Почти час они шли молча. Заслышав шум мотора, Ен свернул с дороги, и они, не меняя направления движения, теперь пробирались по невысокому подлеску, цепляясь одеждой за ветви деревьев. Особенно тяжело приходилось старику. Очевидно, на утренние приключения и стремительный марш-бросок ушли его последние силы. Сперва он еще бодрился, но затем начал спотыкаться и отставать. Наконец Магомедов не выдержал.
— Ен! — позвал он.
— Что случилось, дядя Инал? — обернулся Ен. Увидев залитое потом темное лицо старика, он мгновенно сообразил, в чем дело. — Привал! — скомандовал Ен.
Все облегченно опустились на землю, примостившись спинами к корням деревьев.
— Устал я, Женя. Годы уже не те, — словно извиняясь, произнес старик. — Запыхался, даже сердце опять закололо…
Он вынул из кармана пластинку валидола и положил таблетку под язык.
— Ничего, дядя Инал, — ответил Ен. — Перейдем границу — и тебя спецы моего подразделения вмиг подлатают.
Они еще немного посидели и отдышались, затем Ен приказал вставать и идти дальше. Старик с трудом поднялся, одной рукой опираясь на свою палку, а другой обнимая дерево, постоял и вновь опустился на землю, держась за сердце.
— Похоже, не судьба мне поглядеть твое подразделение, — через силу улыбнулся он. Улыбка вышла слабая и тусклая. — Отходил свое разведчик…
Магомедов глядел на своих спутников смущенно и виновато. Eh почувствовал, как у него неприятно засосало под ложечкой. Он присел рядом со стариком, шепча ему ободряющие слова, готовый в случае необходимости взвалить его на плечи и нести до самой границы. Однако Магомедов не отвечал, и Ен, почуявший неладное, увидел, что глаза старика застыли, словно покрывшись невидимой пленкой. Он осторожно пощупал дряблую старческую шею и не ощутил биения жилки. Инал Магомедов тихо и незаметно, как и подобает разведчику, перешел через свою последнюю границу.
В полном молчании три человека с трудом вырыли в жесткой земле Ичкерии неглубокую могилу, опустили в нее тело старого горца и долго стояли рядом, плечом к плечу, и даже вечно склочный Хрущев примолк и тихо наблюдал, как комья земли засыпают лицо разведчика. Затем они продолжили свой долгий путь, направляясь прямо на запад и никуда не сворачивая.
ГЛАВА 18
Генералу Гриценко вот уже два дня фатально не везло. Сперва — изнурительная поездка в самолете. Когда он был молодым, такие командировки его даже радовали и он с интересом вглядывался в сине-белую муть за иллюминатором, но теперь для него все едино, куда и зачем лететь — хоть в Рио-де-Жанейро, хоть в Жмеринку. Работа, тяжкая, изматывающая работа. А он ведь уже далеко не молод… Затем салон самолета сменила впопыхах оборудованная комната с пультом, и потянулись нескончаемой чередой длинные, как удав, часы бесплодного ожидания. Двое суток без сна. Замершая чернота экрана, крепкий чай в граненых стаканах, бутерброды из местной столовой как напоминание об отступившем было гастрите — результате его прошлых разъездов. И вот теперь, когда генерал наконец-то отдал распоряжение разбудить его через три часа и прикорнул, неудобно скорчившись в широком кресле, его неожиданно будит требовательный звонок связи. Гриценко нехотя приоткрывает один глаз, словно перископ подводной лодки, поднятый на поверхность из неведомых глубин сна. Его слабая надежда на то, что этот звонок — всего лишь ночной кошмар, не оправдалась, и он нехотя распрямляется в кресле и жмет на кнопку селектора. На экране появляется знакомая до боли физиономия дяди Вити. Генерал знает, что сейчас тот наверняка опять будет ворчать на его ошибки и промахи, которых не допустил бы даже законченный идиот. Однако дядя Витя на этот раз озабочен совсем другим. Его почти выцветшие глаза когда-то голубого цвета внимательно прищурены, посередине лба пролегла морщинка крайней сосредоточенности. Теперь он уже не просто шутник дядя Витя, теперь он Виктор Николаевич — технарь от Бога, один из лучших специалистов базы, полностью поглощенный любимым делом. Он серьезно смотрит на генерала и говорит:
— Радуйтесь, Леонид Юрьевич. Есть сигнал.
Сна как не бывало. Генерал нетерпеливо наклонился к экрану:
— Где они?
— Не они, а он, — поправил его дядя Витя. — Пока удалось засечь только передатчик Ена. Сейчас он в квадрате Е-79 по вашей схеме и вот-вот пересечет границу со стороны Чечни.
— А где остальные?
— Неизвестно. Впрочем, даже сигнал Ена довольно слаб. Мы его еле засекли. Может, остальных просто пока не удалось запеленговать.
— Ясно. Срочно свяжи меня с Еном, пока вы его опять не упустили.
Дядя Витя криво усмехнулся:
— Еще неизвестно, по чьей вине мы их тогда потеряли. А сейчас связаться с ним я не могу. Я же говорю, что сигнал слаб. Мы идем на сближение, но объект все еще слишком далеко. Мы пока можем констатировать лишь наличие сигнала. Если дальше все будет благополучно, вскоре мы сможем его четко слышать, и уже совсем нескоро он сможет слышать нас. Понятно?
Генерал коротко кивнул. Его взгляд был направлен уже не на экран, а на электронную карту-схему области. Наконец он нашел искомый квадрат, в котором передвижная станция обнаружила Ена или, точнее говоря, его передатчик.
— Виктор Николаевич, вы сказали, что он находится в Е-79?
