По дороге на работу завернул, сделав при этом солидный крюк, в «Электротовары» на Дзержинке. Там, слава Богу, даже при нашем дефиците всегда можно купить столь необходимую в хозяйстве вещь, как набор отверток.
Не зря в свое время я увлекался электротехникой. Пошел бы, как советовала мать, в психологи, что бы сейчас делал? Уговаривал бы Михалыча открыть мне главную военную тайну? Во-во. Туда бы он меня и послал. А так все просто: проскочить во время обеда в кабинет босса, отвернуть крышку коммуникационного аппарата, подогнуть контакт выхода «микрофон — охрана», вывернуть на миллиметр лампочку индикации ответа, и что получаем — мой любимый босс будто бы постоянно меня на связь телефонную приглашает (в реальности этого еще ни разу не было, поэтому я не боялся, что Михалыч что-то засечет). Теперь, если я захочу подслушать, что в его кабинете творится, достаточно просто у себя на пульте кнопку ответа нажать да в трубке послушать. Поскольку лампочка, сообщающая, что на той стороне провода ответили, вывернута, то он ничего и не узнает. Нам нельзя ждать информации от Михалыча. Взять ее у него — наша первостепенная задача. Нечто похожее еще дедушка Ленин говорил.
Вечером Владислав опять позвонил в дверь. Я впустил его и уже безо всяких расспросов вызвал Михалыча. Тот дал «добро», и я пропустил гостя. Пора было посмотреть, как действует моя система. Еще днем в систему коммуникаций было введено одно ма-а-аленькое усовершенствование. Один из видеомагнитофонов, который записывал все, что происходит на чердаке здания, все равно был абсолютно бесполезным — я обычно смотрел с его помощью фильмы. Поэтому сегодня я провел к его аудиоканалу провод, соединив его с динамиком коммутатора. Так даже без аудиомагнитофона я мог записывать весь звук, доносившийся из комнаты Михалыча. А запись того стоила…
— Ну что, нашли его?
— Кого?
— Да дружка нашего, что в Кузьминках.
— А хрен его знает! Я что, дворником там работаю или ментов пасу?
— Так выясни, мать твою. Если тело пролежит с неделю, если жена его поднимет хай, у мусоров начнется брожение. Они спросят ее, где работал Андрей Васильевич Рыжов, и что дальше? Где он работал? У нас работал. Тебе менты в этом доме нужны? Мне — нет.
Моя правая рука почему-то перестала меня слушаться и сползла вниз. Значит, убили Андрея. За что? Что-то знал или деньги виноваты? А если знал, то что именно? Он исчез сразу после того, как начал кричать что-то про темные делишки Ксепа. А что еще там могло быть?.. Господи, слава тебе, что у Андрея сирот не осталось… А жена его что же?.. Боже, как же это?.. Андрей…
— …сегодня обязательно проверь.
— Хорошо, я позвоню Полине, она все равно рядом живет.
Послышался звук набора номера.
— Полина? Да, Полина, я тут закончил работу пораньше, решил тебе позвонить… Угу, сколько угодно. Тут, говорят, рядом с тобой, где-то в парке, ресторанчик какой-то открыли… Что? Корейская кухня? Да Господи, чем плоха корейская кухня! В конце концов, русская собачина лучше любой собачины в мире… — Владислав хмыкнул. — Только лучше в одиннадцать. Зайду, я помню, где ты живешь. Пятьдесят шестая квартира, помню… Хорошо-хорошо, все будет в порядке. Ладно.
Трубку положили.
— Да, Славутич, везде у тебя баба найдется подходящая.
— Ну а почему бы и нет? Совмещаю приятное с полезным. Сегодня пойдем в ресторашку, по дороге и на скамеечку взгляну, где наш жмурик прохлаждается.
— Типун тебе… Надеюсь, не прохлаждается.
— Я тоже надеюсь. Кстати, а второй твой, Ен который, чего у него такая кликуха странная?
— Евгений Николаевич потому что.
— Ха! Как у Ксепа. Ну да не об этом речь. Как он, ничего не знает? А то с ним все уладить легче, не москвич все-таки, искать не будут.
— А чего с ним улаживать? Андрей ему разве что мог наболтать, но кто слушает бредни пьяного импотента!
— Хорошо-хорошо. Ладно, фиг с ним. Теперь еще вот что. Сегодня факс пришел. От Колодеж. Там точка ихняя дуба дала. Накрыли птичек.
— Э-э, чего же ты с этого не начал? И что они?
— Да молчат, из девиц загребли только двух, ну и хозяев ихних. Да не дрожи ты. Им самим нет резона сейчас колоться, а адвокаты вытащат, как того красного коня, вот только бы оставшиеся девицы чего не разболтали.
— Вот тут не бойся. Не разболтают. Там наших немного было, с десяток всего, хорошей жизни хлебнули, теперь молиться будут, чтобы все обошлось. Обидно другое. Тут намедни я одну из наших юных нимф хотел туда отправить. Теперь переоформлять билеты надо. Есть у нас поблизости что-нибудь приличное?
— Ну разве что под Краковом…
— «Заветы Ильича», что ли?
— Да, его шарага. Но туда абы кого не пошлешь… Как новенькая-то?
— Да ничего, п…дой вертит так, что фору любой девке из медучилища даст. А уж языком работает… Что там твой премьер-министр на ковре у президента!
