Буденный вскрыл пакет. «Срочно пришлите снаряды, — просил у своих начальников Шкуро, — а то, не дай бог, красные ворвутся в Воронеж, так защищаться нечем».
«Все равно в Воронеже будем, снаряды не помогут», — подумал Буденный.
— Разрешите мне, господин командующий, — обратился к Семену Михайловичу летчик, — сесть в самолет. Я буду низко летать над вашими войсками.
— Ишь чего захотели, ваше благородие! Нет уж, дудки, отлетались, хватит, — улыбнулся в усы Буденный.
Буденный приказал отправить летчика под строгим конвоем в штаб фронта.
Летчика увели. Самолет остался стоять в открытом поле.
Начальник штаба Василий Андреевич Погребов и говорит:
— Семен Михайлович, а как же самолет? Куда его девать? Ведь у нас-то летчика нету.
— Это верно, — кивает головой Семен Михайлович, — вот задача. Действительно, как же быть: никто из нас летать не умеет. Тут надо подумать. Самолет-то нам, конечно, пригодится, как только летчика найдем.
— Конечно, пригодится, — соглашается Василий Андреевич. — Послужит еще Красной Армии.
— Надо вот что сделать, — предложил Буденный. — Поставим самолет на подводу, укрепим как следует, чтоб не сполз, и пусть за нами в обозе плетется. А придет случай, мы его в воздух поднимем. Негоже такую вещь в обозе тащить, но что поделаешь! Авось нам пилота скоро пришлют, а то смеху не оберешься.
Так и сделали. И долго буденновцы возили за собой удивительную птицу, пока оказалась она в руках у красных летчиков.
Во время стремительного налета конармейцев на село Даниловку командир 1-го эскадрона 20-го кавалерийского полка Петр Иванович Цупкин, увидев развевающийся над одним из домов флаг, сразу понял, что именно там находится белогвардейский штаб.
Он тут же с бойцами бросился к этому дому. Но в это время из дверей вышли три офицера, вскочили на коней и помчались по дороге, уходившей в степь. На плечи одного из них была накинута бурка, двое других офицеров охраняли его.
«Должно быть, крупный зверь», — решил Цупкин и пустился в погоню. По его команде красноармейцы Мацукин и Кузьменко стали отсекать офицеров, охранявших всадника в бурке, а сам Цупкин бросился за ним.
— Остановись, — крикнул Цупкин, — а то застрелю!
Но всадник не останавливался. Тут он невольно сделал ошибку, не желая ответить на возгласы Цупкина выстрелом. Он обернулся, в этот момент бурка откинулась, и Цупкин увидел на брюках генеральские лампасы.
— Да ведь это генерал! — воскликнул Цупкин. — Вот какая птица. — И послал коня вперед. — Сдавайся, а то смерть! — снова закричал Петр Иванович, догоняя белогвардейца.
Генерал стал отстреливаться, уходя от Цупкина все дальше и дальше.
Но Цупкин, будучи отличным стрелком, метким выстрелом сбил всадника с лошади. Генерал, держась руками за гриву, стал медленно сползать на землю.
Цупкин поймал генеральского коня, а потом спрыгнул с лошади и подошел к генералу: тот был мертв.
В полевой сумке убитого Цупкин обнаружил два креста, которыми был награжден генерал, удостоверение личности на имя генерала Сутулова. Все это было доставлено в штаб полка. Командование сообщило о подвиге Цупкина в штаб дивизии.
На следующий день в штаб полка приехал Семен Михайлович Буденный, увидел Цупкина, обнял его, расцеловал и поздравил с крупной победой. Семен Михайлович сказал:
— Ваш дерзкий и героический подвиг не только заслуживает похвалы, но и достоен революционной награды.
А вот другой подвиг Цупкина. Однажды он установил, что в одной балке расположилась вражеская артиллерийская батарея. Она состояла из трех орудий.
Цупкин решил захватить батарею.
С десятью бойцами он бросился к первому орудию. Красноармейцы приблизились к орудийному расчету. Белогвардейцы струсили и сразу подняли руки. Пленных отправили в штаб полка.
Затем Цупкин и его товарищи с таким же успехом захватили второе орудие. А вот с третьим произошла заминка. Среди артиллеристов находился офицер. Он организовал сопротивление. К тому же артиллеристов было в три раза больше, чем красных конников.
Цупкин не растерялся. Он разделил бойцов на две группы, приказав им окружить вражеских солдат, а сам кинулся к офицеру. Первым выстрелом ранил коня, а вторым — убил самого всадника.
Батарейцы от неожиданности растерялись, запросили пощады и подняли руки вверх — сдались.
Цупкин приказал артиллеристам развернуть орудия и открыть огонь по переправе, которую занимали беляки. Результаты вскоре сказались. Оттуда прискакал связной:
— Приказано прекратить огонь, вы же по своим бьете!
Цупкин знаком руки позвал связного и скомандовал:
— Руки вверх! Сдавай оружие!
Связной понял, что он оказался в плену, поднял руки и заплакал. Он положил винтовку и патроны к ногам Цупкина.
Петр Иванович приказал продолжать огонь. Минут через пятнадцать показались два всадника из белого лагеря. Один из них был артиллерийский офицер — наблюдатель за полем боя.
