запасся этим растением, высушив какие-то его части, как чайные листья. В хрониках женщины-рыцаря, укравшей посох, которые она писала на смертном одре, сказано, что она видела ряд египетских саркофагов, наполненных сушеными листочками и стеблями. Сосредоточившись на посохе, женщина-рыцарь не придала этому значения и оставила все на съедение огню.

Грей оценил иронию.

— То есть, как и Ева, ваша женщина-рыцарь украла Древо Знания, принеся вам ключ к бессмертию, но оставила без внимания Древо Жизни.

— Похоже на то. В итоге мы попытались воссоздать вирусную ПНК, но не получилось. Слишком сильному разрушению подверглись клетки. Поэтому мы начали с нуля, создавая ПНК собственной разработки и испытывая ее.

Грей представил себе, к каким ужасам и злоупотреблениям привели эти исследования.

В голосе Роберта не слышалось гордости, он продолжил чуть ли не шепотом:

— Со временем мы продвинулись достаточно далеко, чтобы на свет появился первый здоровый ребенок.

— Сын Аманды.

Он кивнул.

— Но оказалось, что здоровье только временное. Однако цену пришлось заплатить большую. Сначала — жизнью Аманды. Теперь — моего брата, — он указал на дверь. — И скоро — моего внучатого племянника. Это уже слишком. Я должен сделать все, что в моих силах, чтобы сохранить остатки моей семьи.

Они направились через зал к двери.

Роберт опечаленно сгорбился.

— Еще мальчиком я заключил договор с внутренним кругом семьи — с «Линией крови». Думал, что вместе мы сделаем нечто большее, чем может отдельно взятый человек.

Пока под удар не попали самые близкие…

Тяжела ты, корона власти.

И эта тяжесть и чувство вины только нарастали, когда его брат обосновался в Белом доме, а он, приведя «Линию крови» к власти, принялся дергать за ниточки за спиной Джеймса Ганта.

— Почему вы мне все это рассказали? — спросил Грей. — Зачем вообще привезли сюда?

— Чтобы вы поняли, почему наивный мальчик докатился до такой жестокости. Но старый человек больше не может страдать, — Роберт повернулся к нему. — Я привез вас сюда, чтобы вы все это рассказали миру.

Грей ахнул. Возможно, убийство Джеймса Ганта стало последней соломинкой, сломавшей спину этому «верблюду».

Но разве не Роберт приказал убить брата? Или был такой же марионеткой, как и президент Гант?

Однако Грей задал совсем другой вопрос — по его мнению, более важный, раз уж этот человек «умывал руки».

— Почему бы вам не рассказать это самому?

— Я уже настрадался. Заберу своих близких и исчезну, отправлюсь туда, где «Линия крови» нас не найдет, — Роберт отвернулся. — Оставляю все на вас.

Он проходил мимо комнаты с серверами. Грей следовал за ним. Раз уж Роберт собрался рассказать все, он не хотел упустить ни слова.

— Для чего нужны эти серверы? — спросил Пирс, чувствуя, что здесь спрятано что-то важное.

Роберт рассеянно глянул на них.

— Если этот зал — наше сердце, то там — наш мозг, наша память. В них содержится вся наша родословная — не только Гантов, но и тех, кем мы были в далеком прошлом. До самого начала нашего рода.

Грей хотел это услышать.

— Какого начала?

— Полумесяц и звезда. Наш первый символ. Некоторые древние документы связывают их с богом Ханаана, которому приносились человеческие жертвы.

Что ж, неудивительно.

— Этого бога звали Молох, его символизировали рога коровы или рога полумесяца. Очень похожий на него бог — Ремфан, которого символизировала звезда. Некоторые из историков верят, что наши корни восходят к Моисею, что он изгнал нас за поклонение полумесяцу и звезде. — Он обернулся и посмотрел на посох. — В Деяниях апостолов есть строки: «Вы приняли скинию Молохову и звезду бога вашего Ремфана, изображения, которые вы сделали, чтобы поклоняться им: и я переселю вас далее Вавилона».[106]

— То есть получается, что вы — потомки тех самых изгнанных идолопоклонников?

— Не знаю. Но род очень древний, и они сохраняют некоторые давние иудейские традиции, как…

За стеклянной стеной открылись двери лифта, и Роберт тотчас умолк. Из кабины вышла знакомая фигура. Высокая светловолосая женщина направилась к ним. Стальные глаза оценивали ситуацию. Она подошла к пульту и нажала несколько кнопок. Стальные стержни заблокировали стеклянную дверь.

Роберт попытался раздвинуть створки, но они не сдвинулись с места. Вероятно, кто-то предугадал его грядущее предательство.

Гант отступил от двери, осознав, что к чему. Посмотрел на Петру.

— Так ты из «Линии крови»… Почему мне никто не говорил?

— Нас легион, — ответила она. — И не всем нравилось твое руководство. Когда мы потеряли ребенка, который, если уж на то пошло, нам бесполезен, я позвонила тем, кому служу, и доложила обстановку. Ты грустил больше, чем следовало. Ставил семью выше клана. Рвал нить, которая выдержала столетия. Все! Теперь ты нам не нужен.

— Но я так много лет стоял во главе…

Она пренебрежительно усмехнулась.

— Если тело сильное, голову можно отрубить. Мы отрастим новую и станем еще сильнее. Тебя отодвинули в сторону. Ветвь Гантов отсекут, включая все плоды с нее. Мы очистим старое, чтобы дать дорогу новому. Никаких слез, главное — цель.

Ладонь Роберта, прижатая к двери, опустилась.

— Чистка начнется здесь. Через десять минут. Ровно в три часа пополудни, ты знаешь, какое это сильное число. Я включила оберег обеих лабораторий и этого хранилища веков. С этого дня «Линия крови» отрезает прошлое и сосредоточивается только на будущем. Бессмертие на расстоянии вытянутой руки. Абсолютная власть у нашего порога.

Петра уважительно поклонилась, что выглядело странным.

— Те, кого ты любишь, не будут страдать, — она не сводила глаз с Роберта. — Даже те, кого, по твоему мнению, мы не знаем.

Роберт метнулся к двери и забарабанил кулаком по стеклу.

— Не смейте! — крикнул он срывающимся голосом.

Петра отходила к лифту лицом к ним, хотя, похоже, видела не их, а совсем другое. Они уже стали прошлым.

Грей подождал, пока двери кабины закроются, потом повернулся к Роберту спиной.

— Похоже, вы безработный, — он приподнял закованные руки. — Может, пора их снять?

На лице Роберта отражались и горе, и злость.

Мне это знакомо, — подумал Грей.

Как только Роберт снял наручники, Грей задал вопрос, ответ на который боялся услышать:

— Что такое оберег?

Лицо Роберта посуровело.

— Термобарическая бомба. Она выжжет этот зал. Но в лаборатории… — Он покачал головой, его, похоже, замутило.

— Что будет с лабораторией?

14 часов 51 минута

Взревели сирены эвакуации, замигали огни, окрашивая подземные комнаты и коридоры в разные оттенки красного.

— Сейчас все рухнет вниз, — объяснил Филдинг, засовывая бумаги в портфель.

— Что рухнет? — переспросил Эдвард. Он старался держаться поближе к Филдингу. Остальные разбегались в разные стороны, захватывая с собой все, что можно.

— Большая часть комплекса расположена над высохшим подземным озером. В начале прошлого столетия проходчики нашли это озеро, вода в него поступала из подземной реки. Потом инженеры перекрыли реку и построили поддерживающую эстакаду над озером. Так что мы не в подземной лаборатории. — Он резко защелкнул замки портфеля и двинулся к компьютеру. — Мы на мосту, перекинутом через бездну. И они собираются взорвать опоры. Когда все рухнет, взорвут и дамбу подземной реки. Новое озеро разольется на месте наших могил, если мы не успеем смыться.

Эдвард шагнул к двери.

— Так пошли.

— Я не собираюсь бросать исследования… и свою работу, — Филдинг постучал по экрану. — Это будет их последнее испытание.

— Что вы делаете?

— Даю им шанс на спасение.

Филдинг наклонился к микрофону, а зеленые огоньки уже замигали на всех роботах. Он отдал приказ, обращенный ко всей своей армии:

— ВЫЖИТЬ!

Под ногами Эдварда что-то затарахтело. Он попятился к двери. О чем думал Филдинг, оживляя эту орду?

— Это всего лишь включились генераторы, — успокоил его Филдинг, берясь за ручку портфеля. — Активация и прогрев занимают восемь минут. Уйти мы успеем.

Эдвард бросился к двери. Обернувшись, увидел, как что-то прыгнуло с рабочего стола на спину Филдинга и закрепилось между лопатками. Один из его новых гексаподов. Исследователь забыл, что активировал его ранее и оставил в ждущем режиме.

Филдинг закричал, попытался стряхнуть металлическое чудовище, но его тонкие ножки, острые, как хирургические инструменты, вошли глубоко и держали крепко.

Эдвард пятился к двери. Филдинг рассказал ему о новом поколении роботов, которое он называл улей. В его картофелеобразном теле размещался рой маленьких роботов.

Филдинг кинулся к Блейку.

— Сбросьте его! Сбросьте!!!

Но Эдвард отходил все дальше, хотя и не отрывал взгляда от Филдинга. И теперь, прочно закрепившись на спине жертвы, робот выплевывал из своего чрева маленьких роботов. Они разбегались, как муравьи, вниз по спине, вверх по шее, на плечи, грудь, руки и ноги.

— Нет, нет, нет!.. — кричал Филдинг, кружась на месте, зная, что будет дальше.

Маленькие роботы замерли, словно по команде, затем начали вгрызаться в его плоть.

Звериный крик боли вывел Эдварда из ступора. Он бросился бежать. Знал, почему они вгрызаются. Крупные роботы реагировали на выделяемое телом тепло, мелкие — на бьющееся сердце. Они вгрызались в тело до тех пор, пока сердце не прекращало биться.

И, судя по крикам, которые преследовали убегающего Эдварда, произошло это не сразу.

14 часов 52 минуты.

Минуты шли, а Грей лежал на боку, потирая затекшие кисти. Государственный секретарь Соединенных Штатов, наклонившись над его головой, доставал затычку с «С-4» из слухового канала, используя египетское костяное шило возрастом в три тысячи лет, позаимствованное с одного из выставочных стендов.

— Похоже, что все. Во всяком случае, большая часть.

Грею не хотелось находиться здесь при взрыве термобарической бомбы. Такие заряды создавали взрывную волну, по мощности сравнимую с атомным взрывом, и разогревали воздух до температуры пять тысяч градусов.

