Гуру кивнул:
«Да будет так. Прощай».
Новый путь оказался извилист. Поворот за поворотом, спуск за подъёмом, и вот Аюс Читраратха оказался на «Драупади». Корабли, чей бюджет был побогаче, могли отказаться от «толкачей», позволив себе заряженные перед рейсом «гирлянды Шакры». Корабли средней руки, нуждающиеся в «толкачах», могли позволить себе профилактику энергоблока трижды в год. Баржа не могла позволить себе ни того, ни другого. Трансформаторы всё время сбоили, им требовался наладчик, желательно знакомый с практикой йоги — распространив свою ауру на весь энергоблок, он тестировал оборудование, подсказывая техникам, на что обратить внимание в первую очередь.
С первого же визита Мирры Джутхани к трансформатору Аюс обратил внимание на молодую брамайни. Истерика по поводу воображаемого ребёнка его не смутила: Аюс навидался сумасшедших. Его смутило другое: под шелухой, в галлюцинаторном комплексе Вейса, с которым знаком каждый действующий энергет, он увидел ребёнка, о котором пеклась женщина. Под шелухой Мирра не сидела у трансформатора, а молилась о благополучии «Драупади» в храме Падмахасти, Той, что держит лотос, вместе с остальными членами бригады. Ребёнок, зыбкий как воздух в жаркий полдень, бегал вверх-вниз по ступенькам храма. Зыбкий, отметил Аюс. Значит, воспоминание. Навязчивое воспоминание, разрушающее мозг.
Тогда почему он взлетает? Почему всё время взлетает?!
Дитя, бегущее вниз, не вызывало интереса. Зато дитя, бегущее вверх… На третьем шаге мальчик ракетой взмывал в небо и скрывался за облаками. Перед тем, как скрыться, он превращался в богатыря с головой обезьяны и хвостом льва. Грудь богатыря украшала гирлянда из жемчуга и цветов тумми, в правой руке он держал жуткого вида булаву. Каменное навершие булавы было выточено в виде планеты Чайтры, как её представляли древние, с торчащим ввысь острием горы Меру.
Марути, предположил Аюс. Марути Озорник.
Воплощение?
«Я преклоняюсь перед Марути, убийцей демонов, собранием достоинств, перед его стопами, подобными двум лотосам…» Антис, сказал себе Аюс. Однажды эта женщина присутствовала при старте антиса. Присутствовала и запомнила на всю жизнь. Даже в безумии её не оставляет эта память. Ребёнок? Её сын прошёл антическую инициацию?! Горячий старт? Тогда почему она выжила?
Исчезнув за облаками, малыш снова возник на ступенях. Вверх-вниз, вверх-вниз. Оставив дитя в покое, Аюс пригляделся к молящимся «толкачам». Когда ребёнок взлетал, они словно вспыхивали на миг. Навязчивое воспоминание молодой брамайни, вне сомнений, было связано с исключительным страданием, а значит, как любой энергоемкий фактор, оно наслаивалось на галлюцинаторный образ бригады, создавая помехи. Все вспыхивали и гасли, сама же мать оставалась прежней: над ней сгущался белесый колпак, похожий на кокон силового поля.
Горячий старт, уверился Аюс. Вероятно, погибли все, кроме матери. На взлёте юный антис накрыл её силовым полем, уберегая от смерти. Вряд ли малыш сделал это сознательно: любовь действует, не раздумывая.
— Интересное дело, — повторил наладчик в третий раз.
— Натху, — в третий раз повторила Мирра.
Имя, отметил Аюс. Дитя-воспоминание носит имя Натху.
Аюс Читраратха не верил в совпадения. Когда «Драупади» приземлилась в космопорте Чайтры и встала на трёхдневный карантин, он первым делом пошёл в центр связи. По дороге бывший йогин молился благому Рудре Адинатху о том, чтобы Вьяса Горакша-натх, когда-то — гуру-махараджа Аюса, откликнулся на его вызов.
Молитвы наладчика были услышаны.
Стая приближалась.
— Экипажу и спецкоманде занять места согласно боевого расписания! Готовность шестьдесят секунд!
Оптоволновое наложение в сферах сканеров давало подкреплённую цифрами картинку: жадно пульсируя, россыпь клякс неслась к «Ловчему» на девяти десятых скорости света. Позади них полыхал голубой пульсар, нанизанный на уходящую в бесконечность световую ось — столь плотную, что она казался материальной.
Смертоносная, величественная красота.
— Двести сорок секунд до контакта.
— Защитное поле — тридцать процентов мощности.
— Есть тридцать процентов!
— Параметры и классы атакующих флуктуаций?
— Вывожу в центральную сферу.
План сработал, отметил капитан. План, превративший корабль в жестянку с эмоциями, пробитую в десятке мест. Заглотив ментальную наживку, фаги наперегонки мчались к кормушке с деликатесами. Обед! Не зря ребята корячились, не зря сдирали, что называется, «с мясом» вросшие в мозг блоки.
— Двести десять секунд до контакта.
— Второй готов!
— Четвёртый готов!
— Шестой готов!
— Ядро — готовы!..
— Спецкоманда, внимание! Проверка Т-связи. Даю отсчёт: пять… четыре…
— Сто восемьдесят секунд до контакта.
