Когда я вылезла обратно к месту своего падения, мне ничего не оставалось, кроме как разреветься в голос. К счастью, это продолжалось недолго. Я была настолько зла на весь мир: на преподавателей в Школе, на своих одноклассниц, на Деда, на родителей, а больше всего на себя саму и на свое слабое тело, что это придало мне сил.
Шатаясь и спотыкаясь каждую минуту о шпалы, я шла вдоль состава, а он все не кончался и не кончался. Несколько раз я чуть было не падала с откоса снова. Колени у меня были разбиты, и вдобавок я отчаянно замерзла в мокрой одежде.
Вдруг я с ужасом поняла, что не ориентируюсь, в какую сторону мне надо идти. Мало того, что при падении в моей голове все смешалось окончательно, так я еще и не помнила, с какой стороны пришел поезд. Я проснулась только тогда, когда он остановился.
Я обхватила голову руками и опустилась на землю. Помнится, тогда я поклялась, что это последняя авантюра в моей жизни. Как же!
Тут я поняла, что, наверное, у меня окончательно поехала крыша, поскольку в голову мне полезли английские неправильные глаголы. Я расхохоталась и вслух стала повторять эти три формы, как вдруг в лицо мне ударил ослепляющий луч фонаря и раздался трехэтажный мат.
— Какого хера ты здесь делаешь? — произнес прокуренный мужской голос.
Я мгновенно пришла в себя. Начало не предвещало ничего хорошего, поэтому не имело смысла представляться интеллигентной московской дурой. Я сплюнула на землю и ответила в том же тоне, мобилизовав все свои познания в нецензурной лексике:
— Ты, козел е…ный, чего выкобениваешься? Где хочу, там и гуляю! — после чего развернулась и направилась в другую сторону. За спиной я услышала громкое ржание, перемежавшееся матерной лексикой.
— Эй, девка, стой! — Один из мужчин вдруг схватил меня за руку.
Я зло развернулась и сумела освободиться. Наконец я рассмотрела его лицо — это был парень лет тридцати, в телогрейке, с неприятным выражением лица и кривой ухмылкой. Если опускать мат, то смысл его речи сводился к тому, что они с друганом меня не обидят, он женщин вообще не обижает. Тем более видит, что я такая же, как и они. А товарищам надо помогать. «Другана» его мне рассмотреть не удалось. Я поняла, что теперь влипла по-крупному. Судя по его выговору, я имела дело с настоящим уголовником, а запах давно не мытого тела не оставлял сомнений в том, что он находится либо в бегах, либо предпочитает вести кочевой образ жизни. Я поняла, что он и меня принимает за начинающую бомжиху, тем более что мой костюм после всех приключений вполне подходил для этой социальной роли. Мне ничего не оставалось, кроме как согласиться.
Позже, когда в Школе проводились занятия по актерскому мастерству, Дед не упустил случая поведать об этом приключении моим напарникам. У тех это, конечно, ничего, кроме смеха, не вызвало, но я-то понимала, что тогда мое врожденное умение перевоплощаться спасло мне жизнь. Дед сказал абсолютно правильно: для работы разведчика одним из главных секретов успеха является твое умение слиться с окружающей средой, перевоплотиться в персонажа, который в ней обитает. Если это великосветский прием — будь добр вести себя как английский лорд, если это ситуация вроде той, в которую попала я, — изображай из себя бомжа-уголовника. Короче, вспоминай незабвенного Шарапова — и вперед. Кстати, не знаю, кого представлять сложнее — лорда или бича.
Помнится, Дед мне всегда говорил, что его поражало во мне это умение принимать нужную социальную роль, подстроиться под любую обстановку. Может быть, конечно, Ен и лучше меня машет ногами и прочими конечностями, а Сон быстрее решает задачки, но уж в одном им со мной не сравниться.
— Да я вижу, что вы ребята ничего, не какие-нибудь придурки, — ответила я. — Я-то испугалась сперва, думала, из обхода кто или опера е…ные шляются.
— Да ты чё, девка, какие опера? — удивился парень. — Тут отродясь ментовки не было.
— А чё за место-то ваше? — спросила я. — А то сплю себе, трах — поезд стоит, твою мать. Охренели, думаю, куда они меня привезли?
— Отстойник, Калуга, — раздался второй голос, низкий и тоже прокуренный. Человек закашлялся и сильно выругался.
— Чё, Серый, опять? — спросил его первый.
— Ну, — коротко отозвался тот и снова матюгнулся.
— Чё с ним? — кивнула я в его сторону.
— Дыхалку на сплаве застудил. Пох…чишь на морозе — еще не таким станешь. Ладно, девка, звать-то тебя как?
— Зови Иркой.
— Бомжуешь давно?
— Годик будет. Маманька моя как умерла, так папаша, старый хер, привел эту суку, она меня и выкинула, стерва.
— А папашка-то чего?
— Дак он срок мотал. До сих пор ни х…я не знает.
— А лет тебе сколько?
— Шестнадцать.
— Помогать нам будешь?
— А чё делать-то?
— Кирюха, закрой пасть, — угрожающе произнес Серый. Первый парень огрызнулся:
— Закройся сам, без тебя знаю. А кто на стреме будет стоять?
— Совсем охренел? Она тебя продаст со всеми потрохами.
