В это время на пустых трибунах ряду в девятом сидел с синим от злости лицом Валерий Карпин, поскольку был дисквалифицирован на одну игру за то, что на предыдущем матче бросил в судью бутылку из-под воды с определенным текстом. Он доказывал, что просто отшвырнул ее. «Ростов» проиграл 0:2.
Во время этого матча стало известно, что Валерия Карпина назначают главным тренером сборной России по футболу. В этой ситуации хорошо проглядывается непредсказуемость действий высоких спортивных чиновников. Не хотелось бы проводить никаких параллелей с другими назначениями в нашей стране.
Да, раньше футбол был иной: скорости поменьше, распасовка не такая филигранная. Сейчас что-то цирковое. Особенно длинные передачи через все поле – это вообще за гранью моего понимания. Но индивидуально футболисты были намного ярче. Сегодня термин «проход» канул, а тогда ходили от ворот до ворот.
Ретростадиончик «Торпедо» я буду помнить всегда. И анекдотическую по сегодняшним временам «правительственную ложу», похожую на скворечник, – с красным бархатным закутком для согрева. Как-то смотрел там футбол с Толей Бышовцем. Мороз страшный, зашли в ложу хлопнуть по рюмке. Вдруг он говорит: «Давай выйдем, сейчас гол забьют». Только высунулись – точно, гол. Это же какое звериное чутье надо иметь?!
Хрустящая подпитка любого зрелища сегодня – попкорн. Без огромного кулька изжоги нигде не сидят. Было время, когда в театр не пускали с попкорном. Сейчас на входе проверяют наличие взрывчатки, миноискателем ведут от пяток через яйца к уху, берут мазок на вирус. А тогда отнимали кульки, потому что иначе хруст стоял такой, что нельзя было играть. Ждали, когда нажрутся, а потом начинали разборки с Офелией.
На стадионах отнимали алкоголь. Когда появились огромные бумажные бокалы с напитком типа фанты, прикрытые фольгой и с воткнутым клистиром, опытные болельщики покупали при входе на стадион эту жидкость, выливали ее за деревом, вливали литр пива, вставляли клистир и входили. Даже если охранники что-то подозревали, они не могли пососать из стакана и сказать: «Проходите». Тогда надо было бы вывешивать объявление: «Не заменяйте фанту пивом. Жидкость у вас отсосут на проверку». Поэтому люди все-таки напивались.
Я старался всегда болеть вживую. Говорил ребятам: «Забудьте слово “работа”, играйте!» К сожалению, сегодня многие игроки только работают. Если бы наш футбол был на уровне его аналитиков, мы давно стали бы чемпионами мира. Когда уникальный футболист Аршавин, замученный разводами, прячется от алиментов в комментаторской кабине или седой, но неистовый Ловчев с пеной у рта разносит тактику матчей, вспоминая великий советский спорт, побеждавший на паханых футбольных полях, это логично. Но сонмище кабинетных экспертов зашкаливает.
В 1986 году в Лондоне проходил матч-реванш на первенство мира между Анатолием Карповым и Гарри Каспаровым. Были две команды поддержки! Меня от ЦК комсомола отправили в группе Каспарова. А так как с Толей Карповым мы тоже отлично дружили, то я внешне болел за Каспарова, а внутренне переживал за Толю. Беспринципности нас учить не надо.
Меня поселили в одной из комнаток арендованного для Каспарова особняка. Как-то, встретившись с Гариком, я по-отечески погладил его по голове. Волосы у него как стальная щетка, которой с машины сдирают краску. Он и по характеру железный. Кто еще Каспарова держал за волосы? Никто.
За границей советские граждане тогда передвигались табуном, взявшись за руки. Только мы с шахматным фанатом из команды Карпова Толей Метелкиным ходили как хотели. В один из вечеров, убежав из-под надзора, отправились бродить по Лондону. В то время в городе находилось наше «Торпедо». Гуляя, в два часа ночи мы набрели на какой-то рынок. Смотрим: крадется мимо витрин Валечка Иванов в одиночестве. Будучи тренером команды, он всех запер на ночь в гостинице и пошел по городу.
Из-за угла я протяжно позвал: «Козьмич!» Он дернулся, будто его ткнули финкой, обернулся – никого. Решил, что померещилось. Тут я снова: «Козьмич!» В третий раз я не стал звать, боясь, что Валька сейчас умрет от инфаркта. Пришлось вскрыться. «Ну ты, б…ть, даёшь!» – выдохнул он с облегчением. Кстати, я однажды оказался на торпедовской базе в Мячкове на разборе игры Ивановым. Он не произнес ни единого цензурного слова. Это был матерно-дельфиньий язык, некий футбольный ультразвук. Но все его прекрасно понимали, даже какой конкретно эпизод матча он имеет в виду.
Сейчас я за спортом слежу в основном по телевизору. Люблю снукер – невероятно тонкая штука. Ночью смотрю часами под чудесный комментарий бархатного голоса Владимира Синицына. От него про снукер я знаю все. Сам я предпочитаю русский бильярд.
