Я вообще-то человек спокойный и тихий, но это меня начинало уже доставать. Сука этот Михалыч! Я из-за него потерял девушку любимую, друга-сослуживца прирезали, как Сидор своих козлов резал, меня хотели «уладить», а теперь вот я стою как последний кретин в центральном офисе преступной шараги и ни хрена не могу сделать, в то время как Мавел Пихалыч, туды его в качель, обрабатывает очередную свою «конкурсантку». Убил бы, честное слово!
Я поднялся на третий этаж. За дверью, ведущей в «комнату для проб № 1», используемую Михалычем для своих нужд, благо там кровать была, ничего не было слышно. А вот из-под соседней двери пробивалась тонкая полоска света и был слышен равномерный храп. Я аккуратно приоткрыл дверь и заглянул в нее. Храпел Михалыч. Он полулежал в неуклюжей позе, сидя на стуле и уткнувшись лицом в стол. Рядом с ним на столе стояла пустая бутылка «Абсолюта», несколько пол-литровых банок пива и банка майонеза, из которой торчала сосиска. Открытая пачка сосисок возлежала рядом. Никаких признаков наличия в комнате или где-нибудь поблизости девушки не было.
Ах ты, алкоголик задрипанный, где же твоя хваленая «Наташа, с которой ты будешь сегодня проводить время, так что вам не надо мешать»? Ведь завтра опять будешь хвастаться, что отымел «новую телку с такой фигурой, что хоть стой, хоть ложись»! Как задницей чувствовал, все в этом человеке лживо…
Я осторожно взял Михалыча за плечи и спокойно откинул на спинку стула. Потом резко левой рукой зажал ему рот, а правой сдавил горло. Он проснулся, еще не осознавая, что происходит, задергал лапками, но вместо воплей из-под моей руки послышалось лишь сла-а-абое мычание. Если бы в соседней комнате действительно спала девушка, она бы даже не проснулась. Я крепко держал Михалыча, помогая себе ногами, а этот кретин лишь способствовал мне своим нелепыми движениями, которые истощали его силы.
Дергая телом, как кастрированный кот в первую небрачную ночь, пленник царапал ногтями мои руки, одетые в перчатки, и тщетно пытался оторвать их от своего горла. Но вскоре он совсем перестал сопротивляться и затих. Подержав для верности еще секунд пять, я отпустил его горло и начал доставать веревку. Михалыч почти беззвучно сполз на пол, как расплылась бы по табуретке и ковру больших размеров коровья лепешка.
— Не вздумай умереть! Ты, кретин! — буркнул я. — А то и вправду зашибу ненароком, в порядке добровольной помощи страдающим от рук неизвестных насильников.
Я нажал на желудок потерявшего сознание Михалыча, отпустил. И так несколько раз, пока тот не задышал носом.
Отлично! Пока все шло хорошо. Веревку пришлось использовать, чтобы связать ему большие пальцы ног, а за спиной — пальцы рук. Так меня научил один дембель — хорошее средство, чтобы сдержать пыл разгоряченных «духов». Поскольку я не особо доверял своей веревке, в придачу связал щиколотки и кисти Михалыча его собственными шнурками и галстуком. Должна же хоть для какого-то дела сгодиться эта тряпка, она всегда смотрелась на фоне дебилообразной физиономии Павла Михайловича чем-то абсолютно абсурдным, как пластинка группы «Bzdos verheiratet» в руках у гориллы.
Наскоро раздев Михалыча, я засунул всю его одежду в журнальный столик, чтобы в случае чего он не сразу ее нашел. Из пустой пивной банки и нескольких обрывков штор я сделал весьма удачный кляп, который, собственно говоря, заткнул в рот бесчувственному, но вроде бы живому телу. В тупых комедиях был один прием. Как заставить очнуться человека, если под рукой нет нашатыря или нюхательной соли? Верно, я банально ткнул в нос Михалычу его же собственными носками. Физиономия скривилась, зубы резко сжали кляп, а изнутри головы послышалось какое-то мычание. Медленно-медленно глаза открылись и тут же опять зажмурились.
— Ну, ты, давай пробуждайся, у меня дел по гланды, мне ждать некогда.
Михалыч открыл глаза и тупо уставился на меня. На его лице пока ничего, кроме удивления, прочитать было невозможно. Казалось, он с трудом меня узнал и теперь не может понять, чего это я от него хочу и почему тело отказывается ему подчиняться. Наконец пустая башка этого остолопа, вероятно, поняла, что я тут не просто так, а имею к нему какое-то дело, и Михалыч спешно попытался вырваться. Что-что, а узлы я умею вязать хорошие, даже из неудобных материалов. Освободиться пленнику не удалось. Я слегка ударил Михалыча по щеке, просто так, чтобы к нему пришло осознание трогательной, но неизбежной реальности, после чего как можно более спокойным голосом спросил: «Где сейф?» Лицо его выразило искреннее удивление. Похоже, он действительно не до конца понял вопрос.
— На втором этаже в твоем офисе есть сейф. Ключи от него я нашел в твоем кармане. Теперь расскажи, где он находится…
Через пару секунд Михалыч что-то забубнил. Я вытащил кляп.
— Ен, ты что, какой сейф? А зачем я тогда тебя на работу принимал? Развяжи меня!
— Зачем ты меня принимал на работу, я знаю, но также знаю, что у тебя есть сейф. Мне Владислав рассказал. Итак, где сейф?
— Владислав? А ну-ка развяжи меня, я позвоню ему, спрошу.
