«Как грустно, что нам пришлось похоронить Снуффа – хомячка сестры. Все чертовски расстроены».
Четыреста одиннадцать лайков.
Мертвый хомяк в сочетании с трахательными губами – гарантия успеха в «Инстаграме».
Мобильный пикает. От страха я чуть не роняю его на пол.
Сообщение от Лиама.
«Не пиши мне, черт бы тебя подрал. Копы отпустили Игоря. За отсутствием доказательств. Он хочет тебя убить. Не высовывайся. Не звони. Не вмешивай меня в это дерьмо».
Я закрываю глаза, выпускаю мобильный из рук.
Ощущение беспомощности внутри такое огромное, что меня вот-вот разорвет. Кажется, что кто-то или что-то сидит внутри и пытается вырваться наружу.
Слезы льются помимо воли. Текут и текут, я рыдаю, как ребенок, потерявший соску. И не важно, что я не ребенок, а мужчина, и что я сам виноват, что вляпался в это дерьмо. Потому что я дебил.
Ты ничтожество. Ты ни на что не способен. Лучше тебе сдохнуть. Никто не будет по тебе скучать.
Я сморкаюсь в простыню.
Остался только один человек, которому я могу позвонить. Только один.
Пернилла
Я на подходе к дому для собраний, когда раздается звонок мобильного.
Стаскиваю тяжеленный рюкзак, собранный для похода с детьми, и чуть не теряю равновесие под его тяжестью.
Я настолько уверена, что это звонит пастор Карл- Юхан, что даже не смотрю на номер на экране.
Последние дни я переживала из-за похода. Стина сказала, что мне не стоит идти. По ее мнению, все слова пастора – полная ерунда и что я должна послать его ко всем чертям и больше не совать свой нос в церковь.
Но разве я на такое способна?
Он ведь наш пастор, он столько нам помогал, он желает Самуэлю добра. И нужно думать о детях. Без меня похода не будет. Нормального похода, во всяком случае.
Но это не Пастор. Это он!
Сердце подпрыгивает от радости, я мысленно благодарю Бога.
– Самуэль? – едва слышно выдыхаю я.
– Привет, мама. Как ты?
Язык не слушается, но в груди разливается тепло.
– Мама?
Я не сразу нахожу в себе силы ответить.
– Где ты? – спрашиваю я и сама слышу, как резко это звучит. – Почему ты не звонил? Я так волновалась.
Я перевожу взгляд на группу детей, которые уже стоят на улице.
Тучи разошлись, обнажив светло-голубое небо. Земля еще влажная после дождя.
– Прости, – говорит Самуэль и замолкает.
В трубке слышно только его дыхание.
– Дорогой Самуэль, мой любимый мальчик.
– Прости меня, – повторяет он. – Со мной приключилась дерьмовая история.
– Не ругайся, – автоматически отвечаю я и тут же жалею об этом.
Не хочу отпугнуть его, когда сын наконец позвонил. Но и не хочу, чтобы он употреблял ругательства в разговоре со мной.
– Прости, – извиняется он в третий раз. – У меня… проблемы. Я вынужден был затаиться.
– Это связано с теми пакетиками? – спрашиваю я, хотя знаю ответ.
– Да. Они были не мои, и когда ты их выбросила, владелец чертовски, прости, очень сильно разозлился на меня.
Я вздрагиваю при мысли о прозрачных пакетиках в помойке. Я и подумать не могла, что мой поступок может привести к тому, что жизнь Самуэля будет в опасности.
Я думала, что помогаю ему. Показываю, что всему есть предел.
– Я не знала…
– Разумеется. Послушай. У меня мало времени. Работа начинается в десять.
Дыхание у него напряженное, словно он говорит на ходу.
– Работа?
– Долго рассказывать. Нашел работу в Стувшере в Интернете.
Самуэль путано рассказывает, как нашел работу у каких-то Ракель и Улле. Улле писатель. А их сын инвалид и нуждается в компании и уходе.
– Но дело в том, что я не могу здесь оставаться. Это невыносимо. Но мне нужно затаиться, пока этот чувак, который меня преследует, не покинет страну.
При этих словах я вспоминаю головореза в подъезде.
Синяки от его хватки еще не прошли.
– Этот человек… У него бритая голова и сильный акцент, похожий на польский…
– Игорь, – быстро отвечает Самюэль. – Его зовут Игорь. Это ему принадлежал порошок. Откуда ты знаешь, как он выглядит?
– Он был тут и спрашивал о тебе.
– Черт!
– Самуэль!
– Дерьмо!
– Самуэль, пожалуйста!
Я слышу, как он часто дышит в трубку. Как будто поднимается на крутую гору.
– Он опасен, мама. Не разговаривай с ним.
– Но это не я его искала. Он сам приходил.
– И что ты сказала?
– Правду. Что я не знаю, где ты.
Я поднимаю рюкзак и делаю шаг в сторону, чтобы пропустить женщину с коляской и собакой. Перед домом для собраний мальчики гоняют что-то похожее на резиновый сапог. Одна из девочек безуспешно пытается его отобрать.
Мне нужно пойти навести порядок, но я не могу. Самуэль наконец-то объявился.
– Мама, милая, послушай. Ты должна мне помочь.
– Конечно, я тебе помогу. Чем смогу. Я не знаю, о чем речь. Не знаю, какая тебе нужна помощь.
– Помнишь лес между рассадником и промзоной?
– Да. Там в паре метров вправо от дорожки есть огромный валун. Его сразу видно.
