Буденный подскакал к реке, резко осадил коня, чертыхнулся.
Мост через Сал был взорван белогвардейцами.
Мост восстанавливали ночами. Работали не только бойцы. Все, кто не ослабел совершенно, таскали землю, вбивали сваи. От станичников не отставали женщины, ребятишки. Днем дымовая завеса окутывала реку. А с той стороны реки в табор беженцев сыпались снаряды, убивая детишек и женщин.
Среди командиров возникали разговоры о том, что надо оставить беженцев, бросить, весь этот табор цыганский, идти сражаться одним.
Буденный услышал такие слова, лицо у него окаменело. Яростью блеснули глаза:
— Бросьте панику разводить! Разве можно родных, близких бросать, отдавать на расправу казакам? Или все перейдем через Сал, или все вместе погибнем!
Так и было покончено с разговорами.
Мост восстанавливали с великим трудом.
Первыми по нему перебрались беженцы. Теперь до Царицына было не так уж далеко.
Кавалерия снова вступила в бой.
Федор Морозов обошел противника и вынудил его повернуть.
Во главе своего эскадрона Морозов бросился в атаку на белогвардейцев, смял их.
Пока противник перестраивал свои ряды, подоспели основные силы отряда.
Открыв сильный артиллерийский огонь не только из пушек, но и с бронепоезда, белогвардейцы вновь наступали.
Атаки отбиты.
Городовиков преследовал конницу противника. Пластунский батальон белых пропустил свою отступающую конницу и открыл огонь. Городовикову пришлось отступить. Буденный со своим ординарцем поскакал к хутору Жутов. Там была назначена встреча. Была темная ночь. Въехали в крайний двор, чтобы узнать, где Городовиков. Ординарец закрыл за собой ворота. И вдруг Буденный увидел, что во дворе белые казаки. Их можно было отличить от красных бойцов даже в темноте: казачьи лошади были с длинными хвостами, а красные конники своим лошадям хвосты подрезали.
Так Буденный оказался в ловушке. Выскочить со двора, не вызывая подозрения, было уже невозможно.
Как же вышел из трудного положения Буденный?
При встрече он сам рассказал так об этом Городовикову:
«Я спросил казаков:
— Скажите, станичники, вы не из семьдесят второго полка?
— Нет, — отвечали казаки.
— Вот беда, путаемся, путаемся, так и к красным угодить можно.
— Постой-постой! А почему, станичники, у ваших лошадей хвосты подрезанные? — насторожились казаки.
— Э, братуха, тут такая каша заварилась, что и сам стриженый будешь! Убили наших коней в бою. А куда казак без лошади! Хорошо еще, что захватили у красных…
— Да, бывает, — согласились казаки. — Ваш полк отступил правее, там его и ищите.
— Так мы, станичники, с вами переночуем, а утром поедем искать свой полк. Ночью и в беду не трудно попасть.
— Оставайтесь, места хватит. Ставьте лошадей да идите в хату. Хозяйка у нас хорошая — молоко есть и сало.
— Спасибо, — ответил я, — это будет не лишнее. Вот мой приятель что-то заболел, бедняга, пусть полежит, а я лошадей пока уберу.
— Да это у него с перепугу, — засмеялись казаки. — Добре, видно, красные прижали, коли свой полк потеряли!
Казалось, все хорошо. Одного лишь я опасался: а вдруг среди них есть казаки из Великокняжеской? Там меня все в лицо знают.
А казаки оживленно обсуждали результаты боя. Тут я узнал, что ты, Ока, отступил.
Один из казаков начал здорово врать, как он чуть было меня не захватил в плен:
— Как только стали преследовать красных, я сторонкой, сторонкой да вперед выбился… Конь, вы знаете, станичники, у меня дюже добрый, резвости не занимать… Прижимаю это и вижу: Буденный!..
— Врешь, — обрезал его другой казак. — Откуда Буденного знаешь?
— Э, братуха, да как же не знать! Усы черные, вразлет, сам вроде не так уж велик, но плотный. Да хотя бы я и не знал его раньше, но как увидел коня — буланый, с черным ремнем на спине, на лбу звездочка, хвост черный, а грива — что вороново крыло, — так и подумал: он!
— У кого хвост и грива черные? У Буденного нетто?
— Да что ты! Я же сказал тебе: у коня. Не перебивай, братуха… Так вот, станичники, увидел я Буденного и думаю: пан или пропал! Сгину или пымаю его, чертяку! Жму что есть духу! Он вроде бы подпустил меня к себе. А потом как прижмет, прижмет, да куда там — как не бывало… Смотрю, он опять передо мной и к тому же смеется, леший! Ну, думаю, я тоже не кислым молоком мазаный. Ударил снова за ним. Не скачу — лечу. Зло берет: догнать не могу. Вот это конь! Сколько живу, но таких не видал! Гнался я, гнался, оглядываюсь, а наших нет и в помине. Плюнул, выругался, вернулся.
— Так и не поймал?
— Не пымал. До сих пор не пойму: или Буденный колдун, или конь его сатана!
Казак складно врал, но масть моего коня знал… Трудненько было бы нам, если бы мы заехали на хутор засветло.
Казаки пошли в хату ужинать. Нам надо было уходить подобру-поздорову. Но только мы собрались выехать за ворота, во двор ввалилось человек двадцать казаков со старшим урядником. Недолго думая я подошел к уряднику, сказал ему, что мы из 72-го полка, и попросил разрешения вернуться в свою часть.