— Нет, ты еще не протрезвел. — Я ударил его ногой в бок. Ощутимо ударил. Михалыч скривился от боли.
— Сука… — прохрипел он. — Считай, гадина, что последний день живешь…
— Я еще раз спрашиваю, где сейф? Мне нужно кое-что из него взять.
— Keen, падла! Так я и думал, что он что-то затевает… Слушай, если ты меня сейчас развяжешь, я тебя даже в живых оставлю, езжай в свой Северо… Новосибирск? Короче, езжай туда, я тебе денег дам, не влезай ты в это дело.
— Михалыч, скажи, где сейф, и покончим с этим. Ты же знаешь, я тебя тихо и аккуратно так обработаю, что лучше бы умер, пока не скажешь. Впрочем, можно и попроще придумать…
Михалыч молчал и с ненавистью смотрел на меня. Что же, не избивать ведь беззащитного человека? К тому же действительно все можно сделать гораздо проще.
На улице лил дождь. Я воздал славу Господу, что нынче осень, а потому весьма поганая погода, заткнул Михалычу рот (он, конечно, попытался меня укусить, но бесполезно) и вытащил его на балкон. Михалыч задергался, начал хрипеть, вероятно, хотел позвать на помощь или сделать еще какую глупость. А может, думал, что я его сбросить вниз хочу. Ха, в таком виде-то? Нет, я гуманен. Он в последнее время явно подзапустил свое здоровье, думаю, прохладный воздух Михалычу не помешает…
Я положил бьющееся и дергающееся тело на балконный пол, вернулся в комнату, сел на подоконник и стал наблюдать.
Абсурдная ситуация, чем-то это напоминает Ильфа и Петрова. Как там у них? «В центре города, на лестничной клетке, стоял голый человек…» Нынче мир более жесток. В наше время новоиспеченный инженер Щукин лежит связанный на балконном полу, под дождем. Но тоже голый и тоже в центре города. Ну чем я не классик?..
Через пять минут, после того как Михалыч стал активно дергаться, я втащил его в комнату. Авось поумнел.
— Ну так что, где сейф?
— А все-таки кто тебя прислал? Владислав или Keen? Черт побери, что я такого сделал?.. — спросил он и злобно посмотрел на меня, но голос выдал его страх.
— Да никто меня не присылал. Но тебе-то какая разница? Все равно все, что я хочу, ты расскажешь, но вот то, будешь ли ты после этого жить, зависит от тебя. И, заметь, твои шансы сокращаются.
— Бля, да не грози мне. И не такие грозили… А если тебя Keen не посылал, тогда могу и ответить. Сейфа в офисе нет, здесь он. В четвертой съемочной, за зеркалом.
Я водворил кляп на его законное место и прошел в четвертую съемочную. И действительно, за зеркалом был сейф. Очень глупо. А что, если срочно что-нибудь понадобится взять? Впрочем, чего от этого кретина можно было ожидать! Все и всегда делал через некошерную часть тела… Я открыл сейф. Сказка. Никакой тебе сигнализации, никаких проблем. В этих американских фильмах всегда все преувеличивают. В сейфе лежали какие-то папки, несколько стопок стодолларовых купюр, два запечатанных конверта и две коробочки — одна побольше, другая поменьше. Я вернулся в комнату, чтобы Михалыч не натворил каких-нибудь глупостей в мое отсутствие, и разложил добычу на столе. Папки, к сожалению, дали весьма немного. В одной из них было штук десять анкет, из тех, что заполнялись девушками. Так себе анкеты, мало информации. Адрес, домашний телефон, день рождения, где хочет работать и прочая чушь. Фотографии, наклеенные на анкеты, выполнены грубо, а вот приколотые к ним скрепками фото обнаженных натур по качеству сделаны значительно выше. Впрочем, ничего особенного. Ни адресов настоящей работы, ни даже указания на страну пребывания. Можно было подумать, что отправляли девушек в Матренин Посад коров доить. Несколько лиц на фотографиях были знакомы, но Сну среди них не было. Вторая папка была доверху наполнена всяким неструктурированным материалом. Какие-то фото, газетные вырезки, некоторые из них были с последних полос «МК» и касались различных уголовных преступлений. Допустим, кого-то этими вырезками хотели шантажировать, но зачем хранить статью из журнала «Крестьянка», касающуюся разведения скота в Свердловской области? Непонятно. На фотографиях часто мелькало лицо, которое я пару раз видел. Этот человек заходил в офис, причем его у входа всегда встречал сам Михалыч. Так, понятно, либо клиент какой, либо сам Keen. Впрочем, в милиции разберутся, что это за папочка такая. В конвертах, как я и предполагал, лежали деньги. Считать не стал, вдруг на них отпечатки пальцев какие, но денег много.
В маленькой коробочке, найденной в сейфе, лежало странного вида колье. Казалось, что по хорошо сделанной вещи кто-то специально долбанул ножом, такое оно было все покореженное и перебитое. Похоже, сняли с какой-то убитой девчонки. Суки, мочат людей, как нечего делать, а менты и внимания на это не обращают!
В большой коробке, завернутый в какую-то бархатную тряпку, лежал пистолет. Нет, я далеко не первый раз видел оружие, «стечкина» бы разобрал и собрал с закрытыми глазами, но вот такой, настоящий, холодный, даже в руках держать было боязно. Марки пистолета я не знал, только сейчас понимаю, что это был «тернер» 22-го калибра, замечательная пушечка для близкого расстояния, но тогда я впервые понял выражение: смертельная игр