— Хорошо.

Грей перекатился на спину и принялся извлекать динамик и взрыватель. Для этого воспользовался маленькими щипчиками. После пары неудачных попыток ему удалось за что-то зацепиться и вытащить все. В ухе звенело.

Грей торопливо собрал мину. Дверь из закаленного стекла музейными экспонатами не разбить. Он прилепил пластиковую взрывчатку к левой створке, с обратной стороны выгравированного креста, и предупредил Ганта:

— Отойдите.

Передатчик Роберт ему уже отдал. И вот оба они спрятались за выставочными шкафами, и Грей нажал на кнопку. В замкнутом пространстве по барабанным перепонкам ударило так, что мало не показалось. Грей закашлялся от едкого дыма, поднял Роберта на ноги, помахал перед ним рукой. Затем увидел, что дверь из закаленного стекла разнесло вдребезги, превратив ее в груду синевато-белой крошки.

Оба практически оглохли, так что Пирсу пришлось кричать, чтобы слышать собственный голос:

— Пошли отсюда!

Он с сожалением оглянулся на исторические сокровища, которым предстояло погибнуть. Взгляд его остановился на Бачал Изу, посохе Христа, — но тот хранился под пуленепробиваемым стеклом. И у Грея не было ни времени, ни сил, чтобы спасти его.

С тяжелым сердцем он смирился с тем, что посох придется оставить.

Роберт едва стоял — ноги подкашивались, — но позволил себя увести. Вызвал лифт, набрав код, приложил ладонь к сканеру. Пока они ждали, Гант смотрел на задымленный музейный зал.

— Может, мне следовало умереть. После всего, что я натворил…

Грей понимал: надо как-то подбодрить своего спутника.

— Роберт, я должен вам кое-что сказать. Насчет вашего брата, Джимми, и его дочери, Аманды.

— Сказать что? — у Роберта перехватило дыхание.

— Они оба живы.

Роберт дернулся, резко повернулся к нему.

— Что?

Пока спускалась кабина и открывались двери, Грей в общих чертах обрисовал ситуацию.

— Так что теперь надо подумать о сыне Аманды. Вы упомянули, что он здесь.

Роберт насупился. Кабина уже шла вверх.

— Был здесь, но его снова похитили.

На этот раз Грей резко повернулся.

— Кто?

Роберт объяснил:

— Это сделала пленница. Врач. Женщина, засланная в нашу клинику по искусственному оплодотворению.

Грей схватил его за плечо и всмотрелся в глаза.

— Лиза Каммингс?

— Вы ее знаете?

— С ней была другая женщина?

— Да. Они обе находились в лабораторном комплексе, вместе с моим внучатым племянником. Но он в десяти милях отсюда. Мы не успеем даже связаться с ними.

Грей выругался. Его сердце заколотилось. Он отбросил Роберта к стене, сильнее, чем собирался.

— А женщина, с которой схватили меня? Сейхан? Ее тоже увезли в эту чертову лабораторию?

Брови Роберта взлетели: его удивила реакция Грея.

— Нет, — медленно ответил он. — Я… мы держим ее здесь.

Кабина остановилась, тяжелая сейфовая дверь открывалась целую вечность. Грей едва сдерживался, чтобы не начать молотить по ней кулаками; он тревожился за Сейхан и злился из-за того, что никак не может помочь Лизе и Кэт.

Наконец Грей и Роберт вылезли через щель из массивной бочки в винный погреб и поспешили к выходу. Они не знали мощности установленной термобарической бомбы. Вдруг она может не только выжечь подземные помещения, но и разрушить замок? Даже Роберт ничего не мог сказать по этому поводу. И Грею не хотелось выяснять это на собственной шкуре.

— Где Сейхан? — спросил он, готовый бежать ей на помощь.

— Вы заблудитесь. — Роберт прибавил шагу. — Я вам покажу. Но…

— Но что?

— После того как Петра заперла нас, — в голосе слышались страх и чувство вины, — думаю, она направилась к ней, чтобы убить ее.

ГЛАВА 39

4 июля, 14 часов 52 минуты

по восточному поясному времени

В воздухе над Голубым хребтом

— Семь минут до цели, — доложил пилот из кабины.

Пейнтер сидел в грузовом отсеке турбовинтового транспортного самолета «С-41А». Из Вашингтона они вылетели на реактивном самолете, потом пересели на этот, меньших размеров и более подходящий для десантирования или переброски войск. По существу, состоял он из кабины и грузового отсека.

Грузом в этом полете была команда Пейнтера.

Такер уже прикрепил Каина к себе специальной упряжью. Ковальски и Монк проверяли снаряжение друг друга. Пейнтер проверку уже закончил и сидел за ноутбуком, связанным через спутник со штаб-квартирой «Сигмы». На экране он видел поместье Гантов, которое снималось в режиме реального времени спутником разведки.

В ухе звучал голос Джейсона Картера:

— Директор, передаю новую запись. Мы зафиксировали движение в десяти милях от особняка. Раньше не обращали на него внимания, потому что сосредоточились на Берлоге. Но вам лучше на это взглянуть.

Особняк исчез с экрана, уступив место Континентальному водоразделу — изрезанной, гористой местности.

Кто это там?

Маленькая фигурка стояла у водопада, держала на руках какой-то сверток… нет, ребенка! Фигурка приближалась, увеличивалась, пока не осталось никаких сомнений.

— Лиза… — выдохнул Пейнтер.

— И я думаю, что вторая — Кэт, сэр. Примерно в четверти мили к юго-востоку.

Как только картинка вновь изменилась, Пейнтер подозвал Монка:

— Тебе надо это видеть.

Монк подошел. Теперь экран показывал женщину, бегущую по лесу. Кроны деревьев не позволяли различить детали. Не вызывало сомнений только одно: она направлялась к отвесному обрыву.

— Это моя жена, — в голосе Монка слышался испуг, но он держал себя в руках. — Никогда не смотрит, куда идет.

Джейсон заговорил вновь:

— На земле я улавливаю какое-то движение, но не могу разобрать, кто ее преследует.

Вновь послышался голос пилота:

— Мы в двух минутах от границы зоны запрета полетов. Я поворачиваю, чтобы мы могли пойти вдоль границы.

Пейнтер отдал ноутбук Монку и прошел в кабину.

— Новые планы. Летим прямо.

— Сэр, у нас нет разрешения.

— Возьму у президента, когда вернемся, — ответил Пейнтер. — Летим прямо и на малой высоте. Следуй по Континентальному водоразделу. Как только пересечем границу запретной зоны, открывай задний люк, мы будем прыгать.

Пейнтер вернулся в грузовой отсек.

Монк приподнял бровь.

— Почему у моей жены нет волос?

Джейсон заговорил в ухе Пейнтера, в голосе слышался испуг:

— Когда будете на земле?

— Десантируемся через шесть минут. На земле через семь или восемь.

— Слишком поздно.

14 часов 53 минуты

Голубой хребет

Кэт бежала по лесу.

Тапочки она потеряла. Ступни врезались в мягкую лесную подстилку, их кололи опавшие иголки сосен. Камни, шишки, желуди оставляли раны, но она игнорировала боль. Перепрыгивала через препятствия, радуясь каждому упавшему стволу или густому кусту, потому что они мешали преследователям.

Первая волна охотников находилась в считаных ярдах позади. Она расправилась с тремя, но их оставалось больше десятка, и работали они парами. Щит и труба не могли противостоять такому количеству врагов, тем более что на этот раз против нее выставили разных роботов. Кэтрин насчитала как минимум четыре типа, каждый со своим набором функций. Ползуны — с ними ей уже довелось иметь дело; прыгуны, которые могли прыгать, как лягушки, если оказывались в непосредственной близости, и рубить на лету; волчки, способные резко ускоряться на коротких расстояниях и превращаться в дисковые пилы; и последняя группа с неведомыми ей пока способностями. Эти двигались медленнее остальных и внешне напоминали стальные шлемы на ножках.

Ей тоже досталось. Первый волчок застал ее врасплох, проскочил мимо, зацепив бедро. Ногу обагрила кровь. Второго она встретила ударом трубы. Приложила от души, и он закончил свой путь, загнав вращающуюся пилу в ствол дуба. В нем и застрял.

Лес впереди поредел, сквозь ветви проглядывало солнце.

Опушка оказалась обрывом. Кэт огляделась и заметила чуть левее подходящее место.

Резкий визг предупредил ее. Она выставила щит в тот самый момент, когда прыгун оторвался от земли. С грохотом врезавшись в сталь, он отлетел в сторону.

Кэт прибавила скорости, заставив ускориться и преследователей, но все-таки чуть оторвалась от них. На ходу развязала пояс халата. Покончив с этим, бросила трубу и щит к подножию растущего впереди клена. Они упали рядом.

Пробегая последние футы до обрыва, Кэт сорвала халат через голову, ослепнув на пугающее мгновение. Скатала в комок грязное и потное одеяние. На самом обрыве подпрыгнула и подбросила матерчатый комок в воздух. Сама же схватилась за нижнюю ветвь. Под ее ногами первая волна роботов сорвалась с обрыва высотой в три этажа, где их ждала печальная участь: прыгуны, ползуны и одинокий волчок. Последний попытался затормозить, взрезал землю пилой, но все равно отправился вместе с собратьями в полет за платьем.

Не все, конечно, свалились с обрыва, но оставшиеся пребывали в замешательстве.

Кэт спрыгнула на землю, надела щит на руку, сунула трубу за резинку трусов, как меч в ножны. Вновь схватилась за ту же ветвь и, упираясь в нее ногами, забралась на дерево.

Охотники собрались внизу, обдумывая следующий шаг.

Крик привлек ее внимание, едва слышный за ревом водопада, находящегося справа, в паре сотен ярдов. Она присмотрелась: маленькая река переливалась через край, чтобы обрушиться вниз. В пелене брызг Кэт разглядела маленькую фигурку, машущую ей рукой.

Лиза стояла на выступе по другую сторону водопада. Ее подруга попала в ловушку. С одной стороны — отвесная скала, с другой — ревущий водопад.

И попала не одна.

На руках Лиза держала младенца.

Кэт помахала в ответ… и обмерла.

Крик Лизы привлек не только ее внимание. За спиной подруги, на вершине обрыва, солнце отсвечивало от металлической твари размером с кугуара. Она наклонилась над обрывом, как стальная горгулья.

— Кэт! — прокричала Лиза, по-прежнему размахивая рукой, привлекая к себе внимание звуком и движением.

— Лиза! Замри! — крикнула в ответ Кэт.

