тся, меня тогда чуть было не отчислили из школы и комсомола за грубое нарушение дисциплины. В то время мне довелось совершить немало благородных глупостей, но я о них не жалею — мы делали общее дело и свято верили, что это дело правое. Эти новые приключения, а также тренировки настолько захватили меня, что я даже не поддался на многочисленные уговоры родителей, мечтавших отправить меня по случаю успешного поступления в МГИМО на август в Штаты, и остался в Москве. Если бы я только знал, чем закончится это памятное лето 91-го года.
Однажды вечером я пришел с тренировки раньше, чем обычно, отпер своим ключом дверь и начал стаскивать с себя кроссовки, когда мое внимание привлекли доносившиеся из-за двери голоса. По-видимому, там кто-то ссорился, и несколько человек безуспешно пытались друг другу что-то доказать. При этом они подняли такой шум и гам, что даже не заметили моего прихода. Прислушавшись, я опознал в одном из ссорящихся моего отца. Второй голос принадлежал завсегдатаю нашего дома, которого папаша обычно называл Шуриком, несмотря на то что Шурик с недавних пор носил полковничьи погоны. Фамилия его была, помнится, какая-то длинная — то ли Серовский, то ли Саратовский… Впрочем, какое это имеет значение сейчас, когда все уже закончилось и ничего нельзя вернуть.
— Вы не смеете так поступать, вы предаете нас всех! — кричал неестественно срывающимся голосом отец. Обычно папик был спокойным и сдержанным человеком, так что я от удивления прекратил развязывать шнурок, да так и замер в позе цапли.
Ну сколько же можно вам повторять, дорогой мой Иван Трофимович, — донесся успокаивающий и, как мне показалось, какой-то снисходительный голос полковника.
— Замолчите! Я не хочу вас слушать! — перебил его отец. Из-за двери было слышно, как он нервно шагает по комнате.
— …Вы уже давно должны были понять, что нельзя воскресить труп, как бы дорог он нам ни был, — продолжал тем временем полковник, не обращая внимания на выкрики отца. — Мы с вами не первый день живем в этой стране и должны вовремя сделать правильную ставку при переделе власти, иначе мы просто вынуждены будем уйти со сцены. Это вам понятно?
— Мне понятно только одно! — загремел отец, как библейский пророк. — Вы, Александр, предали свое дело, свою партию и свой народ. И вы еще смеете пытаться мне объяснить причины своего предательства?
— Иван Трофимович, уважаемый вы наш, — продолжал разливаться медом полковник. — Ну откуда же у вас такая любовь к ярлыкам? Коммунисты, демократы, предатели, патриоты… Неужели вы не понимаете, что наш человек, глава обкома и член ЦК, так и останется нашим человеком, даже если…
В этот момент мне надоело стоять на одной ноге и я попытался занять положение поудобнее, опершись на ручку кресла. И конечно же, я в сотый раз забыл, что она укреплена весьма ненадежно и постоянно вылетает из пазов. Разумеется, после раздавшегося грохота голоса тут же стихли, словно их выключили. Дверь комнаты отворилась, и на пороге появился мой отец. В первый момент мне показалось, что его вот-вот хватит апоплексический удар. Все его лицо и даже глаза приобрели нездоровый иссиня-багровый оттенок, щеки нервно тряслись, а ворот рубашки был, против обыкновения, расстегнут. Увидев меня, он еще больше покраснел от гнева и взмахнул руками, словно всерьез собираясь броситься на собственного сына.
— Иван Трофимович! — осторожно донеслось из-за двери.
— Да-да, — рассеянно отозвался отец, не сводя с меня взгляда. Наконец он тихо и четко сказал: — Ступай отсюда, и чтобы духу твоего в коридоре не было. Иди к себе и ложись спать.
Я хотел было сказать в ответ что-то резкое, но передумал и, махнув рукой, удалился в свою спальню. Сердце бешено колотилось. Честно говоря, тогда я совершенно не понял содержания странного разговора, но одно было ясно: вскоре что-то должно произойти и мой отец с полковником окажутся во враждующих лагерях. Захлопнув дверь, я уселся возле кровати на пятки и сосредоточился, пытаясь успокоиться и прояснить роящиеся мысли. На этот раз стандартная процедура циркуляции энергии Ки давалась мне с особенным трудом. Вдох… Энергия неуловимым усилием воли направляется через затылок к позвоночнику, потом — от позвоночника к центру тяжести танден. Затем выдох в обратном порядке. Вдох… Выдох… Не получается… Как же говорил сэнсей? «Представь себе, что твое тело подобно пустому пакету. Ты медленно наполняешь его водой — энергией Ки, а затем протыкаешь, отпуская энергию обратно». Вдох… Выдох… Наконец мне удалось взять себя в руки и я повалился на постель, размышляя об услышанном. Так я и заснул, забыв оборвать очередной листок с отрывного календаря на стене. Маленький красный листок с жирной надписью «Воскресенье». А строчкой ниже — дата минувшего дня: 18 августа 1991 года.
