— Здорово! — отсмеявшись, воскликнул Сурия. — Придем — не забудь, надо нашим рассказать.
Сурия распахнул дверь и ввел нового жильца в святая святых…
Конец записи 264752-Е
ГЛАВА 13
— Ну вот, блин, попали! — простонал Хрущев через некоторое время. — Что теперь делать будем?
— Как что? — непонимающе посмотрел на него Воронцов. — Ждать, пока наши выручат.
— Выручат, как же, — сплюнул Хрущев, взъерошив и без того негустые волосы. — Так же, как в Буденновске выручали своих же врачей.
— Так там ведь чеченцы, — начал было Воронцов.
— Какие, на хер, чеченцы! — заорал Хрущев, нервно покачиваясь на стуле. — Ты больше слушай, что по телевизору болтают. Я и сам как пресс-секретарь губернатора столько херни намолол, даже самому мерзко. Хотя вроде не привыкать… Впрочем, что толку об этом говорить…
Он опустил голову, плечи его судорожно тряслись.
— Все подохнем, — тоненько заскулил он. — Все… И я, и вы, идиоты… Наши вас спасут, как же… А что вы знаете о наших!
Он всхлипнул и замолчал.
— Нет уж, коли начал, то договаривай! — гаркнул Воронцов. — Ты бы хоть сейчас правду сказал, теперь нам терять нечего.
— Правду хочешь? — взвизгнул Хрущев и разразился истерическим приступом то ли хохота, то ли рыданий. — Правду! А про что ты хочешь ее услышать? Про то, что всех заложников не чеченцы постреляли, а наша же «Альфа», да и сама там наполовину полегла? Про то, как медсестер чечены выпихивали к окнам, а Басаев, сука, еще ухмылялся: мол, мы ваших уродов и пальцем не тронем, вы их сами же пристрелите! И стреляли как миленькие, пока патроны не кончились. Трем медсестрам чудом удалось оттуда вырваться — видимо, даже чеченцы сжалились, так их прямо у входа положили! Зато потом рапортовали, что убили переодетых боевиков! Да и кто рапортовал? Те, кто в штабе штаны протирал! Я ведь там, в штабе, был и все помню!
— Врешь, сволочь! — закричал Воронцов. — А как же сами солдаты?
— А что они могли сделать, эти солдаты? — всхлипнул Хрущев. — Где это видано, чтобы у спецназа патроны закончились раньше, чем у террористов? Что они могли сказать об этом? Полковник их только и передал один раз по рации — лежу, мол, перед больницей. Ранен. Кажется, пиздец. Его потом там и нашли — тело лежит, а рядом рука валяется оторванная. Вот тебе и правда. Эту правду ты хочешь? Или, может быть, вам рассказать о том, почему вся эта каша в Буденновске заварилась? И расскажу, мне теперь уже все равно! И ты слушай, лейтенантик! Чего притих?
— Уймитесь, Олег Иванович, — процедил Ен, смерив Хрущева презрительным взглядом. Ободранный пресс-секретарь с безумными глазами и струйкой слюны, вытекающей изо рта, вызывал в нем непреодолимое чувство острой брезгливости.
Хрущев, не обратив на его слова никакого внимания, коротко хохотнул:
— Так вот, лейтенантик, незадолго до Буденновска наша с тобой славная армия одержала великую победу. О ней еще во всех газетах орали. Ну надо же — бомбой снесли дом аж самого Шамиля Басаева! Неслыханный успех авиации! И почему-то нигде ни слова о том, что в этом доме превратились в фарш одиннадцать его родственников — жена, дети, родители, все! Тогда-то он, наверное, и решил такое же в России устроить. И устроил!
Пресс-секретарь снова истерически захохотал и забулькал, затем так же резко замолчал и отчаянно посмотрел на Степана и Ена.
— Господа, — прошептал он, все тут же осознали, насколько фальшиво сейчас звучит это набившее оскомину обращение. — Они ведь сейчас нас всех убьют. Да-да, всех. Они же звери, ничего не боятся… А на кого чеченцы патронов пожалеют, тех наши же пристрелят. Начнется штурм — кто будет разбираться, в кого стрелять? Что делать, господа?
— Нашел господ, — усмехнулся Воронцов. — Я вот, Олег Иванович, одного не понимаю — ведь мы все сюда попали добровольно, никого никто не принуждал идти в заложники. Почему же вы согласились?
— Это вам только кажется, что добровольно, — махнул рукой Хрущев. — Попробовал бы я отказаться, сразу бы полетел с места вверх тормашками. На то и пресс-секретарь, чтобы вместо хозяина в дерьме купаться. Под меня и сейчас подкапываются, а так, без прикрытия хозяина, живьем съели бы. К тому же я специально справочки наводил, так эти сволочи в УВД ляпнули, что, мол, не беспокойтесь, Олег Иванович, якобы из самой Москвы прислали спецов, чтобы они этот чертов автобус тут же без лишней крови назад отбили. И где теперь эти спецы? Где они, я вас спрашиваю?
Ен отвел глаза. В передатчике что-то щелкнуло и донесся тихий шепот Сона: «Шустрый мужичок! И здесь подсуетился!» Хрущев тем временем затих на своем стуле, похожий в своем испачканном, а некогда роскошном костюме на ободранного старого воробья.