Лиза покачала головой и приложила руку к уху. Рев водопада оглушал ее.

Кэт пыталась придумать, как знаками объяснить Лизе, что делать.

В шарадах я никогда не была сильна.

Но, прежде чем она успела что-то сделать, железная тварь начала спуск.

14 часов 55 минут

Лиза чуть не выпрыгнула из туфель — так обрадовалась, что Кэт жива. Она внезапно появилась в поле ее зрения, полуголая залезла на дерево, укрывшись на нем от орды охотников, и это вселяло надежду.

Грохот падающей воды заглушал все слова Кэт, и та это поняла, попыталась объясниться жестами. Рукой указала на водопад. Потом изобразила душ.

Лиза не поняла и покачала головой. Младенец на ее руках все себя все более беспокойно — возможно, из-за постоянного рева водопада.

Камень отскочил от скалистого выступа, ставшего Лизе тюрьмой.

Кэт повторила жест, чуть его изменив. Указала на водопад, помахала рукой перед лицом. Лиза посмотрела и увидела, что часть выступа заходит за водопад, но окутана туманом и брызгами и иногда оттуда выплескивается вода.

Наконец Кэт вскинула руку вверх.

Еще один камень упал с обрыва и ударился о выступ.

Ужас холодком пробежал по спине: Лиза внезапно почувствовала, что на нее кто-то смотрит. Повернулась и глянула на отвесную стену. На полпути к вершине зависло что-то стальное, с острыми как бритвы когтями и титановыми клыками.

Лиза закричала, попятилась на несколько шагов, едва удержавшись от того, чтобы броситься с обрыва в воду.

Шаги и движение вызвали поворот головы. Черные глаза-датчики уставились на нее.

Она застыла и сдержала крик, понимая, что чудовище реагирует на шумы.

Но тут завопил младенец.

14 часов 56 минут

Кэт, не в силах чем-либо помочь, наблюдала, как стальная горгулья продолжает спуск, цепляясь когтями за трещины и неотвратимо приближаясь к скальному выступу.

Ну же, Лиза! Вспомни, что я тебе показала.

Щелканье и гудение у подножия клена напомнили ей о собственных проблемах. Пять шлемов на ножках окружили дерево. Каждый шлем разделился на две половинки, и они откинулись. Там размещались четыре робота поменьше, квадратные, с пропеллерами на углах.

Синхронно воздушная флотилия оторвалась от своих прикованных к земле носителей и начала подниматься вверх, срезая лопастями-скальпелями листья и сучки. Роботы приближались, неся смерть.

Кэт подняла щит и трубу.

Громкий звук на мгновение привлек ее внимание к скале. Монстр потерял опору и свалился вниз, но сумел зацепиться за выступ.

Лизы на скале Кэт уже не увидела.

14 часов 57 минут

От ледяной воды у Лизы перехватило дыхание. Она укрывала вопящего ребенка как могла, согнувшись над ним, прижимая к груди, чтобы согреть теплом своего тела.

Лиза отошла за водопад к самому краю выступа. Еще шаг — и свалилась бы с него.

После первоначального шока, вызванного появлением стального чудища, она сумела истолковать послание Кэт. Собственно, многое подсказали и черные глаза — холодные чужие датчики, обозревающие мир. Охотиться монстр мог лишь обрабатывая информацию, получаемую от датчиков.

Водопад позволял их ослепить. Датчики движения не могли пробить водяную завесу. Ее низкая температура маскировала тепло тела. Рев заглушал и искажал звуки. Поэтому, рискуя переохлаждением — оно в большей степени грозило младенцу, — Лиза попыталась спрятаться от чудовища.

Но не могла гарантировать, что получится.

Когда три четверти отвесного обрыва остались позади, чудовище сорвалось или спрыгнуло. Ударилось сильно, потому что весило немало, а гравитацию никто не отменял, но подвижность не потеряло и двинулось к ее убежищу. Конечно же, оно видело, куда пошла Лиза, — но могло ли определить, что она по-прежнему там?

Кинжалы на каждой лапе напоминали когти ленивца. Продвигалось металлическое чудовище легко и уверенно, словно домашний кот, охотящийся за мышью.

Лиза встала под воду. Младенец кричал. Она прижимала его к мокрой груди. Но рев водопада, конечно, заглушал все крики.

Робот с когтями ленивца сунулся в воду, покрутил массивной головой, разинул титановую пасть, продемонстрировав стальные челюсти. Просто медвежий капкан с ногами.

Сквозь завесу воды черные глаза смотрели на нее; вроде бы видели, но как она могла знать, что они в действительности видели?

И все-таки чудовище продвигалось вперед.

14 часов 58 минут

В воздухе над Голубым хребтом

Сидя в грузовом отсеке «С-41А», Пейнтер всматривался в экран ноутбука, на который выводилась картинка со спутника. Он сидел плечом к плечу с Монком, тоже не отрывавшим взгляд от экрана. Их женщинам грозила опасность, и на этот момент они ничем не могли им помочь — только наблюдать.

Задний люк начал открываться для десантирования. Но они еще не долетели до места.

— Сколько еще? — проорал Пейнтер.

— Две минуты! — прокричал в ответ пилот, перекрывая рев ветра, врывающегося в грузовой отсек.

Пейнтер смотрел на экран, зная, что это будут две самые долгие минуты в его жизни.

ГЛАВА 40

4 июля, 14 часов 58 минут

по восточному поясному времени

Голубой хребет

Сейхан стояла посреди своей богато обставленной тюремной камеры. Тихий шорох подсказал ей, что кто-то находится в коридоре, пытаясь открыть дверь. Вероятно, этот человек не знал шифра электронного замка.

И это, разумеется, показалось ей странным.

Проблемы с замком — хорошо это для нее, плохо или несущественно?

Сейхан подошла ближе, миновав маленький камин, когда половина двери и кусок стены взорвались, отбросив ее назад. Она откатилась по турецкому ковру, стукнулась об изножье кровати. Сквозь дым и пыль увидела верхнюю половину тела охранника, лежавшего в коридоре со свернутой шеей. Он погиб не от взрыва. Кто-то подошел и хладнокровно его убил.

Сейхан наблюдала бесшумное — в ушах до сих пор звенело от взрыва — появление источника смерти и разрушения. Длинноногая женщина переступила через обломки. В руке пистолет, на лице читалась решимость довести дело до конца.

Сейхан больше волновал пистолет. Ей нужен был этот пистолет. Она сгруппировалась, присела.

Сейхан знала эту женщину. Ассистентка врача в Дубае — Петра, — это она вырубила Грея на большом патрульном катере.

Первые слова женщины Сейхан пропустила: слух не успел восстановиться после взрыва.

— …такая многообещающая. Ты же нашей крови. Тебя ждали великие дела.

Сейхан не находила смысла в ее словах. На катере в Дубае она заподозрила, что женщину воспитывали так же, как и ее саму: уверенность в движениях, постоянная настороженность, хладнокровная расчетливость. Только монстр мог узнавать монстра.

Слова женщины звучали в голове:

…ждали великие дела…

Она могла стать такой же, как Петра?

Страха вдруг прибавилось.

А может, я уже такой стала?

Сейхан по-прежнему сидела на корточках, но сдвинула ногу на дюйм влево, изготовилась для прыжка.

Женщина это заметила. Чуть сместилась вбок, шевельнула пистолетом и встала так, чтобы успешней противостоять атаке Сейхан.

Они смотрели друг на друга.

— Ты пошла против нас, — продолжила Петра, — продалась, запачкала чистоту крови. Ради чего? Ради любви мужчины?

Сейхан замерла. Слова задели ее за живое.

Петра почувствовала ее реакцию, презрения в голосе прибавилось:

— Напрасно. Лучше умереть как собака, чем так жить!

Петра выстрелила… Но Сейхан уже сорвалась с места — едва увидела, как напряглись мышцы предплечья Петры, чтобы компенсировать отдачу.

Но пуля все-таки зацепила бок, его так и ожгло жаром. Плечом Сейхан ударила Петру в голени — женщину отбросило назад — и перекатилась, готовая схватить оружие.

Но Петра не выпустила его из рук. Она приземлилась на колено, с отставленной назад ногой, по-прежнему лицом к Сейхан, по-прежнему с нацеленным на нее стволом.

В этот момент для Сейхан открылись две истины.

В этом она лучше меня.

И потому умру я.

Она закрыла глаза — и перед мысленным взором возникло одно лицо, кольнуло сожаление, — а пистолет стрелял и стрелял.

Но еще перед первым выстрелом она ощутила нечто похожее на порыв ветра.

Пули вонзились в грудь Роберта, когда он бросился между женщиной и оружием, закрывая Сейхан широким плечом. Стеной он вырос перед этим цветком. Боль казалась сущим пустяком в сравнении с утратой, которую он мог понести, если б не успел.

Тут же ворвался Грей, успевший подхватить автоматическую винтовку мертвого охранника в коридоре. Он тут же открыл огонь. Пули вонзались в спину Петры, а Пирс не снимал пальца со спускового крючка, пока магазин не опустел.

Только потом он огляделся.

— Сейхан… — И подскочил к ней.

Роберт понял, что этот мужчина любит ее, по глазам было видно.

И он когда-то тоже любил женщину. Встретил ее в Юго-Восточной Азии, будучи молодым послом. Помнил ее нежное лицо, освещенное луной в темном саду, помнил аромат лепестков вишни, вкус ее губ, мягких и нежных, словно журчание фонтана…

Но больше всего его влекли ее глаза-изумруды, всегда яркие, такие красивые и бездонные. В них светилась любовь, отражение его собственной, навсегда застыла в этой удивительной зеленой глубине.

Он провел пальцем по ее скуле, на лице отразилось восхищение; на мгновение время, казалось, повернуло вспять, но он видел, что глаза все-таки другие.

Таких, как у нее, больше…

Роберт не понимал, что упал в объятия Сейхан. Его рука вновь поднялась, осторожно прикоснулась к ее лицу, о чем раньше он и мечтать не мог.

Он почувствовал, что только здесь и только так может умереть спокойно.

На руках дочери.

Сейхан держала мужчину, ничего не понимая, давясь слезами, навернувшимися на глаза. Пули бросили его в ее объятья. Она обнимала мужчину, спасшего ее ценой своей жизни, того самого мужчину, который посадил ее в эту камеру.

Почему?

Он молча смотрел на нее, словно хотел запомнить, как она выглядит, поднял руку, чтобы коснуться ее щеки. И, что странно, она ему позволила, поняв по его глазам, что просто не имеет права ему отказать.

Грей опустился на пол рядом с ней.