Конец записи 131958-С
ГЛАВА 24
Когда выспавшиеся и отдохнувшие Ен, Сон и Ира подходили к кабинету Гриценко, еще в коридоре они услышали громкий и резкий голос генерала, обращенный к неизвестному собеседнику:
— Нет, это неслыханно! Что значит «начальство»? Я, а не какое-то «начальство», возглавляю эту операцию и несу за нее полную ответственность. И под пули, между прочим, лезут мои люди, а не какие-то начальники. Что значит «из Москвы»? Кто именно? Немедленно разузнать и доложить!
Из кабинета почти выбежал на полусогнутых ногах щуплый человечек в милицейской форме. Когда группа «Д» вошла, генерал уже совладал с собой и спокойно сидел в своем кресле. Только все еще сжатая в тяжелый кулак правая рука изобличала напряжение, в котором он находился.
В ответ на молчаливый вопрос группы генерал вздохнул:
— Дело плохо, ребята. Только что мне доложили, что захваченные на дороге бандиты были по распоряжению какой-то шишки из ФСБ в срочном порядке отправлены в Москву, в главную контору, так что допрашивать их будут уже в другом подразделении. Похоже, что к нашей операции кто-то проявляет пристальный интерес.
— Какая именно шишка? — спросил Ен.
— Пока неизвестно. Эти местные чинуши считают, что достаточно глубокомысленно указать глазами наверх, откуда, по их мнению, пришло распоряжение, как все сразу поймут его справедливость и обязательность к исполнению. Но это мы выясним, обещаю.
— Можно ли их еще задержать?
— Поздно. Приказ пришел ночью, в три часа. Отправили их сразу же, специальным рейсом, так что сейчас они уже, должно быть, вот-вот приземлятся в Москве.
— Возможно, стоит направить туда кого-нибудь из нас? — спросил Сон.
— Нет, ребята, вы мне еще нужны здесь, потому я вас и позвал. Садитесь.
Тройка сдвинула стулья к столу генерала, на котором была расстелена подробная карта прилегающих к Чечне областей. На месте Грозного красовался круглый коричневатый отпечаток — по-видимому, здесь генерал рассеянно поставил на карту стакан с неизменным крепким чаем.
Дождавшись, пока они усядутся, Гриценко продолжил, понизив голос, словно опасался, что их будут подслушивать:
— Как следует из информации, полученной Ирой в ставке боевиков, Дениев не собирается останавливаться и намерен вскоре взять реванш, вновь прибегнув к ядерному терроризму. Ясно, что объект его удара расположен, с одной стороны, неподалеку от границы с Чечней, а с другой стороны, достаточно далеко, чтобы основной урон от возможного взрыва пришелся на российскую территорию. Далее, анализ предыдущих операций Дениева позволяет предположить, что и на этот раз он будет действовать небольшой компактной группой, состоящей не более чем из двадцати — тридцати хорошо обученных бойцов.
Тройка согласно кивнула.
— На этой карте указаны объекты, имеющие отношение к атомной отрасли и расположенные в пределах досягаемости Дениева. — Генерал указал на пометки, сделанные остро заточенным красным карандашом. — Этот район считается не вполне безопасным не только с военной, но и с сейсмической точки зрения. Подобных объектов не так уж много. Отбросив малозначительные, где отсутствуют атомные реакторы либо достаточное количество радиоактивных веществ, мы можем окончательно сузить круг поиска.
Генерал сделал паузу и оглядел слушателей. Со стороны в этот момент могло показаться, что это не военные специалисты, обсуждающие боевую операцию, а старый университетский профессор в окружении студентов, внимательно слушающих доказательство сложной теоремы.
— В итоге остаются две возможные цели террористов. Во-первых, это ядерный могильник в Ставропольском крае, во вторых, Нововоронежская атомная электростанция.
Генерал откинулся на спинку кресла, внимательно оглядывая группу «Д».
— Какие будут мысли по этому поводу?
Первым заговорил Ен.
— Я предполагаю, — сказал он, — что скорее всего удар будет нанесен по атомной станции. Прежде всего Дениев отлично разбирается в людях и понимает, что психологический эффект от такой акции у населения, перенесшего панику, вызванную чернобыльской катастрофой, будет гораздо больше. Кроме того, захоронения отходов атомной промышленности, насколько я знаю, производятся в специальных саркофагах глубоко под землей, так что, если Дениев планирует угрожать радиоактивным заражением местности, он должен потратить на это либо много времени, либо значительное количество взрывчатки…
— …которым он не располагает после уничтожения его базы, — закончила мысль Ира. — Я согласна с Еном: наиболее вероятное направление удара — это Нововоронежская АЭС.
— Каким же будет мнение Сона? — спросил генерал.
Вечный молчун ненадолго задумался, подбирая слова, затем ответил:
— Не вижу смысла гадать на кофейной гуще. Мы должны срочно разработать планы надежной защиты обоих объектов. Кроме того, кто-то из нас должен вернуться в Чечню и попытаться найти след Дениева. И уже потом, опираясь на факты и застраховав себя от непредвиденных вариантов, можно будет дать волю своей фантазии. Честно говоря, меня не радует перспектива безвылазного сидения рядом с реактором в ожидании, что Дениев сам полезет к нам в руки.