Притаились, но ждали напрасно: ни один турок из окопов не вылез. Огорчаясь той неудачей, повернули обратно; время от времени замирали, прислушивались. Вдруг издалека донесся до нас разговор. Знаком я подал команду. Подползли.
И вдруг увидели винтовки, составленные в козлы. Вокруг винтовок спали турки. Ясно— полевой караул. Разговаривали, видимо, часовой и подчасок. Действовать надо было быстро и тихо: где-нибудь неподалеку наверняка сторожевая застава. Я послал трех солдат схватить часового с подчаском. Они бесшумно обезоружили часовых. Я забрал винтовки спящих, передал своим, а затем на турецком языке скомандовал: «Встать, руки вверх!» Турки вскочили, подняли руки… Мы взяли в плен шесть солдат и одного старшего унтера.
За это всех наградили Георгиевскими крестами. А я получил «Георгия» 1-й степени и таким образом стал полным георгиевским кавалером.
Часть третьяПОБЕДИТЬ ИЛИ УМЕРЕТЬ — ДРУГОГО ВЫХОДА НЕТ!
11 января 1918 года. Глинобитная хата, или, как на Дону говорят, землянка, Корнея Михайловича Новикова полна народу. От жары и табачного дыма дышать трудно. На тяжелых, потемневших от времени лавках вокруг такого же тяжелого древнего стола плотно сгрудились станичники. Расположились они и на подоконниках, сидят и просто на глиняном полу, стоят у входной двери, обтирая спинами такие же глиняные стены.
Керосиновая лампа то вспыхивает, то, вновь тускнея, неровно освещает сосредоточенные лица. Вот очень похожие друг на друга братья Сорокины — Дмитрий и Василий. На уголке пристроился круглолобый, с черными усами, в форменной тужурке чиновника почтово-телеграфного ведомства, худощавый Лобиков — начальник почты. У печки — рыжеватый плечистый Сердечный, в гимнастерке с погонами старшего унтер-офицера. В красном углу под маленькой закопченной и засиженной мухами иконой сидит немного торжественный Тит Никифорович Никифоров — крестьянин, а сейчас, как и большинство собравшихся здесь, фронтовик. В боях он показал себя храбрым солдатом: три Георгиевских креста и знаки подпрапорщика свидетельствуют об этом. Рядом с ним, на правах хозяина дома, Корней Михайлович, отец Филиппа.
Сидят Долгополов, Баранников, Морозов и многие другие. Все это станичники, вернувшиеся недавно с германской войны.
Среди собравшихся выделяется простое лицо Оки Ивановича Городовикова. Он, как обычно, немного застенчив, не выпирает вперед и больше молчит. Городовиков в форме казачьего урядника, которая складно сидит на его плотной, коренастой фигуре. Отслужив положенный срок в царской армии, Ока Иванович теперь состоял инструктором при станичном правлении и обучал молодых казаков военному делу.
Особенно выделяется молодцеватый, стройный, среднего роста старший унтер-офицер, полный георгиевский кавалер Семен Михайлович Буденный. Он стоит около Никифорова и горячо говорит, то рубя воздух ладонью, то поправляя небольшие черные усы. Говорит Буденный громко, короткими, резкими фразами.
В 1917 году на Втором Всероссийском съезде Советов создан Совет Народных Комиссаров во главе с Владимиром Ильичем Лениным. Вся власть перешла в руки народа. С первых же дней большевики начали бороться за установление мира… С января 1918 года Советское правительство приступило к демобилизации старой армии. И вот по дорогам России потянулись с фронта солдаты.
Среди фронтовиков был и Филипп. Возвращались фронтовики домой поодиночке, тайком, опасаясь зажиточных вооруженных казаков; возвращались с неясными еще думами о новой жизни без царя, помещиков и кулаков. На всякий случай имели при себе оружие.
Богатые казаки, вооружившись винтовками и обрезами, нападали на возвращавшихся с фронта солдат. Они отбирали у них оружие, тех, кто отказывайся выступать против Советской власти, расстреливали на месте.
Фронтовики, бедняки, иногородние крестьяне сердцем потянулись к новой жизни, к свободе. Зажиточное же казачество стремилось всеми силами сохранить старые порядки.
Никифоров служил с Семеном Михайловичем в одной дивизии и после Февральской революции был членом дивизионного солдатского комитета, который возглавлял Буденный. Кроме того, Никифоров знал, что Семен Михайлович уже связался с большевистской организацией Минска, установил личный контакт со старым революционером Михаилом Васильевичем Фрунзе и выполняет его задания.
Поэтому-то все фронтовики — беднота — с таким нетерпением ждали возвращения домой своего земляка. К Буденному потянулись солдаты. Всем хотелось скорее узнать новости, спросить совета о главном, о том, как жить дальше.
Семен Михайлович встречал друзей и товарищей радушно. Он стоял посередине хаты, одетый в драгунский мундир, в звании старшего унтер-офицера. Бравый, в приподнятом настроении. На груди у него тускло поблескивали четыре солдатских «Георгия» и четыре медали. Семен Михайлович охотно отвечал на вопросы, рассказывал о первых шагах Советской власти, разъяснял ленинские Декреты о земле и мире.