Убийца была мертва.

У женщины было имя, но эти пять букв ничего в себе не несли.

В конце концов, она стала безымянным трупом.

Сейхан посмотрела на кровавое месиво, потом отвернулась и внезапно ощутила внутреннюю свободу.

Я не стану такой, как ты.

И буду от этого только сильнее.

Грей обнял ее.

— Сейхан…

Все просто. Это ее имя, которое произнес человек, придавая ему весомость, глубину, смысл и значение.

Но мгновением раньше она узнала, что у нее есть и другое имя, ранее ей неведомое. Оно слетело с губ другого мужчины, умирающего у нее на руках. Пальцы его ослабели, рука упала, он едва дышал.

— У тебя глаза твоей матери…

Дрожащие пальцы нашли ее руку; возможно, он понял, что она сейчас просто потрясена.

— Я пытался защитить тебя, спрятать… уберечь от них… — Его глаза не отрывались от ее лица. — Но после того, как забрали твою мать… мне потребовалось так много времени, чтобы тебя найти. Найдя, я не смог тебя отпустить… эгоизм… но если бы признал, тебе это грозило бы смертью. Поэтому и спрятал тебя у всех на виду, в «Гильдии», близко, но недостижимо. Я был слеп, по наивности не видел тех страданий, которые навлек на тебя, не понимал, что от тебя потребуют позже… Прости…

Сейхан не знала, как реагировать. Мыслями она перенеслась в прошлое, вспоминая тут ночь, когда, объятая ужасом, спряталась под кроватью, а мать грубо схватили и увели.

Его пальцы сжались в последний раз, пытаясь удержать ее рядом.

Сейхан широко раскрытыми глазами смотрела на него, все еще не в силах поверить, что это ее отец.

— Твоя мать… — он пытался договорить, понимая, как это важно, — сбежала… была жива после… не знаю где…

Выдохнув это, он расслабился, уже спокойно ожидая прихода смерти. Его глаза закрылись. Последние слова прозвучали отчетливо и печально:

— Ни один отец не должен терять дочь…

С этим он и отошел в мир иной.

Грей притянул к себе Сейхан, прижимая к себе так же крепко, как она прижимала отца.

А потом мир содрогнулся, словно от гнева богов.

ГЛАВА 41

4 июля, 15 часов 00 минут

по восточному поясному времени

Голубой хребет

Пейнтер парил над взорвавшимся внизу миром.

Несколькими мгновениями раньше его парашют раскрылся, превратившись в широкое матерчатое крыло над головой, рывком прекратив его свободное падение, — и тут же все плато под ним вздыбилось вверх, ему навстречу, в тяжелом гуле подземного взрыва.

Члены его команды тоже находились в воздухе. Монк и Ковальски направлялись к дереву Кэт на краю обрыва. Такер с закрепленным у него на груди Каином взяли курс на скальный выступ у водопада, где попала в ловушку Лиза.

Под ногами Пейнтера рушилось все, проваливалось вниз в грохоте, огне, дыме. Целые лесные массивы проваливались в эту адскую дыру. Дым и пыль поднимались все выше и в считаные мгновения поглотили парашютистов. Беспорядочные термические потоки создавали хаос. Парашют Пейнтера задергался и потянул его вверх, поднимаясь в потоке перегретого воздуха.

Закашлявшись, Кроу задержал дыхание и закрыл лицо рукой, защищая глаза. Вновь ухватившись за стропы, стабилизировал вращение, но потерял из виду остальных. Он уже сталкивался с такими взрывами. Сверхвысокая температура воздуха — характерный признак термобарического оружия. Но никогда раньше он не видел, чтобы обрушился такой огромный кусок земной тверди.

Облако поднималось все выше, утаскивая с собой большую часть пыли и пара, открывая картину уничтожения. Внизу разверзлись ворота в ад. Дымящаяся дыра выдыхала огонь и воняла серой.

Досталось и периметру. Склоны сползали вниз, утаскивая с собой деревья и булыжники. Вода ручьев и речек скатывалась в дыру, чтобы тут же подняться вверх облаками пара. Глубоко внизу мощный поток заполнял гигантскую яму, с ревом круша все, что попадало в него.

Пейнтер полностью стабилизировал парашют. Теперь он видел скрученные стальные балки, разрушенные бетонные конструкции — свидетельства человеческой деятельности.

Остатки огромной подземной базы.

И все эти конструкции медленно исчезали в ревущем месиве на дне огромной ямы. Пейнтер оторвал от них взгляд, огляделся. Три парашютиста находились ниже, лучше справившись с восходящими потоками теплого воздуха, чем он. Та часть горного массива, к которой они направлялись, осталась нетронутой, только высота обрыва — скального выступа — значительно увеличилась. Они зависли над бездной.

— Направляюсь к Кэт, — доложил Монк.

— Наложил в штаны, — буркнул Ковальски.

Эта пара быстро скользила к обрыву Кэт, чуть под углом, борясь с непредсказуемыми термальными потоками. Если они проскочат мимо обрыва, их ждет не столь уж и долгий спуск в преисподнюю.

Пейнтер, чуть развернувшись, увидел, как Такер и Каин движутся к Лизе.

Выступ уцелел — но больше практически ничего.

Сверху и мимо него по-прежнему падала вода, но река, протекавшая ниже, исчезла. Тридцать футов, которые пролетала вода, теперь превратились в трехсотфутовую пропасть, и на ее дне курилась тьма. Большая часть обрыва тоже соскользнула вниз, в глубины адской дыры.

И выступ, на котором стояла Лиза, выглядел так, словно мог рухнуть в любой момент. Из-под него уже вываливались обломки камня.

Но наибольшую опасность для Лизы представляло другое. Смещение водопада вывело ее из укрытия, и теперь монстр, деливший с ней выступ, видел ее. Разделяло их совсем небольшое расстояние.

— Спускаюсь к ней! — доложил Такер.

— Капитан Уэйн, спускайтесь на площадку над выступом. Готовьте веревку.

— Не могу. Нахожусь слишком низко, не успеваю сманеврировать. Для меня только одна посадочная зона — этот скальный выступ.

Возможно, он лгал, изображая героя, но Пейнтер действительно находился на большей высоте. И его шансы приземлиться на площадку над выступом, откуда он мог скинуть веревки вниз, были выше.

— Понял, — ответил Пейнтер, хотя у него рвалось сердце из-за того, что он не мог лететь к Лизе. — Сажусь на площадку.

Его внимание отвлекли выстрелы.

Такер опускался на выступ, стреляя из пистолета в чудовище… А потом край обрыва скрыл картину разворачивающегося ниже поединка человека и машины.

03 часа 03 минуты

Такеру требовалось место.

Размером выступ не превышал баскетбольную площадку, с Лизой на одном конце и чудовищем величиной с медведя на другом. Привлеченное его приближением, оно встало под ним и вскинуло лапы с острыми когтями. Большие черные, как обсидиан, глаза не отрываясь смотрели на него.

Уэйн открыл огонь, но пули отлетали от брони.

И, однако, выстрелы заставили робота податься назад. Этих мгновений Такеру хватило, чтобы дернуть на себя стропы и чуть сбросить скорость приземления. Он опустился на пятки, потом перенес вес тела на носки и упал на колени, одновременно отстегнув парашют и Каина.

Парашют полетел вниз, утаскивая за собой стропы и упряжь.

Каин мягко спрыгнул на лапы, шерсть встала дыбом.

Такер вытащил второй пистолет и махнул им в сторону Лизы, призывая держаться подальше. Чудовище застыло, как монумент, изучая и оценивая нового противника, но Такер понимал, что скоро оно перейдет в атаку.

Глаза Лизы переполнял страх — но не за себя.

— Младенец теряет сознание, — прошептала она.

Такер попятился к ней, дав команду Каину стоять на страже.

Пес и машина настороженно смотрели друг на друга.

Лиза промокла насквозь, как и младенец. Не издающий ни звука, он уже начал синеть.

Такер выругался про себя.

Второй раз я этого ребенка не потеряю.

Скрежет стали о скалу возвестил об атаке чудовища. Каждый шаг высекал искры. Двигалось оно прямиком на них. Такер поднял пистолет, помня, что раньше из этого ничего не получалось, зная, что чудовище пулями не остановить, но все равно готовясь защищать свою жизнь.

Готовился не только он…

Каин наблюдал за происходящим не двигаясь. ОНО пахнет смазкой и молнией, но он узнает охотника, потому что сам охотник. ОНО видит мир так же, как и он.

ОНО нюхает ветер, определяясь.

ОНО поворачивается на голос и делает шаг…

Черные глаза следят за шуршанием ткани…

Еще ОНО умеет думать и двигается, атакует, лишь вычислив самого слабого.

Как теперь.

ОНО идет к нему… потому что еще слишком молодо, новичок в этом мире, щенок.

Каин встретил нападавшего лаем и обежал сбоку. Заставил его развернуться и устремиться за ним. ОНО быстрее, сильнее, но все равно щенок.

В отличие от него.

Он быстро перебирает лапами, которые уже бегали и по горячему песку, и по асфальту, и по снегу, и по дорожной щебенке… и по скользкому льду.

Он изучил охотника, видел, как ОНО с искрами оскальзывается на камнях.

— Каин! — кричит его напарник.

Каин бежит к обрыву, к долгому падению на острые скалы. Враг следует за ним, нагоняет, стальные ноги гремят по каменной поверхности. Он добирается до обрыва и резко останавливается, подушечки лап до боли вжимаются в камень… потом бросается в сторону. Потому что знает, что может.

Он не молодой.

Это камень.

Он опрометью бросается в сторону.

Его противник молод. Камень — это лед.

ОНО еще не успело этому научиться.

Каин разворачивается на задних лапах и наблюдает, как металлическое создание проскакивает мимо него, оставляя след искр, и перелетает через край.

Потому что еще многому не научилось.

И никогда уже не научится.

Такер упал на одно колено, Каин бежал к нему. Уэйн с гордостью обнял пса, зная, что собака спасла им жизнь. Пули не остановили бы этого стального монстра. А добравшись до них, он бы их убил. И ни Такеру, ни Лизе не хватило бы хитрости, чтобы использовать против чудовища природные инстинкты Каина, не хватило бы скорости, чтобы заманить его в смертельную ловушку.

Каин сунул голову между ног Такера — знакомое движение в ожидании похвалы.

— Все хорошо, мальчик. Ты молодец.

Но хвост пса остался поджатым.

Такер знал, что эмоциональная жизнь у собак столь же богата, как и у большинства людей. Она — другая, во многом непонятная, но собаки все равно тонко чувствуют этот мир.

