— Вы за мной? Вы заберёте меня, да?
— Успокойтесь, прошу вас! Я не причиню вам ни малейшего вреда. Хотите, выставьте нас вон из своего дома! Выгоните взашей! Пинками!
Пинками, кивнул Франт. Взашей. Мокрой тряпкой.
— И вы уйдёте? Уйдёте просто так?
— Уйдём? Да мы побежим! Мы безропотно покинем ваше жилище и больше никогда вас не побеспокоим!
Ну, это уж дудки, подумал Трепач.
— Но прежде чем выгнать нас, умоляю, озвучьте свои опасения на наш счёт! Озвучьте, и я их развею. Ну что же вы? Не молчите!
— Вы предъявите мне обвинение?
— Обвинение? Что за дичь! В чём мне вас обвинять?!
— В гибели ваших сослуживцев. Три года назад.
— Душечка! — облегчение, испытанное Трепачом, было высшей пробы. — Ласточка! Какое отношение вы имеете к их гибели? Напротив, вы жертва обстоятельств! Вы сами пострадали! Ваш дом был разрушен до основания. Ваш близкий друг трагически погиб. Вы едва уцелели…
Кстати, отметил Трепач. Душечка, твою мать, как ты ухитрилась уцелеть? Ты мне не нравишься, душечка. Слишком живучие мне никогда не нравились.
— Мой сын, — лицо женщины сделалось каменным, голос — мёртвым. — Мой сын погиб.
«Сюрпри-и-из!» — едва не воскликнул Трепач. Сюрприз, и широченная ухмылка площадного паяца. Нет, это разрушит образ.
— Пожалуйста, сядьте. Известие, которое мы вам принесли, может ошеломить вас. Нет-нет, не беспокойтесь. Это радостное известие! Вот так, хорошо…
Опустившись на диван, брамайни вся обратилась в слух.
— Ваш сын жив.
Трепач понятия не имел, так ли это на самом деле, и если да, то в каком галактическом зажопье коптит небо отпрыск Мирры Джутхани. Ему сообщили минимум информации. Но это был тот крючок, на который можно было подцепить Красотку. Прикормка завершена, пришло время крючка.
— Что?!!
Полыхнул свет. В дом ворвался уличный ад. Дверь, запоздало сообразил Трепач. Она не заперла за нами дверь!
— Ваш сын действительно жив. Но на вашем месте, госпожа Джутхани, я бы не стал доверять этим людям. Особенно когда речь идёт о вашем сыне.
Их было тоже двое: тёмные силуэты на фоне дверного проёма, изрыгающего горячечное сияние. Выходцы из геенны? Один протянул руку, аккуратно прикрыл за собой дверь — и в комнату вернулся болотный сумрак.
— Вы ещё кто такие?! — взвизгнула женщина.
Она проворно вскочила с дивана, отступила в угол.
— Ваши сорасцы, госпожа Джутхани. В отличие от этой парочки. Инспекторы Суреш Тхакур и Амрит Мукхопадхья, уроженцы Чайтры, как и вы. Служба поддержки соотечественников. Не пора ли вам вернуться домой, уважаемая?
Ага, оценил Трепач. Вы такая же служба поддержки, как мы — миграционная. Ну, Красотка, ты сегодня нарасхват!
— Суки долбаные! — без предупреждения ворвался в ухо голос Паука. Трепач едва не подпрыгнул от неожиданности. — Глушак на подходе врубили, козлы! Не успел предупредить… Как вы там, парни? Ага, вижу. Сейчас организую подкрепление.
— Не надо, — на чистой вибрации связок, пряча звук от брамайнов, откликнулся Франт. — Сами справимся, не маленькие.
— Отставить самодеятельность! Подкрепление будет через двадцать три минуты. Тяните резину, забивайте баки этим говнюкам. Главное, в драку не лезьте! За бабу головой отвечаете!
— Головами, — уточнил педант-Франт. — У нас их две.
Драка с брамайнами его вполне устраивала, в отличие от приказов Паука.
— Сделаем, — вмешался Трепач.
Забивать баки? Всяко лучше, чем мозжить друг дружке затылки. Двадцать три минуты? Для круглого счёта берем полчаса.
— …Где была ваша служба поддержки все эти годы?
— Где надо, там и была!
— Нет, где? Когда эта несчастная, эта страдающая женщина…
— Закрой рот, ларги́!
— …так в вас нуждалась?
— Не твоё дело!
— Моё!
— Ты чужак! Мы, брамайны, сами разберемся…
— Справедливость не имеет расовой принадлежности!
— У нашей службы много работы…
— Работы у них много! Труженики невидимого фронта!
— …вот, дошла очередь и до госпожи Джутхани.
— Вы верите этим проходимцам, госпожа? — краем глаза Трепач следил за брамайнами. — Этим мошенникам! Этим, не побоюсь громкого слова, аферистам со справкой!
— Оскорбление должностного лица? При исполнении?!
— А как ещё назвать незваного гостя?
— Это мы-то незваные гости?
— А кто? Я, что ли?
— Ты!
— Ага, это я ворвался в чужой дом! Я мешаю дружеской беседе!
— Мешаете!
— Я пугаю хозяйку, хамлю ей…
— Кому это мы хамим?
— Госпоже Джутхани! Очередь у них дошла!
— Да, дошла!
— Сами и стойте в вашей очереди! Хоть до морковкина заговенья!
Красотка забилась в дальний угол. Она, видимо, не осознавала, что прячется от брамайнов за спинами ларги́. Неплохо, оценил Трепач. Верные рефлексы, в нашу пользу. Но всё равно казалось, что женщина стоит столбом посреди комнаты, между конкурентами, готовыми вцепиться друг другу в глотку, и мужчины переругиваются через её голову.
