Отрывок 29. Называлось «отдых»
Три месяца на даче. Называлось «отдых». Ну встал. Ну порадовался: как хорошо, что ничего не надо делать. Ну дополз до первой нужды. Потом сел и померил давление. С умилением понял, что можно выпить кофе, а не пакетик с пылью – якобы чай. Выпил кофе. Съел творожок. Его привезли накануне, и он свежий.
Дополз до мягкого креслица, шлепнулся. Ткнул в телевизор. Поохал над наводнениями. Взял телевизионный репертуар. Долго искал очки, под рукой их не было. Встал, пополз в другую комнату. Это было незапланированно, поэтому ушло много времени и, главное, сил. Приполз обратно уже в очках, посмотрел, нет ли хорошего футбола и когда начнется Параолимпиада.
Пошел взглянуть, спит ли моя пара по семейной олимпиаде. Спит. Приполз обратно. Плюхнулся. Выключил телевизор.
Долго нажимал на телефон в надежде найти, не звонил ли мне кто. Так как каждый раз этот процесс сопряжен с невозможностью найти верную кнопку, на это тратится масса времени, что приятно. Оказывается, никто не звонил. Тогда звоню я. И на этом практически все закончилось.
Думаешь: что это такое? Раз немощный и старый, значит, отдыхай. На пятый день наступает ненависть к самому себе. Вспомнил рассказ Аркадия Арканова – письмо отдыхающего с Черного моря жене: «Отдыхаю я хорошо, только устаю очень». И дальше идет длинный перечень отдыха: путевку, которую обещали, на месте не достал, в Дом отдыха не попал, снял где-то койку, на пляж ездит на электричке, стоит с утра в очередях за топчаном и за завтраком и т. д. …
Можно найти себе занятие. Обычно, когда готовишь снасти, кажется, что старая леска еще хорошая, а потом приходишь на рыбалку и, если что-то клюнет, леска, как паутина, рвется. И ругаешь себя: что я наделал!
Поэтому заранее покупаешь несколько катушек лески от 0,18 мм до 2-х и начинаешь длительный процесс наматывания лески на спиннинговую катушку. Потом соображаешь, куда можно было бы поехать. И тогда ищешь – какой крючок, какое грузило. Но, поняв, что не доедешь дальше лужи за забором, берешь большое ведро.
Так как ведро, наполненное водой, я дотащить до места намотки не могу, приношу почти пустое и кувшинчиками доливаю до краев. Чтобы вычислить грузило для данного поплавка, нужно иметь ведро воды, если нет под рукой водоема. И высчитываешь грузило, которое поднимает поплавок в вертикальное положение и не топит до горла, а оставляет точно необходимое расстояние до поверхности. Это занятие тоже надоедает, так как продолжается не первые 70 лет.
«Обеспеченная старость» – что-то неслыханное по пошлости. Обеспеченная старость – это когда полно напитков, которые не дают, еды, которую не хочешь, свободного времени, которое не знаешь куда девать, и раздумий, которые надо было думать раньше.
Правда, старость, у которой отнимают с трудом отложенное на черный день, еще страшнее.
Также есть понятие «счастливая старость». Старость постоянно обвешивают эпитетами. На самом деле она просто старость. Пора отстать от старости и не обзывать ее ничем. Никакие эпитеты к старости не липнут, а отваливаются, как отсохший пластырь.
«Молодым – везде у нас дорога, старикам – везде у нас почет». С одной стороны, какой почет старикам, если всегда для них нет денег и подспудно хотят, чтобы эти, которым почет, поскорее перемерли? С другой стороны, не хватает настоящих людей на молодежной дороге.
Много мускулистых красавцев, которые куда-то идут по той дороге, какая им попадется, в основном стадно. Но, поскольку молодым везде у нас дорога, они идут. Нет чтобы им сказать: «Молодые должны сойти на обочину и немного подумать».
Точнее была бы фраза: «Молодым везде у нас дорога, старикам везде у нас подсчет». Все время считают, с какого возраста старик, с какого еще нет.
В старости приятны, очевидно, только какие-то эгоистично-сравнительные ощущения. Например, видишь по телевизору Васю Х., и, пока не появится надпись, что это Вася Х., нельзя понять, что это он.
Начинаешь высчитывать, и получается, он младше на пять лет, а сам как сморщенное яблочко и несет бог знает что. Приятно.
Я не делаю подтяжку лица, только умываюсь холодной водой. И никогда в жизни с волосами ничего не делал – Леонид Утесов научил меня не мыть голову.
Я не лысый и не седой как лунь. Кстати, кто этот лунь? И что это за степень белизны? Я седой, но не как лунь.
Великий и могучий русский язык: пара букв – и смысл кардинально меняется. Старый – тут же напрашивается хрен, маразматик; старец – величественный, белый как лунь.
Поскольку во время карантина я бросил курить, все завалено трубками, но сейчас они смотрят на меня с обиженными лицами. Однажды я уже год не курил, а потом сломался. Сейчас держусь.
Я придумал себе: когда праздник или семейное застолье, для полноты кайфа я делаю одну затяжку – но сразу со всех сторон крик: «Посмотри на себя в зеркало!» Смотреть действительно не хочется.