Такер понимал, что чувствует Каин: они слишком хорошо знали друг друга, их отношения не ограничиваются командами и сигналами рук.

Угрызения совести и сожаление.

Каин не рад, что отправил металлическое существо на встречу со смертью.

— Тебе пришлось это сделать, — напомнил ему Такер.

И это для Каина не тайна.

Но хвост оставался поджатым.

15 часов 06 минут

Эдвард Блейк терпеть не мог здешнего транспорта.

В темном тоннеле, освещенном только тусклыми лампочками аварийного освещения, он сидел на скамье в тесном замкнутом пространстве вагончика с десятком сотрудников и охранников комплекса. Далекий грохот взрыва давно уже затих.

На них тоннель не обрушился.

Одновременно отключилось электричество, и вагончик замедлял ход, пока не остановился. Мужчина в форме охранника глянул на спидометр. Они проехали пять миль, до станции в Берлоге оставалась еще миля.

Эдвард закрыл глаза и потер виски.

— Надо идти пешком, — предложил кто-то.

— Только не наступаем на рельсы.

— Здесь мы в большей безопасности.

Будь все проклято!

— Тихо! — раздался крик с одной из задних скамей.

Наконец хоть в ком-то проснулся здравый смысл.

— Слушайте! — раздался тот же голос.

Теперь услышал и Эдвард. Тихий рокот, набирающий силу, словно к ним приближался еще один вагончик, грозя в них врезаться. Но чуть позже послышалось бульканье.

Вода.

Блейк, как и все остальные, направился в заднюю часть вагончика. Черноту тоннеля каждые пятьдесят ярдов озаряли красные точки ламп аварийного освещения.

И тут они увидели — будто какой-то монстр пожирает одну лампу за другой, приближаясь к ним. На них накатывала волна. Люди закричали. Один мужчина выскочил из двери, в надежде обогнать поток.

Дурак.

Эдвард поднял руку к шее и вновь сел. Он не хотел на это смотреть. После многих лет работы в подводной лаборатории в Дубае ему предстояло утонуть в толще этих чертовых гор, на тысяче футах выше уровня моря.

Он не видел, как вода проглатывает одну лампочку за другой, отсчитывая последние секунды его жизни, но слышал смерть, идущую к нему. Несколько человек стояли на коленях на полу, молились.

Полные идиоты.

После того, что они творили в этой лаборатории, Бог, конечно же, останется глух к их мольбам о спасении.

Гул усилился, он просто оглушал, а потом стена воды ударила в заднюю часть вагончика. Свалила их всех на пол, а вагончик… покатил по рельсам. Он раскачивался из стороны в сторону, но двигался!

Люди поднимались, хватались за что придется, ища опору.

Вода сочилась сквозь щели, но закрытый вагончик мчался вперед, точно пуля в ружейном стволе.

Никто не произнес ни слова, боялись сглазить удачу. Даже молитвы смолкли. Казалось, верующие уже отреклись от Бога.

Впереди кто-то крикнул, громко, перекрывая рев воды, которая тащила их:

— Станция! Я вижу огни!

— Подземный перрон.

Но они мчались слишком быстро.

— Есть здесь стоп-кран? — спросил Эдвард.

Охранник метнулся в переднюю часть вагончика.

— Да!

Эдвард последовал за ним. Выезд из тоннеля стремительно приближался. И тут он увидел, что за огни их ждут: на станции бушевал пожар.

Охранник снял руку со стоп-крана, сел. Эдвард опустился рядом с ним на скамью.

Через несколько мгновений вагончик влетел в пылающий ад. Вода, растекаясь по станции, тут же превращалась в пар. Полыхало со всех сторон. В вагончике хватало воздуха лишь для душераздирающих криков. Жестокая смерть ждала этих людей — они медленно поджаривались.

15 часов 08 минут

Кэт обнимала за шею мужа, несшего ее на руках. Кровь текла из десятков порезов, глубоких и не очень, — ран, полученных в борьбе с летающей ордой, которую доставили к дереву шлемы на ножках.

Она практически разобралась с ними, когда Монк и Ковальски, спустившись на землю и отцепив парашюты, бросились ей на помощь. Кэт просто упала с дерева на руки мужа. Несколько последних летунов он сбивал протезом. Крепкая синтетическая кожа и стальные кости сослужили ему отличную службу. Кэт шутливо заметила, что тоже не отказалась бы от такой руки. Он ответил: Ты видела еще далеко не все.

Теперь они уходили через лес, преследуемые роботами разных типов. От потери крови и усталости, вызванной долгой битвой, мир вокруг казался Кэт затянутым туманом, с периферии наползали серые тени.

Ковальски отстреливался, идя позади, не подпуская самых шустрых чудовищ, но их было слишком много. Как муравьи из разворошенного муравейника, они ползли, прыгали, вертелись, не желая оставить их в покое.

— Туда! — крикнул Монк, когда они вырвались на широкий луг.

Возвышающийся над травой огромный гранитный валун с отвесными стенами представлял собой, похоже, идеальное место для обороны. Они поспешили к нему.

Сидя на руках мужа, Кэт наблюдала, как охотники вываливаются из леса, движутся по траве к ним, окружая со всех сторон. И счет им шел уже на сотни.

Монк прибавил шагу, Ковальски не отставал. Добравшись до валуна, они подняли Кэт наверх, потом забрались сами.

Охотники подкрадывались к гранитному острову, забирались друг на друга, пытаясь добраться до них, формируя все прибавляющую в высоте пирамиду.

Атаковали и с воздуха. Облака летунов выскакивали из травы, будто вспугнутая стая ворон. Летали по спиралям, дожидаясь подмоги, с тем чтобы нападать одновременно.

Они быстро учатся.

Волчок атаковал снизу, ударился о камень в дюйме ниже ноги Ковальски и свалился на копошащуюся внизу стальную смертоносную массу.

— Я думаю, самое время, — сказал Ковальски.

Время для чего?

— Ты сможешь стоять? — спросил жену Монк.

— Да, — ответила Кэт с уверенностью, которой не чувствовала.

Он поднял ее на ноги и приказал:

— Все время держись за меня.

Само собой.

Монк проделал какие-то манипуляции с запястьем и отцепил кисть. Один палец продолжал сгибаться и разгибаться.

Кэт нахмурилась.

— Что ты?..

Он подбросил кисть вверх. Кэт хотела проследить за ее траекторией, но Монк пригнул ей голову, погрозил пальцем и впился губами в ее губы.

Над головой что-то громко и резко хлопнуло.

Монк отпрянул, улыбаясь жене.

— Рука Бога, детка.

Кэтрин посмотрела вниз. У гранитного камня никакого движения. И летуны падали с неба. Сыпались стальным дождем.

— Мини-ЭМИ, — объяснил муж. — Эффективен в радиусе ста ярдов.

Электромагнитный импульс… используется для вывода из строя электроники.

— Пейнтер велел снабдить меня таким оборудованием после мер противодействия, с которыми мы столкнулись в Дубае. Решил, что нечто похожее может использоваться и в Берлоге, хотел подготовиться.

Ковальски хмурился, ощупывая карманы в поисках сигары. Наконец нашел, достал.

— Едва ли он ожидал такой чертовой прорвы роботов.

Одной рукой Кэт обняла мужа за шею. И не потому, что не могла сама стоять на ногах, — просто ей этого очень хотелось.

— Что теперь?

Монк посмотрел на часы.

— Знаешь, няня пробудет у нас до утра. Какие у тебя мысли?

— Швы.

Он похотливо подмигнул.

— Так ты хочешь поиграть в больницу?

Ковальски тяжело опустился на камень.

Тут Монк поднял руку и приложил ее к уху — вероятно, с ним связывались по рации. Понятное дело, ему выдали радиоприемник, защищенный от воздействия ЭМИ. Его улыбка стала еще шире.

— К нам гости.

15 часов 25 минут

В реве двигателя Грей поднял вертолет с луга. Ветер, вздыбленный лопастями, прижимал траву к земле, обнажая блеск стали.

Он уже помог группе Пейнтера. Лиза обрабатывала раны Кэт, тогда как сын Аманды, согревшийся и завернутый в теплое одеяло, плакал, требуя еды.

Пейнтер связался с Национальной гвардией и затребовал несколько генераторов ЭМИ, чтобы уничтожить оставшихся роботов. Но прежде всего он позвонил президенту, чтобы доложить о спасении его внука, Уильяма. Они просто горы свернули, чтобы вернуть его матери.

Но некоторые проблемы еще требовали своего разрешения.

Сейхан сидела в кресле второго пилота, притихшая, все еще переваривая полученную информацию. Слишком дорогой ценой достались ей сведения о том, кто ее отец, и она никак не могла прийти в себя, и глаза ее смотрели, как у загнанного в угол зверька.

Грей протянул ей руку ладонью вверх. Она ее приняла.

Из особняка они улетели сразу после взрыва в подземелье, воспользовавшись вертолетом, который доставил их в Берлогу. Грей сразу связался со штаб-квартирой «Сигмы» и узнал, что директор здесь, живой и здоровый.

Перед тем как улететь, Пирс описал круг над дымящимся провалом. Огромная яма быстро наполнялась водой, превращаясь в новое озеро. Когда он пролетал над ним, что-то выползло из тоннеля в стене, размером с большой танк. Поползло вверх, как паук, с волочащимися позади проводами, с отсутствующими пластинами корпуса. Недостроенное чудовище, которым двигало стремление выжить. Какое-то время оно ползло, сверкая в солнечном свете. Потом потеряло точку опоры и свалилось в бурлящую внизу воду.

ГЛАВА 42

4 июля, 16 часов 10 минут

по восточному поясному времени

В воздухе

Реактивный самолет плыл в небесах, возвращаясь в округ Колумбия.

Грей сидел отдельно от остальных. Каждый уже рассказал свою версию истории, того, что им удалось узнать о бессмертии, преемственности крови, современном вооружении. И чем больше фактов добавлялось в общую картину, тем тревожнее становилось на душе у Грея. Сейхан села в соседнее кресло. Она уже немного пришла в себя, хотя сам Пирс видел лишь пелену тумана, застилающую глаза, пусть даже никто другой этого не замечал. Он отметил, что, докладывая, она не упомянула об одном важном факте, имеющем непосредственное отношение к обретению отца: ее мать, скорее всего, жива.

Но Сейхан хотелось оставить эту подробность при себе, и он ей позволил.

— В чем дело? — Она привалилась к нему.

— Я думаю, мы по-прежнему упускаем что-то важное, — Пирс покачал головой, не зная, как сформулировать свои подозрения. — Что-то осталось… незавершенным.