Куда же они сплавляют этих девушек? Не на органы, это понятно. Слава Богу, Снушка хоть жива. Может, рабынями делают? Или еще как… Почему она не позвонила, обязательно нашла бы время и деньги, если бы свободная была…
— Везет тебе, Михалыч! Кого захочешь, так словно в гареме срок мотаешь. А я… Тоже как в гареме. Но евнухом.
— Ладно, хер с тобой. Тут-то как раз можешь и покушать. Все одно наш человек, знает, куда едет.
— Знает?
— Ну… Догадывается. Прямо я ей, естественно, ничего не говорил. Кстати, нашли шофера, который так внезапно заболел?
— Да, он действительно заболел. Ногу себе сломал, мы проверили.
— Хорошо, хрен с ним. На, держи, передай Ксепу, это за две недели последние.
— Да ты у него все равно завтра будешь, отдал бы сам.
— Ну ладно, занесу, тут немного. До завтра.
— До завтра.
Что-то стало проясняться. Судя по всему, девушек продают в ночные клубы или что-то в этом роде. Почему Сну не звонит — непонятно. Скорее всего усыпляет бдительность наблюдателей. А может, просто ее лишили возможности бежать и позвонить. Держат некоторое время под запором, чтобы привыкла. Ну да ее не остановишь. Сбежит. С этим, слава Богу, все в порядке. Главное, рассуждать логически. Не надо эмоций, они могут разрушить любой план. Андрея и Снушку я им, конечно, не прощу, но все в порядке живой очереди.
Кселофонт Петрович, он же Keen, видимо, их начальник. Действительно, глупо было полагать, что такое чмо, как Михалыч, может хоть чем-то управлять. Его дело — девками заведовать. С деньгами и смазливой рожей это он может. Так, что же я должен сделать в первую очередь? Достать доказательства — и в ментуру. Как, аудиозапись сейчас является доказательством? А видео? Хрен его знает. Наверное, нет. Нужны документы. Они же так или иначе вынуждены вести бухгалтерию. Хорошо. Выясню планы Михалыча на завтра, заберусь к нему днем, когда его не будет, да и возьму что надо. Ключи у меня есть, пройду туда без проблем. Ксерокс в офисе стоит, сниму копии со всего, до чего смогу дотянуться, да ментам подарок сделаю. А Ксепа ихнего я приволоку в ту же ментовку готовенького. Не люблю, когда из меня делают лоха…
Конец записи 264754-Е
ГЛАВА 17
Через пятнадцать минут бешеной гонки беглецы остановились у обочины дороги, развороченной танковыми гусеницами.
— Приехали, — уныло констатировал Ен, безнадежно постучав пальцем по указателю уровня топлива, прочно застывшему на нуле. — Поезд дальше не идет, просьба освободить вагоны.
Они спешились и, оставив бесполезный джип, двинулись пешком прямо на запад, к чеченской границе, уже давно превратившейся в незримую линию фронта. Это, казалось, вдохнуло новые силы в старого разведчика. Он бодро шагал, не отставая ни на шаг от своих спутников.
— Все повторяется, — говорил Магомедов на ходу, не поворачивая головы. — Кто бы мог подумать, что я сейчас, пол века спустя, вновь буду воевать бок о бок с Евгением Антоновым.
— Но тогда мой дед спас вашу жизнь, а теперь вы вернули долг его внуку, — ответил Ен. — И к тому же сейчас совсем другая война и другая граница.
— Да, ты прав, Женя, — вздохнул Магомедов. — Тогда было легко потому, что было ясно, кто твой друг, а кто — враг. А теперь… Я ведь и сам толком не знаю, правильно ли я поступил или же стал предателем.
— Вы поступили благородно, дядя Инал, — искренне сказал Ен. — Я этого никогда не забуду.
— Молод ты еще судить об этом, — усмехнулся старик. — Эта война не похожа на ту войну. Она гораздо страшнее.
— Почему? — спросил до сих пор молчаливо шагавший Воронцов.
— В этой войне нельзя быть совершенно правым. Как бы ты ни поступил, ты кого-нибудь предаешь — или своих соотечественников, или свою совесть. Я много пожил на этой земле и знаю, что она заслужила независимость. Но не просто независимость от России, а также независимость от всех дельцов, которые маскируют свою алчность и властолюбие под красивые и понятные лозунги. Сейчас они все объединились против России. А что потом? Потом они победят и тут же будут высматривать, кто урвал себе кусочек побольше и посытнее, кто пытается сожрать больше, чем способно вместить его брюхо. Тогда они перережут друг друга, и лишь затем Ичкерия сможет вновь стать свободной.
— Да замолчите вы, — пробурчал Хрущев, мрачно плетущийся сзади. — Свобода, демократия… Неужто до сих пор вы еще не сыты этим бредом, нужным только власти да оппозиции, чтобы переплевываться друг с другом? Все это, конечно, очень красиво, кто бы ни употреблял эти слова, но хоть кто-нибудь из вас видел свободу или демократию? То-то же… — И добавил насмешливо: — Ишь, философы…
— Заткнись, мудила, — спокойно сказал Воронцов.
— Как? Как ты меня назвал? — взвыл Хрущев. — А еще помощник мэра! Но имейте в виду, Степан, что долго вам в этой должности не гулять. Нет, вы только посмотрите — представитель власти, можно сказать, лицо города, и…
— Заткнись, — повторил Воронцов. — А то пристрелю.
— Это я тебе еще припомню, — прошипел господин пресс-секретарь и затих, глубоко упрятав руки в карманы пиджака.