Внезапно тяжелая дверь лязгнула и отворилась. На пороге возникли два вооруженных чеченца. Хрущев тоненько пискнул, даже сдержанный Воронцов заметно побледнел. Однако на этот раз боевики вошли в комнату, не обращая на них никакого внимания. Затем один из них ткнул в Ена толстым пальцем с густой черной грязью под ногтем и коротко приказал:
— На выход, лейтенант!
— Прямо в таком виде? — Ен выразительно указал глазами на веревки, крепко связывавшие его руки и ноги. Охранники коротко посовещались между собой и, видимо, пришли все-таки к выводу, что шагать со связанными ногами достаточно сложно. Один из чеченцев, пыхтя, развязал веревки на ногах Ена, тогда как другой в это время наставил на него автомат.
Ен пошевелил затекшими ногами и осторожно поднялся. Бросив последний взгляд на своих невольных спутников, он вышел, пригнувшись под низкой притолокой.
Один из охранников молча подал знак следовать за ними. Ена провели по коридору в одну из соседних импровизированных камер и усадили за грубый стол, покрытый дырявой клеенкой. С другой стороны стола был предусмотрительно пододвинут высокий деревянный стул, из чего Ен заключил, что его позвали сюда для какой-то беседы, причем неведомый собеседник не хотел, чтобы ее слышали остальные заложники. Поняв это, Ен устроился поудобнее и стал ждать, поминутно поглядывая на охранников, занявших свои места у дверей и не сводивших с него настороженного взгляда.
Наконец дверь вновь распахнулась и в комнату вошел, степенно покряхтывая и опираясь на суковатую палку, тот самый седой старик, на которого Ен обратил внимание еще во время неудавшейся репетиции. Войдя, он что-то сказал охранникам на своем языке. По интонации их ответа Ен понял, что они решительно возражают против слов аксакала. Старик повторил то же самое, насупив седые брови и воинственно замахнувшись палкой. Наконец после небольшой, но жаркой перепалки боевики сдались и вышли из комнаты, прикрыв за собой дверь. Ен с интересом ждал, что же теперь произойдет, готовый к любой неожиданности. Однако того, что последовало дальше, он не ожидал. Подойдя к двери, старец проверил, не слышно ли их с той стороны, затем тщательно осмотрел стол и стены, пытаясь обнаружить подслушивающие устройства. Убедившись, что за ними никто не наблюдает, он присел на приготовленный для него стул и негромко сказал:
— Ну здравствуй, Евгений Антонов.
ГЛАВА 14
В этот момент Ену потребовалось все его самообладание, помноженное на четыре года обучения у генерала Гриценко, для того, чтобы не подпрыгнуть на стуле до потолка или не усомниться в том, что его уши правильно расслышали обращение аксакала. Ведь никто на всем юге России не знал и не мог знать его настоящей фамилии. Иногда он ловил себя на том, что даже сам начал подзабывать ее, все более приспосабливаясь к кодовой кличке «Ен». Разумеется, в его офицерском удостоверении, тщательно осмотренном специалистами Дениева, значилась совершенно другая фамилия. Мало того, даже немногочисленные люди из руководства УВД, с которыми он мельком виделся в Ставрополе, не имели ни малейшего представления о том, кем же он является на самом деле. И вот теперь, в самом центре Чечни, где он никогда до этого не бывал, в самый разгар проводимой операции какой-то местный старикан, судя по всему, никогда не покидавший родных гор, ни с того ни с сего называет его по имени-фамилии, словно старого закадычного друга! Нет, этого не может быть! Потому что… Да просто потому, что не может быть!
Вероятно, все эти мысли достаточно явно отражались на лице Ена, так что старец с видимым весельем наблюдал за его реакцией и маленькие, выцветшие от возраста и горного ветра глазки просто лучились от неслышного смеха.
Наконец Ен с трудом выдавил из себя:
— Простите, но откуда вы меня знаете?
Он понимал, что отпираться не имеет смысла, и готовился к самому худшему. Однако старик, по-видимому, не собирался причинять ему вреда. Напротив, он пребывал в благодушнейшем настроении.
— Эх, что за молодежь нынче пошла! — усмехнулся он в белоснежную бороду. — Разве тебя не учили в детстве, что нехорошо отвечать вопросом на вопрос, особенно разговаривая со старшими? И при этом вы еще утверждаете, что наш народ менее культурный, чем ваш! К тому же я-то тебя знаю, а вот ты, Евгений Антонов, так и не догадался поздороваться, прежде чем задавать свои вопросы.
— Из-звините, — промямлил вконец растерявшийся Ен. — Так как же вас зовут?
— То-то же, — одобрительно усмехнулся чеченец. — А зовут меня Инал Магомедов, но ты можешь называть меня просто дядя Инал.
Старик говорил по-русски плавно и почти без акцента, голос его был спокойным и добрым, так что Ен неожиданно почувствовал к нему почти абсолютное доверие. Впрочем, что же еще ему оставалось в этой ситуации…
— Хорошо, дядя Инал, — наконец сказал он.
Губы старика раздвинулись в улыбке, обнажив крепкие десны без единого зуба.
— Вот мы и познакомились, Евгений. А теперь, если хочешь, можешь задавать мне свои вопросы. Времени у нас еще достаточно.
Седобородый чеченец откинулся на спинку стула, удобно опершись узловатой рукой на палку.
— И все же, дядя Инал, откуда вы меня знаете? Мы с вами уже где-то встречались? — спросил Ен.