— Так определи, что именно. Это ведь твоя работа, верно? Складывать воедино то, что вроде бы не складывается… но только вроде бы.

Проще сказать, чем сделать.

А может, на этот раз действительно не складывается?

Пирс закрыл глаза и откинул голову на спинку кресла, тяжело вздохнул. Голова Сейхан коснулась его плеча. Они держались за руки, и Грей большим пальцем нежно поглаживал запястье девушки. Они никогда не произносили слов, объяснявших, что тянет их друг к другу, но оба знали, что поступают правильно. Тут-то как раз все складывалось.

Грей расслабился, впервые за многие месяцы ощутив умиротворение… И тут же все разом сложилось, образовав полную картину, такую четкую, ясную, что оставалось лишь удивляться, почему он не понял этого сразу.

Пирс резко выпрямился. Сейхан взглянула на него.

— Что такое?

— Иудейская традиция. Роберт сказал мне об этом. Мы ошибались. Это не Ганты… Они никогда не имели к этому отношения.

Он поднялся, потянув за собой Сейхан, и поспешил к Пейнтеру, склонившемуся над ноутбуком.

Грей сел рядом.

— Вы можете вывести на экран семейное древо Ганта, которое показывали раньше? И еще я хочу, чтобы Джейсон Картер помог кое-что проверить.

Пейнтер кивнул, не спрашивая зачем, зная, что Грей не станет понапрасну никого беспокоить.

Подтянулись и остальные.

Несколько секунд спустя семейное древо вновь расцвело на экране, показывая все родственные связи, детализируя каждую ветвь, веточку, сучок, корень и отросток. Центральная часть, наиболее густо наполненная датами, носила фамилию Ганты.

Но Грея Ганты не интересовали.

— Джейсон на связи, — сообщил Пейнтер.

Из динамиков ноутбука раздался голос аналитика:

— Чем могу помочь, коммандер Пирс?

— Я хочу, чтобы ты показал мне нижнюю часть и отростки семейного древа.

— Понял.

Плотный ствол уступил место спиралям и дугам. Ветви поначалу удалялись и удалялись — члены клана выходили замуж и женились на совершенно посторонних людях, — но через несколько поколений их потомки вновь находили себе пару в семье. Пейнтер называл эти линии ответвлениями, частью семьи, которая находилась рядом, но жила обособленно.

— Что ты ищешь? — спросил Пейнтер.

— Вы говорили, что интуитивно почувствовали некую систему, но так и не смогли найти.

— Да, но какое значение это сейчас имеет? Роберт мертв. Теперь, скорее всего, мы сможем все распутать.

— Роберт — не проблема… да и не играл он никакой роли. Считал себя королем или как минимум высокопоставленным военачальником, но в итоге выяснилось, что был всего лишь марионеткой, как и все остальные. Его использовала «Линия крови», ровно до тех пор, как он решил оборвать все нити.

В этот момент Грею открылось и кое-что еще, последние штрихи общей картины.

— Я думаю, Роберт уже начал бунтовать против этих неведомых кукловодов. Я уверен, именно он послал Аманде записку насчет побега.

Пирс вспомнил последние слова Роберта.

Ни один отец не должен терять дочь…

Он говорил не только о себе, но и о президенте. Роберт знал, какой это ад — утрата дочери. И не мог позволить, чтобы брата ждала та же участь. Поэтому и пытался спасти Аманду.

— Какие еще будут соображения? — спросил Пейнтер.

Грей указал на экран.

— Вы были правы, система тут есть. Но мы искали ее предвзято, с патриархальной точки зрения, исходя из того, что преемственность определяется по мужской линии, когда сыновья получают фамилии отцов. Это здесь и отражено.

— Понятно.

— Но на генетические корни можно взглянуть и с обратной, зеркальной стороны. Роберт упомянул, что клан Гантов проследил свои корни до колен, изгнанных Моисеем. Правда это или нет, но он говорил, что они до сих пор сохраняют некоторые иудейские традиции.

Грей повернулся и указал на Лизу.

— Ты упоминала, что тройные спирали могут передаваться только по женской линии. От яйцеклетки к яйцеклетке, учитывая цитоплазменную природу нити ПНК.

Она кивнула.

— Вот почему они отказались от других путей, ведущих к бессмертию, и сосредоточились исключительно на этом. И не только потому, что он напрямую соотносится с посохом Христа, но и потому, что полностью их устраивает. Соответствует их традициям и целям.

— И что это за путь?

Грей указал на экран.

— Взгляд на наследственность, зеркальный по отношению к патриархальному. Естественно, матриархальный. Согласно «Мишне»[107], старейшему сборнику иудаистских традиций, иудеем может считаться только тот, кто родился от матери-иудейки. Отец значения не имеет. То есть иудейская наследственность передается только по женской линии.

Но Грею требовались доказательства.

— Джейсон может отделить на генеалогическом древе мужской пол от женского? Показать, где первые, а где вторые?

— Легко. Эта информация уже введена… нужно только сделать запрос… — Пауза и вновь голос Джейсона: — Вот мужские линии семьи.

У них на глазах появились и прибавили в яркости синие линии. Закономерность прослеживалась без труда. В большинстве они концентрировались в центральной части — в стволе, — лишь некоторые уходили в ответвления, на периферию семейного древа.

— А теперь женские линии, — попросил Грей.

Синее исчезло, периферийные участки окрасились розовым: клан Гантов оплетала алая паутина.

Пейнтер ахнул.

— Почти все эти ответвления — женщины.

Грей наклонился и проследил одну алую линию.

— Женщина покидает семью Гантов, а через несколько поколений возвращается, чтобы выйти замуж за кого-то из них. С мужчиной такого практически не случается. — Тут у него вдруг возникла другая идея: — Джейсон, ты можешь оставить только ответвления, посмотреть, как глубоко они проникают в семью Гантов?

— Дайте мне секунду… готово. Смотрите.

На экране осталось только алое марево на периферии. Лишь несколько линий глубоко и надолго уходили в ствол. Обычно они задерживались на одно или два поколения, чтобы начать новое ответвление.

На эту закономерность обратил внимание и Пейнтер.

— Они немного зачерпывают из генного фонда и дают задний ход, — он повернулся к Грею, начиная осознавать, что перед ними. — Они — паразиты на семье Гантов. Мухи-кровососы. Вьются возле колодца богатства и власти, регулярно пьют из него, кормятся, чтобы обеспечивать свое существование, но по большей части живут сами по себе.

Очень точное определение ответвления.

Пейнтер указал на экран.

— Это не случайность. Все делалось сознательно. Передача наследственности по женской линии.

— Но зачем? — спросила стоявшая за их спинами Лиза.

Ответил ей Грей:

— Вероятно, это единственный для них способ сохранить себя в мире, где богатство передается первому сыну, а власть принадлежит главным образом мужчинам. Чтобы выжить в этом мире, они к нему приспособились. Стали паразитировать на нескольких семьях. Помните, когда-то в число «Линии крови» входил не только клан Гантов. То же самое они проделали с пятью или шестью богатыми европейскими семьями. Скорее всего, эти мухи-паразиты перелетали от семьи к семье, чтобы лучше маскироваться.

— Не хотели держать яйца в одной корзине, — вставил Монк.

Грей согласился.

— Но со временем эти другие семьи вымирали, уходили в небытие, пока не остались только Ганты. Мы знаем, что в прошлом «Линия крови» пыталась рекрутировать новые семьи, но в современном мире скрывать это сложнее, да и богатство семьи часто уходит через пару поколений, поэтому они везде потерпели неудачу.

Пейнтер откинулся на спинку, лицо побледнело.

— У них оставались только Ганты.

— Они кормились на них, вероятно зная, что этот колодец не бездонный. Думаю, в том и заключалась цель последних экспериментов. Они искали пути и дальше сохранять преемственность, прилагали все силы к тому, чтобы их линия крови стала вечной.

Голос Лизы осип от волнения.

— Вот почему они сделали упор на тройную спираль. Ее можно передать только по женской линии. И они были так близки к успеху…

— Думаю, этот грядущий успех, а также давление, которое оказывала на них «Сигма», заставили нанести этот, по их мнению, решающий удар, поставить заключительную точку в игре, которая гарантировала бы им власть до скончания веков.

— Покушение на президента, — кивнул Пейнтер.

— И убийство Роберта. Им надоело кормиться крохами. Они хотели полностью подмять Гантов под себя, завладеть богатством и властью.

— Но их планы провалились.

— Именно этого нам и надо опасаться, — предупредил Грей. — Они выживали многие столетия, существуя в свободных пространствах между другими семьями, делая все для того, чтобы выжить, маскируясь и приспосабливаясь.

— И они в этом поднаторели, — добавила Сейхан, вспомнив Петру. — Без боя они не сдадутся. Оставят после себя мертвую землю. Не из мести — для этого они слишком хладнокровны и расчетливы. Они это сделают потому, что в долгосрочной перспективе это послужит их интересам. Прикроет их отход.

— Но как нам их найти? — спросил Пейнтер.

Грей указал на алые линии.

— Начнем вот с этого. Они не знают, что для нас это уже не тайна, — он обвел рукой паутину алых линий. — Начнем выдергивать ниточки… в надежде, что расползется все полотно.

— И наверняка есть способ определить, за какие ниточки дергать лучше всего, — Пейнтер наклонился к микрофону ноутбука. — Джейсон, есть возможность выяснить, какие из этих ответвлений уходят в прошлое дальше всех? Другими словами, у каких линий самое богатое генетическое наследие?

— Для этого потребуется время.

Пейнтер повернулся к Грею.

— Судя по тем банкам данных, которые ты видел в Берлоге, наследственность для них очень важна. А если «Линия крови» связывает власть с генетической наследственностью? Чем она богаче, тем больше у тебя власти. Если мы сумеем проследить эти властные линии…

— Готово, — доложил Джейсон. — Вы сейчас все увидите. Некоторые линии станут на экране толще, показывая, что их генетическая значимость выше.

На экране однородность алых линий менялась: некоторые утончались и блекли, другие утолщались и, наоборот, становились ярче.

Как только процесс завершился, Пейнтер попросил Джейсона выбрать самую толстую линию и пройти по ней до нашего времени. Она должна указать, кто в этом поколении у них главный.

На экране крохотный курсор поднимался по самой толстой трубке и, наконец, остановился на единственном имени. Оно ярко высветилось на экране.

Твою мать, — выругался Ковальски, озвучив общее мнение.