Я не отвечаю, у меня плохое предчувствие.
– Под камнем есть яма. С той стороны, где береза. В яме сумка, а в ней…
– Самуэль, – строго перебиваю я.
– Там деньги, – продолжает он, не слушая. – Можешь взять мне пару пачек сотенных купюр?
– Самуэль! Ты хоть понимаешь, о чем просишь? Деньги? В сумке в лесу? Сотенные купюры? Откуда у тебя эти деньги? От продажи наркотиков? Только через мой труп! Ты должен обратиться в полицию. Это единственный выход. Если ты совершил что-то незаконное, ты должен признаться и понести кару.
– Черта с два я пойду в полицию, – бормочет он.
– Но Самуэль, зачем ты так? Человек должен отвечать за свои поступки.
– Все не так просто, как ты думаешь.
– Просто? Ты шутишь? Кто сказал, что жизнь должна быть простой? И с чего ты решил, что простой путь – правильный?
– Мама, послушай…
– Нет, я уже все знаю. Я не собираюсь сидеть и смотреть, как ты разрушаешь свою жизнь. И мою. Я пойду в полицию и попрошу помощи. Вот что я сделаю.
– Послушай, если я покажусь в Стокгольме, мне крышка. Ты это понимаешь? Меня убьют. По-настоящему. И ты будешь виновата.
– Но, Самуэль! Как ты можешь так говорить?! После всего, что я для тебя сделала…
– Могу, потому что это правда! – кричит он в трубку. – Игорь меня найдет и убьет. Ты сама его видела. Видела, что он за тип? Он чудовище. Настоящий монстр. Он прибьет меня и глазом не моргнув.
Я закрываю глаза.
Почему он все время попадает в такие неприятности? Что с ним не так?
– Ты мог бы одолжить у меня, – говорю я, пытаясь сохранить спокойствие. – Но, к сожалению, у меня нет денег. Пришлось оплатить счета отца. И теперь не знаю, протяну ли до конца месяца.
– Забери деньги! – кричит он. – Они там все равно сгниют.
Я бросаю взгляд на дом для собраний.
– Сегодня я все равно не могу. Мы идем в поход с детьми.
– В поход? Ты серьезно? Будешь там сидеть, жарить сосиски и читать Библию с маленькими дебилами, пока Игорь меня дубасит? Серьезно?
Я слышу в голосе Самуэля слезы, но не могу понять, говорит ли он правду или преувеличивает.
Он всегда драматизирует.
Но он мой ребенок, мое всё. Кроме него и отца у меня никого нет.
– Помоги мне, мама, – шепчет Самуэль. – Ты должна мне помочь.
– Я… Я…
Рука ложится мне на плечо. Я оборачиваюсь с прижатым к уху мобильным.
– Я перезвоню, – говорю я и отключаюсь.
Карл-Юхан с тревогой смотрит на меня.
– Прости, что я подслушал, но, Пернилла, не делай того, о чем потом пожалеешь. Ты же помнишь, что ты обещала?
Я киваю и поднимаю рюкзак.
– Ты не будешь ему звонить? – спрашивает он.
Я послушно качаю головой. Как овца.
– Вот и хорошо, – говорит он.
В руках у него небольшой рюкзак.
– Где твоя палатка? – спрашиваю я.
– Сломалась. Думаю, лучше я заночую в твоей.
Я вся холодею.
– Нет. Это невозможно.
Пастор фыркает:
– Не глупи.
Хватает меня за руку и тащит к дому для собраний.
– Пошли. Пора ехать!
В этот момент что-то внутри меня ломается.
Я вспоминаю, сколько лет я была послушной, как сначала подчинялась отцу, а потом общине.
Точнее, Карлу-Юхану, мужчине, который сейчас тянет меня за руку, как непослушного ребенка. Мужчине, который считает, что женщина не должна оставаться без мужского внимания, и который хочет переспать со мной, забыв про жену и церковь.
Меня тошнит. Тошнит от вечной покорности.
Какую пользу принесла мне эта покорность?
Никакую. Абсолютно никакую.
А ложь?
Перед глазами встают исхудалое тело отца и пожелтевшие письма матери. И Исаак, который так хотел общаться со своим сыном и которому пришлось довольствоваться парой часов в год.
Вся эта ложь.
Все эти годы мы отказывались от близости, в которой так нуждались.
Я не двигаюсь с места, и Карл-Юхан удивленно оборачивается. Дети тоже бросили игру и смотрят на нас во все глаза.
– Пошли. – Он больно дергает меня за руку.
Но я не двигаюсь с места.
– Ты выставляешь нас на посмешище, – шипит он.
Я вижу в его глазах смесь злобы и раздражения, а еще самый настоящий страх: моя новообретенная сила пугает его.
Это придает мне сил.
– Пошли, – продолжает он настаивать, то и дело бросая взгляды на прихожан.
Я вырываю руку и делаю шаг назад. Стаскиваю рюкзак.
– Черта с два!
Манфред
Афсанех тянется через подушку, чтобы показать мне свой мобильный:
– Смотри!
Со снимка улыбается моя старшая дочь Альба. Ветер трепет русые волосы, в руке у нее бокал вина.
– Я тоже хочу получать эти снимки!
– Тогда скачай «Инстаграм», – закатывает глаза Афсанех.
– Это как?
– Боже…
Афсанех хватает мой мобильный с тумбочки и вводит код, который я, естественно, ей сообщил. Откидывается на подушку, сбрасывает одеяло и начинает водить пальцами по экрану.