Для выхода на режим кси-резонанса менталам требовалось от сорока трёх до пятидесяти пяти секунд. Должны успеть. Должны, должны — капитан повторял это, как молитву. В центральной сфере, конкурируя в скорости со стремительным приближением стаи, бежали строки данных. Криптиды, первый класс. Два кракена. Головной объект — вожак, чьи параметры зашкаливали. Компьютер тормозил, не успевая обрабатывать поток поступающей информации, класс вожака не определялся, но Линдхольм уже знал, чуял нутром, сердцем, замирающим в груди: это он!
Отщепенец.
— Ноль!
— Тест прошёл. Есть Т-связь.
— Начать синхронизацию!
— Есть начать синхронизацию!
— Докладывает пост связи. Искажения континуума достигли критического предела. Гиперсвязь невозможна.
Подкрепления не вызвать, отметил капитан. Случись что, «Ловчему» придётся справляться самому. Собственно, на этом и строился базовый расчёт: помощи не будет.
— Принято, пост связи. Продолжайте отслеживать параметры континуума. Как только гиперсвязь станет возможной — доложить.
— Есть, капитан!
— Есть синхрон!
— Запускайте резонанс.
— Есть запустить резонанс.
— Сто пятьдесят секунд до контакта…
Впервые на памяти капитана Линдхольма — если не вообще в истории космофлота! — исход операции, а также судьба корабля и экипажа зависели не от волновых деструкторов, плазматоров и межфазников, не от наводчиков и операторов, а от десятка юнцов-менталов. Нет, мысленно поправил себя Ингмар Линдхольм. За всё по-прежнему отвечает капитан, и только капитан. Эмпаты — такая же часть экипажа, как и остальные. Их дар — такое же оружие, как энергопушки корабля. Если у тебя в руке нож, это не значит, что тебе оторвали вторую руку и связали ноги. «Ловчий» получил дополнительных членов команды и дополнительное вооружение, значит, изменилась тактика, но не ответственность.
Исход по-прежнему зависит от тебя, рейд-капитан Линдхольм.
— Наводчикам деструкторов: разобрать цели по секторам!
— Есть разобрать цели!
— Вести́ цели!
— Есть вести́ цели!
— Огонь по моей команде. Повторяю: только по команде! Плазматоры — готовность к режиму заградительного огня.
— Есть готовность!
— Межфазники к бою.
— Докладывает спецкоманда: есть резонанс!
— Приступить к накачке кольцевого фона в первом режиме.
— Есть приступить…
— Сто двадцать секунд до контакта.
— Быть готовыми к переходу во второй режим.
— Есть готовность!
— Девяносто секунд до контакта.
Стая приближалась.
— …шестьдесят секунд до контакта.
Это не учения, в сотый раз напоминает себе Седрик Норландер. Это не учения! Из последних сил он давит предательское желание активировать голосферы обзорников и сервисных систем. Сосредоточься! Что творится снаружи, в каком состоянии корабль, едят уже вас, чавкая и причмокивая, или только собираются пустить в ход нож и вилку — не твоё дело. Твоё дело — держать синхрон, качать фон. Хор из десяти козлят должен орать на все джунгли, приглашая голодного тигра пообедать. Пульсар, собранный из выпускников «Лебедя», должен гонять по кольцу пси-импульс, увеличивать плотность коллективной звезды, не позволяя энергии чувств вырваться наружу. Но едва прозвучит приказ…
Да, кивает Седрик. Приказ.
Не раньше.
— Тридцать секунд до контакта.
Волнение — убрать. Страх — отсечь. Нетерпение — изолировать. Испарина на лбу. Тремор пальцев на подлокотнике кресла. Не существенно. Можно пренебречь. Держать волну: одну-единственную, ярко окрашенную эмоцию. Раз за разом пропускать через всех участников команды. Наращивать мощность и обороты. Быстрее, быстрее, ещё быстрее…
Контакт!
Он не знает, прозвучало ли слово «контакт» по внутренней корабельной связи. Наверное, да, но Седрик не слышит слов. Мигом раньше в его мозг — в душу?! — проникают щупальца. Холодные и скользкие, они впиваются присосками, и это жуть и мерзость, мерзость и жуть, и Седрик кричит.
Нечто чуждое настолько, что разум отказывается воспринимать его как реальность, исследует сознание, рассудок, саму сущность Седрика Норландера. Так гурман изучает впервые поданный ему деликатес, незнакомый по форме и содержанию, в поисках лакомых кусочков. Тварь колеблется, выбирая, с чего начать, и эта краткая заминка, да ещё рефлекторное отторжение происходящего — защитный барьер, воздвигнутый тренированным мозгом ментала — позволяют Седрику удержать несущую волну, не выпасть из синхрона.
Дарят шанс не ударить впопыхах, раньше времени.
Приказ! Где чёртов приказ?!
Седрику кажется, что его едят целую вечность. На деле проходит секунда, не более, от начала атаки фагов, и голос капитана Линдхольма рявкает так, что впору оглохнуть:
— Спецкоманда — режим два! Импульс!
Убийственный поток извергается в пространство. Не вдоль оси вращения, как у всякого уважающего себя пульсара, а радиально, от Кольца к Ядру. Отработка направленного коллективного эмо-удара, удерживание волны не менее девяноста секунд, без снижения мощности — это стоило менталам Ларгитаса адских усилий и мучительных тренировок.