Для всех было ясно, что богатое казачество мирно не согласится расстаться со своим награбленным добром и привилегиями.
Недаром сказал один богатый казак во всеуслышание на последнем сходе:
— Дон кровью взяли, с кровью и отдадим. Хамам мы не сдадимся, их власти не царствовать…
— Советскую власть в станице будем устанавливать силой, — говорил Семен Михайлович. — Но дело это нелегкое.
Семен Михайлович, как никто иной, понимал всю тяжесть предстоящей борьбы, всю ярость сопротивления богатой русской и калмыцкой верхушки.
Несколько раз беднота собиралась у Буденного, обсуждая положение в станице. Сторонников Советской власти становилось все больше, росла и инициативная группа по захвату власти в Платовской.
— Главное — не упустить момент, — повторял Семен Михайлович. — Надо, как в бою, определить врага, налететь на него, не дать ему опомниться и разбить наголову.
И вот в мазанке Корнея Михайловича происходит собрание. Председательствует Никифоров, Филипп ведет протокол. Выступают, главным образом, Буденный, Никифоров, Сердечный. Разговор идет о том, как вообще избирается Советская власть, Советы, и как они работают. Буденный рассказывал о том, как работают Советы в Минске.
— Председатель Совета крестьянских депутатов Минской и Виленской губерний товарищ Михайлов много раз мне говорил, что главное — это всячески повышать политическую сознательность народа, разъяснять им политику большевистской партии.
Допоздна проговорили в тот вечер. Уже был создан Революционный комитет и сформировано ядро красного боевого отряда. Спор разгорелся из-за сроков открытого выступления, так как кое-кто говорил, что подготовиться надо лучше, следует связаться с соседними станицами, попытаться договориться мирным путем.
— Ну да, пока мы будем здесь языки чесать, богатеи казаки и калмыцкая верхушка раскроют нашу организацию и арестуют поодиночке, — резко заявил Буденный. — Вам, вероятно, известно, что в Великокняжескую станицу уже прибыл вооруженный отряд казаков, а ведь до станицы около тридцати километров. Они свяжутся с нашими мироедами, и все дело будет провалено. Наступила пора действовать. Завтра воскресенье, завтра и надо собирать общий сход, а на нем провозгласить Советскую власть.
— А если богатеи в сабли пойдут? — опасливо спросил кто-то.
— На что же тогда нам было с фронта оружие тащить? — в свою очередь спросил Буденный и добавил: — Власть никто сам не отдаст, ее надо силой брать.
Выступившие за ним Дмитрий Сорокин и Никифоров поддержали Семена Михайловича. Решили: взять власть немедленно. Филипп записал: «Собрать общий сход жителей станицы Платовской и ближайших хуторов 12 января 1918 года в 10 часов утра у станичного правления».
Все, конечно, знали, на что идут. Знали, что это опасно не только для каждого, но и для его близких. В случае неудачи озверевшие богатеи никогда не простили бы фронтовикам и беднякам иногородним их стремление изменить на Дону вековой порядок. Но фронтовики знали и другое, что у них сейчас только два пути — победить, установить Советскую власть и начать новую жизнь или умереть. Иного пути не было.
В душах фронтовиков, а было их около сорока человек, все ликовало, хотя внешне все были нарочито спокойными, только лица посуровели.
Прежде всего следовало оповестить о принятом решении всех солдат-фронтовиков и единомышленников станицы и хуторов и рассказать им о возможной предстоящей борьбе. Надо было подготовить оружие. Поздно ночью покинули землянку. Последними ушли Семен Михайлович и его брат Емельян.
Филипп долго еще сидел с отцом, рассуждая о предстоящем дне.
— Ну, Филипп, начинается новый день нашей жизни. Теперь держись крепко. — И отец поглядел в маленькое оконце на улицу, где занималось уже утро.
Вскоре колокольный звон стал созывать станичников в церковь. Станица Платовская в то время насчитывала до шести тысяч жителей. Центром ее являлась площадь вокруг высокой каменной церкви. Тут же на площади помещалось большое здание станичного правления.
Около 10 часов утра у станичного крыльца появились Семен Михайлович Буденный, Тит Никифорович Никифоров, Александр Васильевич Лобиков, Дмитрий Петрович Сорокин, Николай Кирсанович Баранников, Петр Степанович Сердечный, Ока Иванович Городовиков и Корней Михайлович Новиков. Они потребовали к себе атамана офицера Аливинова. Еще плохо понимая, что происходит, тот вышел к ним. Это было неслыханно: иногородний, хотя бы и георгиевский кавалер, требовал к себе атамана, офицера, самого Аливинова!
Атаман появился на крыльце, как всегда подтянутый. Смуглое монгольское лицо его было бесстрастно. Он в упор посмотрел на Буденного, стоявшего ближе других, чиркнул ненавидящим взглядом по другим, столпившимся вокруг крыльца. Атаман оценивал положение.
— Что тебе надо, Буденный? Зачем меня звал? — спросил он, казалось, спокойно. Только желваки заходили — атаман едва сдерживался.
— Ты видишь, кто пришел к тебе? — спросил его Буденный, и сам же ответил: — Фронтовики. А знаешь, чего они хотят?