Не буду пересказывать всю состоящую в основном из мата беседу, но, как выяснилось, мои новоиспеченные знакомые собирались сегодня ночью грабить магазин. Денег у них не было, а проводить зиму в холодной Москве они не собирались. У меня задача была самая простая: смотреть, не появится ли милиция или кто-нибудь из прохожих. В конце концов, узнав, что три магазина расположены рядом и на все полагается один сторож, я предложила действовать по-другому: я стучу в ворота, придумываю что-нибудь, чтобы сторож мне открыл, он, естественно, открывает, его шарахают по голове, после чего мы спокойно заходим в магазин. (Эх, пропадает во мне криминальный талант!) Чтобы выглядеть достовернее, я тут же сочинила историю, как мы в Москве таким же образом с приятелем грабили квартиры.
— А чё ты скажешь-то ему? — спросил Кирюха.
Я предложила самую логичную версию: что меня ограбили, избили и что я прошу вызвать милицию. От такого цинизма Кирюха довольно заржал.
— А у девки голова варит, — восхищенно сказал он.
Серый в ответ недовольно проворчал, что неизвестно еще, как все сложится.
Пора было уже трогаться, и мы снова, теперь уже втроем, потопали по шпалам. Дождь все не прекращался. Мы шли, так же спотыкаясь, а я с ужасом думала, что мне делать дальше. Мне очень не хотелось, помимо всего прочего, еще заниматься и уголовщиной. От постоянно употребляемых матерных слов у меня во рту образовался какой-то нехороший привкус, плечо все еще ужасно болело. Вообще я до чертиков устала и хотела есть. В этом смысле ограбление продуктового магазина казалось мне очень даже заманчивым.
Наконец я увидела одинокий тусклый фонарь и железобетонный забор. Я поняла, что это депо. Мы обошли его стороной и теперь шли по узенькой, петляющей среди деревьев тропке. Ветки все время хлестали меня по лицу. Было уже почти три часа ночи, когда мы вышли на небольшую, тускло освещенную «площадь». Там находилось порядка десяти грязных одноэтажных строений с покосившимися вывесками. Кирюха махнул рукой на самое дальнее из зданий и пробормотал сквозь зубы какое-то ругательство. На площади не было ни души, если не считать нас и одинокого голодного пса, который было подбежал ко мне, виляя хвостом, но комок грязи, брошенный в него Кирюхой, заставил его отпрянуть и злобно гавкнуть. Мне стало совсем нехорошо. Я понятия не имела, как выкручиваться из ситуации, в которую сама же и влезла. Стояла бы на шухере, и все — всегда бы была возможность смыться, так нет же — выпендрилась. И что теперь прикажете делать? Стучать, звать сторожа и говорить ему, что его магазин собираются ограбить? Так эти двое убьют не только сторожа, но и меня. М-да…
— Давай, — толкнул меня Кирюха, и они вдвоем скрылись в переулке. Я подошла сзади к магазинчику, застонала и, свалившись около стены, постучала в окно. Тишина была мне ответом. Вообще никаких звуков. Двое моих «напарников» возникли, как тени, рядом, но я дала им знак, что никого нет. Вторая попытка также не увенчалась успехом. Тогда, понадеявшись на то, что сторож спит, Серый достал тонкий нож и осторожно повернул его в замке. Он возился минут пять, после чего замок клацнул и дверь с небольшим скрипом открылась. Мы вошли внутрь. Тишина. Кирюха на мгновение осветил узкий коридор и тут же потушил свет. Где был сторож — непонятно, наверное, в каком-то другом из трех расположенных под одной крышей магазинов. Поняв, что удача им улыбается, бандиты прямиком направились в торговый зал.
— Стой здесь, — зловеще прошептал мне Кирюха, сжав мое больное плечо так, что я вскрикнула.
Наконец-то я осталась одна. Конечно, о том, чтобы пытаться искать в магазине телефон и вызывать милицию, не могло быть и речи. А вот… а почему бы и нет, черт возьми?!
Мне пришла в голову дерзкая идея. Я осторожно двинулась обратно по коридору, почти поражаясь той тишине, с которой работали грабители. Дойдя до двери, я осторожно ощупала замок. Да, черт возьми! Кажется, собачку можно сдвинуть обратно. Так я и сделала. Осторожно сдвинув ножиком замок, я как можно более тихо закрыла дверь и заперла ее. Теперь я со всех ног пустилась к станции, которая находилась совсем рядом. Касса была, естественно, закрыта, но рядом был шлагбаум. В маленькой будочке горел свет. Я подбежала к ней и забарабанила по стеклу:
— Помогите, помогите, пожалуйста!
Дверь распахнулась. На пороге стоял небритый старик в оранжевом жилете. Я, задыхаясь от быстрого бега и волнения, быстро сказала ему, в чем дело. Разумеется, он недоверчиво хмыкнул в ответ на мое сообщение о том, что я, проходя через площадь, видела двух людей, пытающихся проникнуть в магазин, однако он все же связался по местному телефону с диспетчерской, а уж там обещали позвонить в милицию. Тут только я заметила, что рабочий смотрит на меня очень подозрительно. Я поняла, что мой вид не внушает ему доверия, и достала паспорт.
— Заходи, грейся, — сказал он в ответ.
Собственно, так и закончилась моя эпопея. Через пятнадцать минут к будке подъехал милицейский «газик», и меня, отвезли в отделение. Когда там меня увидели Кирюха и Серый, то они просто зашлись от злости и пообещали меня прирезать при первой же возможности. В милиции сначала со мной обращались весьма грубо, но после того как я позвонила в Москву и на калужских оперов как следует рявкнул генерал КГБ Гриценко, отношение ко мне резко изменилось. Меня напоили горячим чаем и (о счастье!) дали бутерброд с колбасой. А утром на машине за мной приехал Дед, и по его взгляду я поняла, что ничего хорошего меня не ждет.