– Так туда еще попасть к тому же надо, – продолжал убеждать Пахнутьев. – Это не наши стены: переплюнуть можно. Там, рассказывают, такие высокие, что шапка сваливается, если снизу наверх глядеть.
– Эх, деда, деда! – только и сказал Чужинов.
Ну не объяснять же ему, что нет таких высоких стен, которые бы стали препятствием для подготовленного человека. Как не имеется сейчас хитрых систем сигнализации, датчиков, реагирующих на изменения объема, лазерных устройств, при пересечении луча которых срабатывает тревога. Нет у бандитов и приборов ночного видения, тепловизоров, специально натасканных собак, вышколенной охраны и многих других вещей, которые действительно могли бы создать проблемы. Могли бы создать, но не для тех, кого долго и старательно обучали захватывать командные пункты, пусковые установки и кому проникнуть на строго охраняемый режимный объект составляло не больше труда, чем обычному человеку проехаться зайцем в общественном транспорте. И таких специалистов в группе у Чужинова хватало.
– Мы все же попытаемся, – как уже о принятом решении, объявил Чужинов. – И, считаю, с твоим Демьяном договориться сумеем. Иди, Антон Валерьевич, отдыхай, а нам еще подумать нужно. И вот еще что: о нашем разговоре молчок – не хватало, чтобы там узнали.
– Да не маленький я, понимаю. Пурга на днях начнется и, судя по всему, завьюжит надолго, – уже перед уходом сообщил дед.
– Пурга нам только на руку будет, – пробормотал Чужинов, уже занятый мысленной проработкой плана.
– Значит, так, – начал Глеб, когда дверь за стариком захлопнулась, а за окнами утих скрип снега под его ногами. – В гости пойдем мы с Рустамом: двоих будет достаточно. Остальные в случае необходимости прикроют наш отход. Туда день ходьбы, еще день уйдет на наблюдение, ночью и приступим. Неплохо бы «языка» заиметь, но тут уж как получится. Если дед прав и действительно завьюжит, нам так или иначе придется непогоду пережидать. А заодно и хорошим людям постараемся помочь.
Непонятно по каким приметам старик Пахнутьев определил надвигающуюся пургу, но через день она действительно началась. К полудню поднялся ветер, вначале слабый, затем он усилился, небо заволокло низкими хмурыми тучами, пошел снег, и вскоре началось. Резкий, порывами, ветер бросал гроздьями снег в лицо, и буквально в нескольких шагах ничего не было видно.
У Глеба душа радовалась: погода самая что ни на есть отличная для диверсантов и тех, кто очень не желает, чтобы его обнаружили. Повезло и с «языком»: им посчастливилось наткнуться на горе-охотника, решившего поутру обойти ловушки – петли на зайцев.
Сообразив, в чьи руки он умудрился угодить, пленник говорил много и охотно, а самого Демьяна описал так подробно, как будто всю жизнь только тем и занимался, что составлял словесные портреты для ориентировки. И жизнь себе за старание сохранил.
В декабре темнеет рано, но Глеб с Рустамом ждали глубокой ночи, когда бдящих охранников серьезно потянет на сон. А когда постоянно клюешь носом, какая уж тут бдительность? Особенно если нападения не ждешь: неоткуда ему тут взяться.
Чужинов в очередной раз взглянул на светящийся зеленоватым циферблат: ровно три часа – пора. Пока доберутся до самых стен поселка, минует еще полчаса, и будет самое оно.
– Что, Чужак, потопаем? – И Рустам, до этого дремавший, сладко потянулся.
– Удачи! – напутствовал их Крапивин.
– И лоха побогаче, – в рифму ответил ему Джиоев. – Кому что принести? Заказывайте, пока я добрый.
– Главное, сам вернись, добытчик, – ответил ему Семен.
Идти пришлось против ветра, так и норовившего хлестнуть снегом по глазам. Ориентировались по компасу, иначе немудрено было и промахнуться.
Наконец впереди смутно замаячила стена, давшая хоть какую-то защиту от ветра и секущего снега. Она действительно впечатляла своей высотой, по крайней мере, на этом участке. Приблизившись вплотную, Глеб повернул вправо, держась рядом. Не потому, что где-то она должна стать ниже, нет: еще утром, когда видимость позволяла, загнали они с Рустамом пленника на высокое дерево, а затем по очереди поднялись к нему сами. С вершины сосны тот и объяснил им, где что находится внутри огражденного периметра. А значит, сейчас им необходимо пройти до угла, завернуть за него, миновать длинное строение, задняя стена которого являлась частью стены, и только затем перебраться внутрь.
Наконец Глеб остановился. Рустам, державший наготове обмотанную тканью складную кошку, отошел на несколько шагов, примерился и бросил, скорее по наитию, чем действительно что-то смог разглядеть наверху. Стук от кошки они услышали оба, но сейчас, когда вокруг полно всяких других звуков: и шуршания, и треска, и скрипа, и завываний метели, он не должен насторожить гипотетическую охрану, если бы вдруг та оказалась неподалеку. Чужинов рванул на себя веревку, убедился, что кошка держится крепко, и ловко полез наверх. Вслед за ним наверху оказался и Джиоев.