— Я что, должен по два раза повторять?
— Дело в том, что в этом квадрате у меня не значится ни одной дороги. Получается, что Ен идет пешком?
— Именно так. Либо раздобыл вездеход, что маловероятно. К тому же объект продвигается вперед со скоростью около пяти километров в час.
— Понятно. Какова цель движения объекта?
— Думаю, что сейчас он пересечет границу и выйдет двумя квадратами ниже к шоссе на Моздок. Мы сейчас как раз туда и направляемся.
— Отлично. — Генерал встал с кресла, разминая затекшие конечности. — Постоянно держите со мной контакт по портативной системе связи. Я выезжаю к вам навстречу.
На лице дяди Вити явственно отразилось крайнее удивление, и он открыл было рот, чтобы что-то сказать, но генерал уже отключил видеосвязь. Затем он не спеша допил остатки чая в стакане и нажал кнопку вызова. За дверью послышались шаги, и в комнату вошел сопровождающий старлей, прилетевший в Ставрополь вместе с генералом.
— Машина готова? — осведомился Гриценко.
— Всегда готова! — молодцевато ответил лейтенант. — Куда запрягать изволите?
— К чеченской границе! — коротко распорядился Гриценко и первым прошел мимо остолбеневшего лейтенанта к выходу.
Через пять минут от здания УВД отъехал могучий черный джип с генералом и водителем. Автомобиль круто развернулся и на полной скорости устремился на юго-восток — навстречу передвижному центру связи и слабому, почти неуловимому радиосигналу, принесшему долгожданный перелом в этой опасной игре с неведомым противником.
ГЛАВА 19
— Давай побыстрее, — в очередной раз распорядился генерал.
— Куда уж быстрее, Леонид Юрьевич, — привычно откликнулся старлей. — Тогда уж вам надо было не автомобиль брать, а ракету или на худой конец реактивный самолет.
— Ты, брат, не забывайся перед старшим по званию. Приказ для военного человека — закон. Прикажу развить первую космическую — разовьешь, никуда не денешься, распоряжусь дать две световые — выжмешь две световые, — беззлобно усмехнулся генерал.
— А как же старик Эйнштейн? — рассмеялся лейтенант.
— А старикам в армии делать нечего, — резонно возразил генерал, располагаясь поудобнее на заднем сиденье.
За окном мелькал пейзаж, настолько однообразный, что казалось, от того что километры шоссе стремительно проваливаются под колеса автомобиля, не меняется ничего, и они навеки застрянут под Ставрополем и никогда не доберутся до точки встречи. Гриценко встряхнулся, отгоняя невеселые мысли, и задумчиво продекламировал, не сводя глаз с дороги:
По камням струится Терек, Плещет мутный вал.
Злой чечен ползет на берег, Точит свой кинжал…
— Здорово, — восторженно улыбнулся лейтенант. — Это вы сами сочинили?
Генерал отрицательно покачал головой. Лейтенант понимающе кивнул:
— Да, чтобы так написать, надо, наверное, в самой Чечне повоевать, иначе не получится. У нас ребята оттуда возвращались — такие песни потрясные привозили, в десять раз лучше этой, да и мелодии просто за душу берут.
Гриценко усмехнулся:
— Ты прав, старлей. Автор этих строк действительно служил здесь и о чеченцах знал не понаслышке. А звали его Михаил Юрьевич…
— Михал Юрьич Помидорченко? Как же, знаю, — перебил его обрадованный старлей. — Это ж наш зам-потех бывший. Вот уж не думал, что он песни сочинять умеет. На вид — жлоб жлобом, а вот оно как…
— Михаил Юрьевич Лермонтов, — сухо отчеканил генерал. — Знаешь такого?
— А-а-а, — разочарованно протянул лейтенант и надолго замолчал, насупившись.
Генерал рассеянно смотрел в полураскрытое стекло боковой двери, подставив лицо набегающему потоку ветра. Странно — все эти дни он, меряя шагами свой кабинет и салон самолета, каждую секунду нервничал, за что-то переживал, чего-то опасался, перед кем-то отчитывался и отчитывал других, и вот теперь, когда он впервые за много лет стремительно мчится навстречу реальной опасности, наконец-то он абсолютно спокоен. Он, конечно, уже не молод, но зато у него есть огромный жизненный опыт, который не вобьешь в голову даже самому способному бойцу самыми прогрессивными научными методами. Даже тогда, когда он смертельно волновался за группу «Д», в глубине души его постоянно свербило любопытство: как же повели они себя, наконец столкнувшись не с тренинговыми, а с вполне реальными противниками, автоматы которых заряжены не шариками с краской, а настоящими свинцовыми пулями? Конечно, им и до начала обучения приходилось сталкиваться с вооруженными врагами, но все это были лишь случайные стычки, да и выживали они в них в основном благодаря счастливой случайности. Что же почувствовали его сверхобученные бойцы теперь, когда даже случайно выпущенная свинцовая капелька способна мгновенно превратить их из почти что суперменов в беспомощных младенцев? Был ли это страх? Что ж, вполне может быть. Он помнил свою собственную первую боевую операцию, когда он, молодой офицер контрразведки, впервые принимал участие в задержании вражеского резидента. Боялся ли он тогда? Конечно, боялся, чего же хитрить перед самим собой! Генерал внутренне усмехнулся, вспомнив, как память тогда услужливо подсовывала ему фрагменты из виденных контрабандных шпионских фильмов, где бравые цэрэушники без труда расправлялись с советскими офицерами, которые перед смертью злобно матерились с ужасным английским акцентом, бессильные против хитроумных шпионских приспособлений, замаскированных под сам