— Чего здесь путаетесь? — буркнул он и, не дожидаясь ответа, сообщил пропуск…»
Вот что рассказал Буденный при встрече с Городовиковым.
Благополучно вернувшись с хутора, Буденный поднял полк Маслака и приказал ему подойти к хутору, окружить и разгромить противника. Для захвата полевых караулов белых была выделена специальная группа разведчиков. Пропуск был использован разведчиками. Благодаря ему они без единого выстрела сняли полевые караулы белогвардейцев.
В четыре часа утра полк Маслака обрушился на спящего противника. Оказать серьезное сопротивление он, конечно, не мог. Немногие вырвались и убежали в степь. Пленных построили. Буденный подъехал и поздоровался:
— Здравствуйте, станичники!
Пленные в один голос гаркнули:
— Здравия желаем, ваше превосходительство!
— Вот беляки — вспомнили превосходительство, — смеялись бойцы.
— Кто, станичники, ночевал сегодня со мной — выходи! — скомандовал Буденный.
Никто не вышел.
— А кто же из вас рассказывал, как он Буденного чуть не поймал?
Из строя вышел чубатый казак.
— То я так… брехал.
— Здорово, казак, врешь! А откуда же ты мою лошадь знаешь? — спросил Буденный.
— Да мне один станичник обрисовал.
Пленные не могли поверить, что Буденный был с ними на хуторе.
Один на вид бравый казак спросил:
— А правда, что вас пуля и сабля не берут и что вы наперед знаете, о чем думает наш командир полка, и все делаете наоборот?
Буденный посмеялся и стал рассказывать, за что мы воюем и почему победа будет за нами.
— Вас обманули лживой агитацией и заставили воевать против своих братьев по труду. А чтобы вы не сдавались в плен, вам говорят, что красные расстреливают всех пленных. Это ложь! Мы гарантируем вам жизнь, и вы можете сейчас же написать об этом своим родным и соседям.
Пленные офицеры — двадцать семь человек — были выстроены отдельно, и Буденный сообщил им, что офицеров не расстреливают, если они честно отказываются от продолжения борьбы с Советской властью.
Денис Буденный был храбрым и смелым бойцом. Однажды темным вечером он прискакал с донесением к Семену. Привязал взмыленную лошадь к тачанке, ворвался в штаб, сообщил об удачно законченном бое. Глаза у Дениса сверкали задором.
Денис заторопился, сунул пакет с донесением и ускакал. Вскоре он стал взводным командиром, заслужил боевой орден Красного Знамени.
Недавно то было.
И вот Семен Михайлович встретил на станции Федора Прасолова (он служил в эскадроне Дениса).
— Ты что здесь делаешь?
— За патронами приезжал.
Федор снял с брички грязный рваный мешок, наполовину чем-то набитый и туго перевязанный веревкой.
— Это кожух и валенки Дениса, возьми их, Семен Михайлович, а то, не ровен час, стянут.
— Зачем они мне? Денису отдай, раз его добро.
Прасолов посмотрел на Буденного широко открытыми, испуганными глазами и опустил голову.
Почувствовав что-то неладное, Буденный с тревогой спросил:
— А где же Денис? Почему мне на глаза не показывается?
Федор, заикаясь, сказал:
— Я думал, вы знаете… Пропал Денис — угробили его беляки.
— Денис погиб? Да что ты, Федор, мелешь? Где? Когда?
— Да я-то там не был. Кожух с весны у меня. «На, говорит, Федя, возьми вместе с патронами. Кожух-то у меня не простой, батя носил», — тихо, сквозь слезы говорил Прасолов. — Слыхал, наших выручать ездил с эскадроном да напоролся на кадетов. Побили многих, а Дениса в живот ударило. Пока трясли его на бричке, он кровью изошел…
— Где же его похоронили?
— До похорон ли было, Семен Михайлович, когда беляки на хвосте сидели…
Худой, оборванный Федор, сняв с головы порыжевшую кубанку, все так же потупившись, стоял у вещей Дениса.
А от Дениса всего и осталось, что старый, в нескольких местах протертый отцовский полушубок да изношенные, с заплатами валенки.
…А тут и Буденного ранило картечью в правую руку и ногу. В горячке боя он быстро забыл о ране. Но вечером на ночлеге она дала себя знать. С большим трудом снял Семен Михайлович сапог.
Под рукой не было ни бинта, ни йода, нога кровоточила. Рука же распухла. Тут вошел один из бойцов. Он встревожился.
— Молчи, — сказал Буденный, — никто не должен знать, что я ранен.
Боец понимающе кивнул головой и сделал Буденному перевязку.
— Теперь, Семен Михайлович, поспите.
Но Буденный не мог заснуть. Ляжет на левый бок — нога ноет. На правый бок лечь мешает раненая рука. На спине тоже не улежать было.
Он сел за стол, на стол положил подушку, на подушку — больную руку и так промаялся.
Утром он вышел к бойцам.
Люди росли. После назначения Григория Маслака командиром эскадрона казак-перебежчик Яков Стрепухов стал командиром взвода, затем Маслак стал командовать полком, Стрепухов принял эскадрон.
Прославился отважный боец Гриша Пивнев.