Когда-то в Москве, в Парке культуры и отдыха имени Горького, слева от центрального входа, находился длинный ангар с самой большой в Советском Союзе бильярдной. Столов – немерено. Бильярдную все время хотели ликвидировать, поскольку там играли на деньги – разумеется, неофициально. Публика собиралась разная: от шпаны и фарцовщиков до подпольных миллионеров. Там была своя мафия, бильярдная. Королем считался Ашот, плотный, небольшого роста. Он со всеми играл одной рукой. Не потому, что не было второй, а чтобы уравнять шансы. Он каждому давал фору и все равно побеждал.
В эту бильярдную я заглядывал с Гришей Гориным. Из непрофессионалов нашего круга он играл лучше всех. Я играл неплохо, но до уровня Гриши недотягивал. А он в этой компании смотрелся достойно.
Злачных мест в советское время было мало. Тотализатор работал только на ипподроме. Да и его прикрыли бы, если бы не маршал Буденный, курировавший его. Ипподром – это темперамент, страсть. Все, что происходит на ипподроме, азарт. Есть люди, которые едят манную кашу, а есть те, которые ту же манную кашу заливают аджикой и засыпают перцем, чтобы ее не видеть. Ипподром был самым острым, что существовало тогда.
Мы с Аркадием Аркановым провели огромное количество безумного молодежного времени на бегах, где последние копейки, которые должны были идти на молоко для Михаила Александровича, шли под хвост лошадям. Мы знали всех лошадей в лицо, дружили с наездниками, но были не очень везучими.
Сегодня главной проблемой в спорте считают допинг. Способ борьбы с допингом – придумать свежий быстрее соседа. Я не очень верю, что таблетка способна сильно улучшить результат. Хотя в спорте, наверное, как в театре. Были прекрасные артисты, которые перед спектаклем выпивали 50 граммов коньяка. Например, Юрий Яковлев. Он не выходил на сцену пьяным, просто принимал чуть-чуть для куража. И его неповторимый тембр становился еще бархатистее. А есть артисты, для которых алкоголь до спектакля – табу. В их числе и я. Не потому, что ханжа, а чувствую – мешает. После спектакля – с удовольствием – играешь резво, чтобы быстрее дождаться.
Отрывок 21. Хочу на орбиту, но поздно…
Рожа во весь экран – искусственный интеллект. Многие сегодня за него ратуют, забывая, что может быть и естественный. Так дойдем до искусственной души, искусственной совести. Хотя она уже и сейчас синтетическая.
Если я иду против совести, то чьей? Что такое совесть? Или что такое душа? Сколько существует человечество, столько ищет душу. Говорят: «Душа в пятки ушла». Откуда? А если она там, в пятках, и живет, топча эту землю?
Техническое ускорение, искусственный интеллект, роботизация… Как было скромно, интеллигентно и перспективно-заманчиво: «плюс электрификация всей страны». Зыбкая мечта, что все деревни, лачуги и сакли вдруг вспыхнут электрическим светом. Пытались этого достичь, бесконечно строя ГЭС. Сейчас в каждой юрте горит свет – бросились осваивать космос. В особо извращенной форме, включая съемки сериалов.
Как растет укроп на орбите? Как выглядит прогноз погоды на вчера? Нашлись в мире несколько человек, которые, вместо того чтобы строить очередные яхты и нарываться на пиратов, скопили пару миллиардов, чтобы слетать в космос. Это очередной виток карьеры: возможно, все уже испробовали, а это еще нет, и вот попробовали.
Я тоже слетал бы, но боюсь высоты. Не в смысле самолетов и ракет. Мне смотреть оттуда страшновато. Даже когда вижу, как на Олимпиаде девочка или мальчик подходит к краю десятиметровой вышки, у меня начинается сердцебиение.
Однажды на гастролях в Баку нас повезли к морю. Зрелище было странное. На пляже азербайджанские мамаши с детьми раскладывали полотенце, осетрину, выпечку и ставили канистру с керосином, потому что дети выходили из воды черными. Их сначала оттирали от нефти керосином, а потом кормили. И дети загорали, хотя загар на нефть ложится плохо. Богатые люди купались, где нефти нет. Там стояла вышка, но не нефтяная, а для прыжков в море. Спьяну я влез на нее, а когда посмотрел вниз, схватился за стоявших рядом аборигенов, и они с трудом по ступенькам спустили меня.
Но процесс полетов в космос некосмонавтов начался, и завтра уже будет маршрут «Москва – Малаховка – Хвост Большой Медведицы».
Кто-то точно знает, что есть инопланетяне, но считает, что пока рано об этом сообщать. Существует какое-то всемирное табу. Может, это и правильно, потому что человеки очень различаются по возможностям понимания непонятного.
На карантине в голову приходили всякие, грубо говоря, мысли. Сначала они казались каким-то философским откровением, но потом я понял, что все они вторичны. Что есть наша планетка, которую совершенно измучили?
Все организмы здесь заняты двумя процессами. На дне Мирового океана плавает что-то огромное с бусинками жемчуга вместо глаз, длинной-длинной ниткой туловища и перламутровым хвостом типа павлиньего. И это существо все время жрет и… наоборот.
На суше жизнь человекообразных такая же, вне зависимости от того, кто это – Пушкин, Чехов, Клеопатра, Гитлер или Сталин. Единственные, кто у меня под вопросом, – это Диоген с его бочкой и первые космонавты с тогда еще не изученной проблемой дерьма в невесомости. Вообще этот процесс стыдливо замалчивается – запретная тема даже в шоу-бизнесе, где не осталось ни одного живого места на теле человека, не предъявленного публике.