Цупкин и двое бойцов выехали им навстречу. Офицер, думая, что перед ним свои солдаты, закричал:
— Мерзавцы! Что вы делаете, по своим стреляете!
Офицера тут же уничтожили, а солдата взяли в плен.
Огонь батареи заставил белогвардейцев отступить. Увидев это, Цупкин скомандовал артиллеристам взять орудия на передки и двигаться наперерез белогвардейцам. Батарейцы снова повели огонь. Белогвардейцы бросились в разные стороны. А батарея продолжала уничтожать бегущих беляков.
Так находчивость и отвага помогли бесстрашному командиру использовать в бою вражескую батарею.
Артиллеристам белых, как видно, понравился красный командир Петр Иванович Цупкин. Они обратились к нему с просьбой зачислить их в Красную Армию.
Цупкин доложил об этом командиру и комиссару полка. С их согласия артиллеристы были приняты в Красную Армию.
Про Петра Ивановича Цупкина ходило множество легенд. Но за каждой стоял подлинный случай. Вот одна такая легенда.
Цупкин всегда старался быть в гуще боя, в самом его центре.
Он не боялся смерти, был храбрым, находил выход из самых сложных ситуаций.
Белый полковник пытался с группой солдат пробраться к красной переправе. Увидя это, Цупкин и Пивнев направили своих лошадей за полковником. Буденновцы догнали полковника и предложили ему сдаться без боя. Но полковник стал отстреливаться. Когда у него кончились патроны, он выхватил клинок, повернул коня назад и пустился в атаку на красных кавалеристов. Но Цупкин опередил его, он убил полковника выстрелом из нагана.
В полевой сумке его было найдено удостоверение личности на имя Бесергенева и около десяти тысяч рублей царских денег. Эскадрон Цупкина был всегда на самых ответственных участках боя, он умело выбирал правильный удар по противнику.
Петр Иванович Цупкин прокомандовал эскадроном более года. И его эскадрон не знал поражений.
За боевые заслуги Цупкин дважды был награжден орденом Красного Знамени.
В 1923 году в боях с бандой князя Джентимирова на Кавказе Цупкин был тяжело ранен в правую ногу выше колена, и после долгого лечения в госпитале был демобилизован. Он умер в 1960 году.
…Спят люди. Прекрасные люди. Вчера они пели:
Меня Россия в бой послала
За вольный труд, за бедняков,
Чтоб их избавить от оков,
Чтоб свергнуть иго капитала…
Эти люди — все разные — сильны единым дыханием.
Пройдет немного времени, и целый эскадрон будет требовать: «Записывайте нас всех в коммунисты».
И на замечание: «В партию поэскадронно не принимают»— эскадронный ответ, что это известно, но эскадрон на собрании постановил: всем идти в бой за Лениным коммунистами…
Где-то неподалеку, в санчасти, — Надя, Семена Михайловича жена. Ездит она на тачанке. Ухаживает за ранеными, шьет им халаты. Недавно разбило снарядом машинку швейную — горевала. Семен утешал: «Машинку достанем, ладно, что сама осталась жива…»
А где-то Денис? Емельян? Ленька — тот у Никифорова. Зря его не взял к себе в конницу. Тут как-то струсили трое. Вместо того чтобы в атаку идти, с подпругами замешкались. Прикрикнул на них. После боя на собрании пригрозил: «Откомандирую в пехоту». Как они огорчились! Чуть не на коленях просили их не откомандировывать. Леньке тоже хотелось быть конником, а воюет в пехоте… Зря его не взял! (Впоследствии Леонид перешел-таки в конницу.)
Под натиском белогвардейцев дивизия отходила к Царицыну — в лице царицынского пролетариата красные партизаны видели своего боевого союзника в борьбе с белой гвардией. В Царицыне была Красная Армия, были снаряды, хлеб, продовольствие. И хотя генерал Краснов наступал на опору Советской власти на Дону — краснопартизанские отряды, он стремился овладеть и Царицыном. Стало быть, беженцам и там грозила беда.
Но они шли и шли, шли упорно. К ним присоединялись все новые, теперь их насчитывалось до восьмидесяти тысяч, и они связывали бойцов, лишали их возможности драться.
Только конники совершали смелые вылазки и набеги на наседавшие белогвардейские части. Беженцы шли медленно, гнали отощавший скот, еле передвигавший негнувшиеся ноги, везли на скрипучих подводах свой скарб. Все страдали от жажды. Но нигде не было чистой воды. Люди, кони, коровы, овцы пили из одной и той же попавшейся на пути лужи грязную воду. Припадали к горько-соленой воде прудов, затянутых тиной. Люди болели холерой, падали, умирали от солнечного удара, оставались лежать на дороге. «Скорей бы Царицын!» — говорили еще уцелевшие, не зная, что ждет их в Царицыне. Но до Царицына было еще ох как далеко! В душные ночи привалы казались кошмарными: люди стонали, бредили.
И никто не знал, кроме Буденного и других командиров, что и беженцы и дивизия, сомкнувшаяся вокруг них кольцом, охраняя их, в свою очередь окружены белыми! В Царицын надо было прорываться!
В середине августа те, что уцелели еще из десятков тысяч людей, измученных, изможденных людей, подошли к реке Сал…
За рекой на далеких курганах вспыхивали пушистые облачка выстрелов.