Шестнадцать минут. Ещё шестнадцать минут и три секунды.
— Мы сорасцы! А вы — расисты!
— Сорасцы они! Вы ещё поцелуйтесь!
— Как у вас говорят? Скатертью доро́га?!
— Так говорят на диком Сечене. А мы с просвещённого Ларгитаса…
— А мы с Чайтры! С матери-Чайтры!
— Разуйте глаза! Мы на Хиззаце, а не на вашей матери Чайтре. Значит, в равном положении… Нет! Конечно, не в равном! Нас госпожа Джутхани, между прочим, любезно пригласила в дом. А вы вломились без спросу!
— Мы не вламывались! Дверь была открыта!
— Открыта, да не про вашу честь! Ну-ка, угадайте с трёх раз: над кем висит статья о незаконном проникновении?
— Чушь! Абсурд!
— Висит-качается! Один звонок в полицию — и…
Четырнадцать минут. Тринадцать минут и двадцать шесть секунд.
Хиззацскую полицию Трепач упомянул с умыслом. Пусть брамайны трижды подумают, прежде чем нарываться. Кому нужны проблемы с местными, насквозь продажными блюстителями порядка? Он мог распинаться сколько угодно, что и намерен был делать до победного конца. Вон, даже Франт раздумал лезть первым в драку, и правильно, молодец…
— Она не станет…
— Станет…
— Заткнитесь! Все!!!
Трепачу показалось, что «слизняк» разросся и двойной пробкой забил ему оба уха. Пронзительный вопль Красотки оглушил бы кого угодно. Оконное стекло, и то дрогнуло, задребезжало.
— Мой сын, — внятно, как единое слово из двух слогов, произнесла женщина. Её голос неприятно звучал в воцарившейся тишине. — Мой сын действительно жив? Вы не лжёте?
— Да! — выдохнули конкуренты хором.
— Где он? Что с ним?!
— Отвечай, сорасец! — перехватил инициативу Трепач. — Давай, колись!
Он устремил обличающий перст на ближайшего брамайна. Тот замялся: похоже, он знал ещё меньше ларгитасцев. Начальство везде одинаково: результат требует, а на информацию жмотится.
— Видите, госпожа Джутхани? Слышите?! — Трепач развивал успех. — Что они знают о вашем сыне! Ни-че-го! Только и могут, что подслушивать за дверью, а потом повторять, как попугаи! Поддержка? Да она гроша ломаного не стоит, их поддержка!
Десять минут, тридцать две секунды.
— Демагоги! Давят на дешёвый патриотизм. Сына они вам не вернут, в отличие от…
Перестарался, болван. Перегнул палку. Нельзя было трогать патриотизм.
Болотный сумрак взорвался вихрем стремительных движений. К счастью, Франт, молчаливый пижон Франт был начеку. Франт ждал, надеялся — и дождался! Легко нырнув под могучий, вне сомнений, нокаутирующий крюк с правой, он хлестнул Суреша ладонью по глазам, пнул в колено Амрита, ринувшегося на помощь напарнику — и заплясал, затанцевал: уходы, финты, сбивы. В те редкие минуты, когда Франт не подпирал стену, у него прореза́лся уникальный талант: ни на мгновение не оставаться на одном месте. Удары брамайнов во Франта не попадали или приходились вскользь. При этом он каким-то фантастическим образом, как газ в бутылке, ухитрялся занимать собой всю комнату без остатка, не позволяя Сурешу с Амритом приблизиться к Трепачу, а главное, к Красотке. Последнюю Трепач без промедления затолкал обратно в дальний угол — сиди тихо! — и закрыл собой. Выхватил из кармана парализатор: компактный, но мощный «Коматоз», четвёртое специальное значение. Пустить его в ход Трепач не мог, опасаясь зацепить Франта, но мало ли, как сложится судьба?
Франт отступил на шаг, другой.
Воодушевленные брамайны удвоили усилия — и проморгали момент, когда в руках у Франта возник стул, к которому он, собственно, и подбирался. Расклад сил в этот миг изменился куда радикальнее, чем предполагали смуглые работники службы поддержки соотечественников. Трепачу доводилось видеть, на что способен Франт со стулом в руках, и всякий раз это было чрезвычайно поучительное зрелище.
Взмах, ещё взмах. Перехват.
Твёрдые «рога» ножек с деревянным стуком бодают Суреша в грудь, отшвыривают прочь. Спинка на возврате в хлам разбивает нос Амрита. Брызжет кровь. Взмах, проворот. Левая рука Амрита повисает плетью. Ноги Суреша, подбитые стулом, взлетают к потолку, как у записной балерины. С диким, вовсе не балетным грохотом брамайн падает…
Спиной — нет, задницей, чья чувствительность превосходила самые чуткие приборы, Трепач уловил движение. Бросив косой взгляд через плечо, он успел заметить, как исчезает в узком проёме краешек голубого сари. Чёрный ход! Вторая дверь, будь ты проклята! Дав клятву неделю — месяц! — есть себя поедом за преступное ротозейство, Трепач рванул по тёмному, заставленному барахлом коридору вдогон за беглянкой. Его подстегивал Паучий рык в ухе: «Олух! Бабу держи, бабу!» На бегу он снёс штабель картонных коробок, запнулся о какую-то хитровывернутую железяку, кубарем выкатился на тесный задний двор: глухие заборы по бокам, впереди — мусорные баки…
В проулке за баками мелькнул клочок неба.
Трепач вскочил на ноги, сгоряча пробежал пару метров — и едва не упал: резкая боль пронзила колено навылет. Хорошо, успел схватиться за край мусорника. Пластик был горячим и скользким.