Грей вспомнил измененный голос в динамике, приказывающий убить президента. Вот кто, оказывается, управлял всеми событиями. Заговорщики вовсе не собирались предлагать Роберту воспользоваться горем нации и обратить его себе на пользу на президентских выборах.

Это сделал бы другой человек.

Женщина, чье имя высветилось на экране.

ТЕРЕЗА МЕЛОДИ ГАНТ

Горюющая вдова собиралась взять бразды правления и продолжить дело своего убитого мужа.

За этим последовала еще одна неприятная новость.

— Директор, она здесь, — доложил Джейсон. — Первая леди прибыла пятью минутами раньше в сопровождении агентов секретной службы.

— Что?

— Ее вызвал президент. Через час должно появиться сообщение о том, что худшее позади. Он хотел, чтобы жена первой узнала о том, что он выжил. Он хотел, чтобы она услышала об этом от него, а также узнала хорошие новости об Аманде и младенце.

— Где она?

— Внизу с ними, сэр. И все охраняющие ее агенты секретной службы — женщины. Мне следовало…

Его голос оборвали донесшиеся издалека выстрелы.

16 часов 55 минут

Вашингтон, округ Колумбия

У изножья больничной кровати президент Джеймс Т. Гант обнял жену, обуреваемый горем и радостью, скорбя о смерти брата, но осчастливленный известием, что его внук жив и здоров.

Громкие пистолетные выстрелы заставили его разжать объятия.

Какого черта?

В комнате он находился с женой и спящей на кровати дочерью. Охраняющего его агента отправил в коридор, чтобы тот не мешал семейной идиллии.

В этот момент он осознал свою ошибку: черный «ЗИГ-Зауэр» в руке жены был нацелен ему в грудь.

— Тереза?..

Он всмотрелся в ее лицо и разом понял, что перед ним стоит не жена. Нет, лицо оставалось прежним, но принадлежало оно другой женщине. Маска слетела, открыв ледяные, расчетливые глаза. Даже черты чуть изменились; в них не осталось и следа нежности и мягкости, некогда завоевавших его сердце.

Она стояла в футе от кровати Аманды, словно защищая ее.

— Джимми, — и голос у нее изменился, став ровным и бесстрастным; она демонстрировала блестящие актерские данные, — ты погубил все.

И тут ему открылась истина.

— Ты из «Линии крови», да? Как и мой брат.

— Роберт — пешка. Он не знал о моем участии. Служил полезным инструментом, который использовался для прикрытия. Ничего больше. Наш клан выживет. Мы всегда выживаем. Это наше право от рождения. Мы родились от изгнанников, отправленных умирать в пустыню, и мы по-прежнему живы.

Джеймс застыл, словно пораженный громом.

— И мы потеряли не все. Ты дал нам Аманду. Своевольная и непредсказуемая, она нам не подходила, но все равно была нужна. Мы потерпели неудачу с ее первым ребенком, но она будет рожать нам новых и новых, пока не появится долгожданная девочка, та самая. Которая вновь выведет нас из пустыни — еще более могущественными, чем когда-либо.

Джеймс шагнул к ней, осознавая, куда они хотят отвезти Аманду. Вспомнил женщину, плавающую в резервуаре.

Тереза попятилась, не опуская пистолет.

— Но сначала, чтобы открыть путь в пустыню, где мы сможем спрятаться… — она подняла пистолет, целясь теперь ему в лицо, — нам нужно создать хаос.

То есть убить президента.

— Прощай, Джимми.

— Прощай, Тереза.

И он отпрянул назад, когда вдруг Аманда, сидевшая на кровати позади Терезы, взмахнула штативом, на котором висели емкости для внутривенного вливания, и тяжелым основанием ударила Терезу в висок.

Хрустнула кость, кровь хлынула из носа. Тереза упала. На лице ее читалось недоумение. Впервые с того момента, как она достала пистолет, она проявила хоть какие-то эмоции.

Джеймс шагнул к пистолету на полу. В коридоре больше не стреляли. Он уже собрался наклониться, когда распахнулась дверь. Президент повернулся в надежде, что это кто-то из его охранников, выживших в стычке.

Куда там.

В комнату влетели две женщины в форме с пистолетами наизготовку.

Охранницы Терезы.

Замерли, увидев, что она недвижно лежит на полу.

А в коридоре за их спинами маленькая фигурка скользила мимо двери на коленях по залитому кровью полу. С пистолетом в руках.

Два выстрела.

Пули вошли в затылки женщин.

Мужчина, не поднимаясь на ноги, скрылся из виду.

Аманда все еще сидела на кровати, держа в руках штатив.

— Кто это был?

Джеймс помнил лицо молодого человека, аналитика, но ни имени, ни фамилии вспомнить не мог. Зато знал другое.

— Мой новый лучший друг.

ГЛАВА 43

12 июля, 10 часов 10 минут

по восточному поясному времени

Вашингтон, округ Колумбия

Пейнтер стоял у изножья кровати Аманды в больнице Университета Джорджа Вашингтона, обнимая Лизу за талию, пока она просматривала медицинскую карту молодой женщины. Мать и дитя провели здесь неделю; их перевели сюда вскоре после обнародования сообщения, что президент чудесным образом выжил после покушения благодаря удачной операции.

Джеймс Гант находился в той же больнице, двумя этажами выше, в отдельном крыле, что облегчало сохранение тайны. Туда допускались только те, кто и без того знал, что выздоровление мнимое. Снайпера, стрелявшего в президента, до сих пор не обнаружили, добавив еще одну загадку к тем, что обычно сопровождают покушения на высокопоставленных лиц.

В Южной Каролине информация об уничтожении семейного поместья Гантов не просочилась в прессу, в немалой степени благодаря запрету на полеты над территорией поместья. Согласно официальной версии, в горах возник естественный обвал, вызвавший небольшое землетрясение, которое привело к утечке газа и мощному взрыву в Берлоге. История о героической смерти Роберта Ганта, пытавшегося вывести людей из зоны пожара, помогала отвлечь репортеров от реальных событий. Специально отобранный отряд из солдат Национальной гвардии, подписавших бумагу о неразглашении, продолжал зачистку местности от выведенных из строя роботов.

Лиза наконец оторвалась от медицинских карт Аманды и Уильяма.

— Счастлива? — спросил Пейнтер.

— Похоже, все будет хорошо.

Лиза чувствовала личную ответственность за младенца. Но теперь им занималась целая команда генетиков, аллергологов и педиатров. Он продолжал избавляться от остатков ПНК, превращаясь в обычного маленького ребенка. Любые аллергические проявления тут же купировались.

Но не только ее тревожило состояние младенца.

— Когда вы уезжаете? — спросила Аманда, качая на руках спящего младенца.

Такер сидел у кровати с большим плюшевым зайцем на коленях — подарком малышу.

— Завтра утром. Мы с Каином летим в Россию.

Одно ухо Каина развернулось в сторону напарника, но головы он не отвернул. Смотрел на личико спящего младенца, время от времени обнюхивал его пижаму.

— Пожалуйста, обязательно загляните к нам, если окажетесь в Чарльстоне.

— Обязательно, — Такер поднялся, поцеловал свои пальцы и осторожно коснулся ими макушки младенца.

Аманда чуть отстранила его и подняла руку, чтобы обнять Такера. Он наклонился к ней, на короткое мгновение — так ему, во всяком случае, хотелось. Но Аманда, удерживая его с присущей Гантам настырностью, крепко поцеловала в щеку.

— Спасибо вам.

Уэйн выпрямился, покраснев от смущения.

Пейнтер и Лиза тоже попрощались. В коридоре Лиза остановилась, чтобы поговорить с врачами у сестринского поста.

Оставшись с Такером наедине, Пейнтер предпринял еще одну попытку:

— «Сигме» пойдет на пользу твоя помощь. И Каина тоже. У нас много работы по выкорчевыванию «Линии крови».

Он говорил правду, и они уже продвинулись достаточно далеко. Имея в своем распоряжении базу данных Джейсона, «Сигма» одновременно била по нескольким целям. Ниточки вырывались, и полотно, которое ткалось тысячелетиями, начало распадаться. Грей оказался прав, говоря, что в нынешнем веке скрываться стало сложнее. На Земле оставалось все меньше белых пятен, которые в прошлом обеспечивали убежище. Пейнтер знал это точно.

На «Гильдии» можно было ставить крест.

— Но постоянно возникают новые кризисы, — убеждал он Такера. — Нам нужен человек с твоими уникальными способностями.

Такер криво усмехнулся.

— Я пас. Никогда не умел играть в команде. Если потребуюсь, у вас есть номер моего мобильника.

Такер повернулся и зашагал по коридору, Каин трусил рядом.

Пейнтер окликнул:

— Погоди! Номера у меня нет.

Такер обернулся, приблизился на несколько шагов, его улыбка стала шире.

— Что-то подсказывает мне, директор, что вы меня найдете, если возникнет такая необходимость.

Он был, разумеется, прав.

Через несколько мгновений Такер исчез за углом. Последнее, что видел Пейнтер, — это хвост Каина, готового к новым приключениям.

Пейнтер постоял, глядя им вслед, точно зная, что ему еще предстоит встретиться с Такером и Каином.

Наконец Лиза присоединилась к нему.

— Готов?

О да!

Держась за руки, они вышли из больницы в яркий свет нового дня. У тротуара ждал запряженный лошадью экипаж, а в нем стояли корзины с ее любимыми хризантемами цвета бургундского с золотистым кантом на каждом лепестке.

Найдя эти редкие цветы, Джейсон сразу заказал большую партию. Ковальски сидел на козлах. Он тренировался всю неделю; каждый день уходил с работы, веселя народ фразой: «Извините, должен повидаться с одним парнем насчет лошади».

Увидев экипаж и цветы, Лиза сразу поняла, что это неспроста.

— Пейнтер?..

Он подвел ее к экипажу, помог подняться. Потом упал на колено у ступеньки, разомкнул кулак. На ладони лежала маленькая бархатная коробочка.

Лиза прижала ладони к щекам.

— Нет!

— Я ведь еще не спросил.

Она опустила руки, лицо пылало, почти сливалось по цвету с хризантемами.

— Тогда — да, да, да…

Она подняла его на ноги, притянула к себе. Они поцеловались, сначала смеясь, потом уже страстно и молча. Надолго застыли, обнявшись, дав себе слово никогда не расставаться.

Но, вероятно, сначала следовало обсудить один пункт контракта.

Лиза подвинулась, увлекая его за собой. Когда Пейнтер уселся рядом, посмотрела ему в глаза.

— Я хочу детей… чтобы с этим было ясно.