Никотин – нервное успокоение. Я знал людей, которые одну сигарету прикуривали от другой, – например Лёнечка Филатов или Галя Волчек. Без дыма во рту они жить не могли. Это не привычка, а образ жизни. Хотя вокруг говорят: «Вам нельзя курить, бросайте, жить осталось чуть-чуть». Но они считают, что это чуть-чуть надо прожить с двумя сигаретами во рту.
Алиса Фрейндлих сигареты не вынимает изо рта. Чтобы меньше курить, можно было бы перейти на трубку. Я послал ей четыре трубки. Не прижились. С Алисой мы никогда закадычными друзьями не были, но знакомы много лет.
Когда-то давно мы жили в Ялте в одной комнате в Доме творчества «Актер» с Львом Лосевым, Севой Ларионовым и ее мужем режиссером Игорем Владимировым. Семейных номеров там не было, поэтому Алиса с подругами жила в каком-то другом сарайчике. Так как Игорь сильно пил, мы как-то не могли его утром разбудить. Пошли в парк, собрали огромное количество цветов, перевернули Игорька на спину и сложили ему ручонки. Он при этом даже не шелохнулся. Мы обложили его целиком цветами и пошли за Алисой. Интеллектуалы.
Надо запивать алкоголь водой для того, чтобы организм внутри, в районе печени, поимел послабление удара. Потому что печень не хочет много алкоголя, а голова хочет. Вода, или запивка, несколько снижает градусность для печени.
Ни в коем случае нельзя понижать градус – водку запивать пивом. Можно загрунтоваться пивом и потом немножечко долить в организм водки. Если нет двух фужеров или кружки, взять пол-литровую банку, налить туда бочковое пиво и в пену добавить буквально чуть-чуть, граммов 50, водочки. В нашей молодости это называлось «с прицепом». Получается продукт, который, во-первых, необходим при карантине, во-вторых, совершенно безвреден для печени.
Секрет долголетия – жить без правил. Нельзя жить по правилам: скучно, бесперспективно и главное – правил такое количество, что можно просто умереть, недособлюдав их.
За короткую жизнь Пушкин, Маяковский и Высоцкий успели то, что население Гватемалы целиком не успело за столетия. Среднему человеку надо прожить больше лет, чтобы копилка наполнилась и разбилась в 120, а оттуда высыпалось не три копейки, а значительное количество поступков, находок и свершений.
Хотя… Постоянно цитируют фразу: «В России надо жить долго, тогда что-нибудь получится». Но и долго очень часто ничего не получается. Лучше пусть коротко ничего не получается, чем долго.
87 лет – четыре круга эмоций: удивление, восторг, умиление, разочарование. Предметы те же, интерес ослабевает вместе с возрастной импотенцией. Немощь провоцирует злость. Злость раздражает и толкает к глупостям. Глупость ошеломляет цельностью. Цельность в 87 лет попахивает маразмом. Маразм вовлекает в старческую сентиментальность и вызывает страх перед неизбежностью.
Я еще живой, но находиться в этом состоянии все труднее и труднее. Я заканчиваюсь и физически, и смыслово. Суммарно устал от жизни и одноразово от немощи. Мудрость – накопление немощи.
Когда возникает тревога конца, начинаешь соображать, что дольше жить уже не имеет смысла, потому что наступает пробуксовка всего, за что цеплялось существование. Нет привычки к бессилию. Вообще немощь – жуткое состояние.
А если и мощь-то была процентно занижена по основным параметрам человеческой жизни. Поневоле становишься доморощенным философом и размышляешь, вызывать скорую или лучше гордо умереть в своей постели.
В энциклопедических словарях пишут о некоторых государственных деятелях: «умер своей смертью». Как будто можно умереть чужой смертью, даже если ты этих «чужих смертей» повидал достаточно.
Непредсказуемость завтрашнего дня будоражит и заставляет суетиться. Покой – это смерть. Зачем жить? Чего-то хотеть и исполнять хотение. Возникли разочарование в хотениях и испуг стыдного конца.
Нет экспертов по правильности жизни. Один – эксперт по пушнине, второй – по драгоценностям, третий – по раннему Рериху, а четвертый – по позднему коммунизму.
Хватаются за Достоевского, Толстого, Куприна, Набокова и пытаются, исходя из их гения, напяливать на себя их параметры. Они получаются противоположными и дико спорными.
По совокупности серости, недообразования и, конечно, старости все чаще сталкиваюсь с невозможностью сформулировать необходимое. Но долгожительство страшно тем, что вдруг понимаешь, что ты себя сформулировал. Пока ты не можешь себя до конца сформулировать, ты что-то хочешь и на что-то надеешься.
Надо жить, пока не остоеб…нит. Когда это чувство начинает подпирать, гоню.
Попробовал оправдать свои жизненные форпосты.
63 года я преподаю. Мои ученики – эта бывшая любимая шпана, Вали, Ани и Лёши – стали 60-, 70-летними профессорами Театрального института имени Щукина. Когда детям и ученикам становится за 60 и ты при этом присутствуешь, непроизвольно возникает мысль о бессмертии. И если ты не Кащей, ощущение приятное.
Завкафедрой мастерства актера Павел Евгеньевич Любимцев, очень эрудированный человек, тоже был из этой шпаны, учился с моим ребенком на одном курсе. Недавно ностальгически взял я один отрывочек и делал его в институте с двумя ребятами. Зашел на кафедру, все говорят: «С возвращеньицем!»