Они скользили между строений, жилых и хозяйственных, пробираясь в самый центр поселения. Именно там находится дом, в котором должен спать и видеть третий сон человек, который им нужен.
Селение не выглядело полностью вымершим: несмотря на глубокую ночь, спали не все, хотя к караульным отношения не имели. Когда Глеб с Рустамом крались мимо одноэтажного бревенчатого домишки, входная дверь со стуком распахнулась и в проеме возник силуэт. Судя по голосу – мужчина. Тот довольно громко матерился, и из его слов можно было понять, что черт разбудил бабу, вредней которой и свет не видывал, и она послала его за дровами, потому что ей, видите ли, вдруг стало холодно, а до утра дотерпеть нельзя.
Вот этого Глеб понять никогда не мог: казалось бы, обычный мужик, которым, к слову, жена вертит так, как только пожелает, но что с ним происходит, когда он вместе с другими такими же обыкновенными мужиками приходит в селение, подобное тому, откуда недавно прибыл Чужинов? Почему все они вдруг меняются и начинают считать, что вправе казнить и миловать, забирать все, что заблагорассудится, или даже пристрелить из-за одного не понравившегося им взгляда или слова? Загадка.
Миновав еще два дома, они едва не столкнулись с какой-то женщиной, но успели прижаться к стене. Той, вероятно, было не до того, чтобы смотреть по сторонам. Да и не получилось бы, поскольку она держала капюшон так, что оставалась только узкая щелка для глаз. Причем явно для того, чтобы скрыть лицо от любопытных, с которыми ей не посчастливится встретиться. Рустам даже хмыкнул, когда она удалилась достаточно далеко, и пробормотал нечто вроде того, что о ее ночных похождениях муж все равно узнает.
Протопал по главной улице патруль из трех человек. Но и они не особенно старались.
– Этот дом, других таких здесь больше нет, – прошептал Чужинов, когда они приблизились к кирпичной двухэтажке с зарешеченными окнами первого этажа. – Не повезет, если дверь окажется закрытой, придется немного пошуметь. Стоп! – На всякий случай Чужинов придержал Рустама, хотя тот и не думал шевелиться. – Слышишь?
Из-за противоположной стороны дома доносились два мужских голоса, и они приближались. Вскоре их обладатели приблизились настолько, что стало возможным разобрать разговор. Один явно в чем-то оправдывался, другой был зол.
– Повторяю, Чилим, еще раз спящим на посту застану – в деревянный бушлат одену. Свалил от меня.
– Демьян! Да случайно получилось, гадом буду! – Невидимый Чилим был на грани истерики.
– Я же тебе сказал: свободен. – После чего послышался стук сбиваемого с обуви снега.
Вероятно, из-за избытка чувств Джиоев толкнул Глеба локтем в бок. Тот и сам был доволен: да уж, повезло! Теперь нет необходимости искать по всему дому этого самого Демьяна – вот он, собственной персоной.
Каким бы подготовленным ни был человек, но, когда его внезапно лишают опоры, одновременно беря горло в захват так, что темнота приходит через несколько мгновений, сопротивляться он не в состоянии. Не стал исключением и местный главарь – Демьян. Чужинов волоком протащил его обмякшее тело в заблаговременно открытую Джиоевым дверь и опустил на пол. Рустам тем временем зажег предусмотрительно захваченную с собой керосиновую лампу, посветил вокруг и водрузил ее на стол. Опасаться особенно было нечего: спальни находились на втором этаже, а разговоры главы семьи посреди ночи для домочадцев – обычное дело, положение обязывает, и они уже привыкли. Если, конечно, избежать ненужного шума. Джиоев, приводя в чувство хозяина дома двумя оглушительными пощечинами, шумом их не посчитал.
– Ну, здравствуй, Демьян, – поприветствовал его Чужинов, убедившись, что тот пришел в себя, и, не удержавшись, зевнул. Зевнул ненатужно: в доме было жарко и потому сразу потянуло в сон.
Демьян, лежа на полу, молчал и только косился по сторонам.
– Кто такие будете? – наконец произнес он не сказать чтобы слишком испуганным тоном.
Что было и понятно: будь он трусом, именно Демьян вместо Чилима с паническими нотками в голосе убеждал бы кого-нибудь другого в том, что не виноват. И сейчас он соображал, что бы этот визит незнакомцев значил. Чей-то заказ? Но почему он тогда еще жив?
– Да так, в гости зашли, за жизнь поговорить, – ответил Глеб.
Демьяна предстояло сломать, сломать качественно, превратить морально в дерьмо и размазать тонким слоем по скрипучим доскам пола, иначе вся их затея окажется напрасной. Или убить, если задача окажется непосильной. Не самый лучший вариант, но, по крайней мере, старик Пахнутьев получит отсрочку. «Язык» поведал, что Демьян власть держит крепко и ни у кого даже мысли не возникает забрать ее. И все же, как только того обнаружат мертвым, охотники прибрать власть найдутся, и, пока они будут разбираться между собой, та самая отсрочка и получится.
– Что развалился, мразь? Встань, когда с тобой приличные люди разговаривают! – с ненавистью прошептал Рустам, приложившись ему ногой в бок. Ударил несильно, но угодил куда надо: тот едва смог сдержать вскрик боли, промычав сквозь плотно сжатые зубы.