— Так и знал, что не следовало делать предложение сразу после того, как мы навестили младенца.

— Я серьезно, — Лиза подняла руку с оттопыренными пальцами. — Я хочу двоих.

Пейнтер взглянул на ее руку.

— Ты знаешь, что оттопырила четыре пальца, да?

12 часов 20 минут

Кэт тяжело опустилась на диван в гостиной, откинулась на спинку, сняла солнцезащитные очки и легкий шарф, которым прикрывала лысую голову. Швы на многочисленных ранах жутко чесались, выводя ее из себя.

Монк появился через несколько минут — со спящей Пенелопой на руках.

— Как малышка? — спросила Кэт.

— Уже в кроватке. Ты принесла прогулочную коляску?

— Она может остаться в мини-вэне. Если кто-то захочет разбить стекло и украсть ее — попутного ветра. Заодно могут забрать и памперсы.

Монк отнес девочку в детскую и положил на кровать. Вернулся и сел на диван рядом с женой. Громко вздохнул.

Кэт провела ладонью по своей голове. Внезапно брызнули слезы.

Монк обнял ее.

— Что не так?

— Посмотри на меня. Швы, корки, лысая… Ты видел, как на меня смотрели в парке?

Он наклонился к ней, чтобы она видела искренность в его взгляде.

— Ты прекрасна. А если тебя так это волнует, волосы отрастут, а пластический хирург уберет все эти маленькие шрамы.

И Монк нежно поцеловал ее в губы, подтверждая, что так и будет.

— Кроме того, — он потер свою обритую голову, — лысая голова — это красиво.

— Тебе идет, — Кэт вытерла слезы.

Какое-то время они сидели обнявшись.

— Я слышал, ты говорила с Пейнтером. Уверена, что он одобряет твое решение?

Кэт кивнула, сонно ткнувшись ему в грудь.

— М-м-м.

— И ты сама этого хочешь?

Она отстранилась, почувствовав его серьезность.

— Я только что плакала из-за своих ран, но… — Кэт отвернулась, чуть покраснев от стыда.

— Но тебе она нравится. Оперативная работа.

— Да. Особенно если ты рядом. Вместе лучше.

Он улыбнулся.

— Значит, я вновь в «Сигме». Кто-то же должен уберегать тебя от беды.

Ее улыбка стала шире.

— А насчет того, что вместе лучше… — Монк поднял ее и посадил на колени, лицом к себе; ее ноги обхватили его талию. — И если ты хочешь весомого доказательства, что ты прекрасна…

Он крепко прижал ее к себе.

Ее глаза округлились.

— Ох.

15 часов 30 минут

Президент Джеймс Т. Гант сидел в кресле-каталке, которое толкала медсестра. Их сопровождали два агента секретной службы.

— Ваша жена отдыхает, — заверила его медсестра, когда они подъехали к палате, охраняемой еще одним агентом.

— Спасибо, Патти. Я бы хотел войти один, если вы не возражаете.

— Разумеется, господин президент. Если вам что-нибудь понадобится, нажмите кнопку вызова сестринского поста.

Охранник открыл дверь, и Джеймс сам въехал в палату на кресле-каталке, оставив агентов в коридоре. Как только закрылась дверь, он поднялся и подошел к больничной койке.

Тереза уже перенесла две операции по поводу травмы головы, полученной, согласно официальной версии, в «автомобильной аварии». Ей восстановили раздробленную скулу и сделали трепанацию черепа, чтобы откачать кровь из образовавшейся после удара гематомы. Врачи всякий раз предупреждали, что повреждения мозга очень серьезные, его жена в состоянии псевдокомы[108] и, возможно, останется такой навсегда.

Конечно же, Джеймс изображал горюющего супруга, который готов на все ради сохранения жизни жены, и требовал проведения операций.

Он смотрел на ее обритую голову, трубочки, уходящие и в нос, и в вену, закрытые глаза.

— Ты выглядишь ужасно, Тереза, — он сел на краешек кровати. — Врачи объяснили мне разницу между комой и псевдокомой. Кома характеризуется полным отсутствием связи с окружающим миром. У тебя так называемое частичное отсутствие связи. Они говорят, есть вероятность, и немалая, что ты меня слышишь. Очень на это надеюсь.

Он похлопал ее по руке.

— Диагноз «псевдокома» выносится, если ты остаешься в таком состоянии больше года. Мы отметим эту дату, дорогая моя, я тебе обещаю. Я подобрал частную больницу в Чарльстоне. Разумеется, принадлежащую семье Гантов. Они позаботятся о том, чтобы твое состояние не изменилось никогда, даже если придется провести специальные хирургические операции, чтобы не дать тебе проснуться.

Он еще раз похлопал ее по руке.

— И не забывай об исследованиях, увеличивающих продолжительность жизни, проведение которых ты всячески поддерживала. Горюющий муж собирается максимально полно воспользоваться полученными результатами, чтобы ты прожила как можно дольше. — Он поднялся, вспомнив клятву, которую дал Пейнтеру Кроу на случай, если ему удастся выяснить, кто покушался на жизнь членов его семьи: Быстрой смерти им не будет. Я заставлю их страдать, как не страдал никто. Я превращу их жизнь в ад на земле.

А Джеймс Т. Гант всегда был человеком слова.

Он наклонился, поцеловал жену в лоб и заметил большую слезу, скатившуюся из уголка глаза.

— Добро пожаловать в ад, Тереза.

21 час 30 минут

Такома-Парк, Мэриленд

Грей мыл посуду после обеда, глядя через окно во двор. Темная беседка стояла среди разросшихся розовых кустов под сенью вишни.

Движение привлекло его взгляд: смещение темного пятна, блеск молнии на куртке, проблеск бледного овала лица.

Сейхан ушла туда, не находя себе места в доме.

Он знал, что ее мучило. Слова уже мертвого мужчины…

За спиной послышались шаги. Он повернулся к Мэри Беннинг, ночной сиделке, которая спустилась со второго этажа.

— Я уложила вашего отца. Уже похрапывал, когда я выходила из спальни.

— Благодарю, — Грей поставил на сушилку последнюю тарелку. — Сегодня он в хорошей форме.

— Спокойнее, — согласилась она и улыбнулась. — Ему очень вас не хватает. Но он слишком упрям, чтобы это признать.

Кто бы спорил.

И, однако, Грей помнил странный момент, случившийся, когда он вернулся домой после выполнения задания. Пришел, ожидая худшего, потому что отсутствовал чуть ли не неделю. Отец сидел на кухне, читая спортивную страницу. При появлении Грея он смерил его взглядом с головы до ног, словно что-то искал, потом задал вроде бы дурацкий вопрос, но с хитринкой.

Ты их сделал?

Грей ответил честно.

Сделал. Всех.

Его отец мог говорить о многом, задавать всякие вопросы, порой самые маразматические, что неудивительно с учетом его болезни. Но тут он молча поднялся из-за стола и обнял Грея — словно благодарил, что тот отомстил, сделал то, чего сам старик сделать не мог.

А потом, этим утром, они пошли на могилу матери. Обычно такие визиты сопровождались слезами и гневными выпадами, после чего они молча возвращались домой. Не обошлось без слез и на этот раз, но нашлось место и тихому смеху. На обратном пути отец рассказал братьям пару забавных историй из жизни матери. И, что удивительно, Кенни согласился задержаться еще на пару месяцев, упомянув что-то насчет удаленного доступа.

Отчасти решение это объяснялось тем, что Кенни встретил здесь девушку. И этот вечер проводил с ней.

Я возьму то, что смогу.

Мэри указала на сетчатую дверь.

— Идите, полюбуйтесь вечером. Обещают метеоритный дождь. Если ваш отец возбудится, я записала игру «Нэшнлс» с «Марлинами». Бейсбол его сразу успокаивает. За исключением игр с «Янкис». Тут он просто выходит из себя.

Грей улыбнулся.

— Спасибо, Мэри.

21 час 45 минут

Сейхан стояла в темной беседке, ждала, целиком уйдя в свои мысли. Ночь выдалась теплой, со стрекотом цикад. Несколько светлячков мерцали в кустах и кронах деревьев.

Она смотрела на дом, гадая, кем бы стала, если б выросла здесь, рисуя себе счастливое детство со школьными табелями, расцарапанными коленками и первыми поцелуями.

Кем бы я стала?

Она поглаживала серебряного дракона, покоящегося в ложбинке на шее, вспоминая слова Роберта Ганта.

Твоя мать… сбежала… жива…

И прошлую неделю с каждым уходящим днем Сейхан все сильнее верила в то, что так оно и есть.

И ее это пугало.

Даже смерть отца отзывалась в сердце тупой ноющей болью. Она не знала его; да если на то пошло, и не хотела знать. В ее детстве слово «отец» значения не имело. До сих пор при мысли о том, через какие ужасы и страдания ей пришлось пройти, чтобы стать профессиональным киллером, Сейхан охватывали злость и негодование. Разве хороший отец допустил бы, чтобы такое сотворили с его дочерью?

И, однако, в последние минуты жизни Роберта Ганта она получила от него царский подарок: надежду. Она еще не знала, как распорядиться этим подарком. Пока не знала. Но собиралась найти способ… с помощью…

Грей вышел из двери черного хода, освещенного горящими на кухне лампами. Ей нравилось наблюдать за ним, когда он не знал, что на него смотрят. Сейхан видела в этом мужчине мальчишку, сына двух родителей, которые любили Грея. Каждый по-своему.

Он тоже был киллером, но не таким, как она.

Она превратилась в машину, он оставался человеком.

Сейхан вспомнила девушку в вестибюле отеля Бурдж Абаади, которая еще только превращалась в монстра. Вспомнила Петру, которая им стала. Сейхан видела, что в ней что-то есть и от первой, и от второй.

Что он увидел во мне такого, за что можно держаться?

Грей пересек двор, распугивая светлячков. В небе над головой падающая звезда прорезала темную ночь. Он потянулся к Сейхан — тени в темноте.

Она дрожала.

Он произнес несколько слов — и она не могла не поверить ему.

Он протянул ей руку. Предлагая все. И она приняла.

ЭПИЛОГ



    
        
            Предыдущая
        
        Стр. 19 из 56
        
            Следующая

ОХОТНИЧЬИ УГОДЬЯ

ГЛАВА 32

ГЛАВА 33

ГЛАВА 34

ГЛАВА 35

ГЛАВА 36

ГЛАВА 37

ГЛАВА 38

ГЛАВА 39

ГЛАВА 40

ГЛАВА 41

ГЛАВА 42

ГЛАВА 43

ЭПИЛОГ

Оглавление