Терпеливо ждет, когда тело подскажет ему, что делать.
Я смотрю на полицейских. Двое с удочками наперевес идут к воде. Один говорит по телефону. Другой в спортивной форме делает вид, что он на пробежке.
Через пару минут они будут у палатки Улле Берга. И арестуют его без проблем.
Но что-то тут не так.
Я смотрю на Малин. Она щурится от солнца. Вытирает потный лоб и вопросительно поднимает брови.
– В чем дело? – спрашивает она.
– Что-то не так.
Она усмехается и качает головой.
– В смысле не так? – спрашивает она, глядя на Дайте, который с трудом поспевает за полицейскими с удочками. Она смотрит на часы: – Осталось пять минут.
Я хожу кругами по сухой траве и пытаюсь собраться с мыслями.
– Одна минута, – говорит Малин.
Пот льет со лба под воротник. Насекомые жужжат вокруг меня, чайки кричат.
Малин кладет мобильный в левую руку, а правой роется в кармане в поисках чего-то. Мобильный жужжит, и она пытается открыть сообщение левой рукой, но в результате роняет его в траву.
Пытаясь открыть сообщение не той рукой, Малин выронила телефон.
И тут я все понимаю.
На фотографиях из магазина в кемпинге Берг очень долго подписывал чек. Дайте это показалось странным.
– Дайте был прав, – произношу я свои мысли вслух. – Этот парень не знал, как подделать подпись Берга.
– Ты о чем? – спрашивает Малин, ища телефон.
– Он подписал правой рукой. Но Улле Берг левша.
Малин застывает.
– На снимках не Берг, – повторяю я. – Берг – левша.
Малин поднимает телефон. В ту же секунду он звонит.
Она медленно выпрямляется и хватается рукой за поясницу. На лице страдальческое выражение. Бросает на меня изучающий взгляд и отвечает на звонок.
– Да…
Молчит. Поглаживает живот, смотрит вверх.
– Восемнадцать? Что?
Малин опирается на машину, словно она больше не в состоянии стоять на ногах.
– Что за черт! И где он их нашел?
И затем:
– О’кей. Увидимся.
Я жду, пока она положит трубку.
– Поверить не могу. Это не он. Парню восемнадцать. Он утверждает, что нашел кредитку и паспорт в мусорке в Стувшере. Это показалось неправдоподобным, так что они его задержали.
Она вздыхает.
Несмотря на огромный живот, Малин выглядит такой юной и беспомощной. Мне хочется обнять ее и утешить.
– Ты прав.
– И что толку.
– Еще кое-что. Та книга, которую написал Игорь Иванов…
– Да?
– Малик прислал сообщение. Она пришла.
– И?
Малин качает головой.
– В книге только два слова. Lorem ipsum на всех страницах.
Слова кажутся мне знакомыми.
– Lorem ipsum, а это не…
– Да, текст-рыба, когда нужно показать, как издание будет выглядеть с текстом, но самого текста пока нет.
Малин опускается на траву.
– Отмывание денег, – предваряет она мой вопрос. – Добро пожаловать в двадцать первый век. Скачки и пиццерии уже не актуальны. Сегодня все происходит в цифровом пространстве. И вот вам пример креативности преступников. Книги выставлены на продажу в Интернете. Книги без содержания. Цена баснословная. Эта, например, стоила девятьсот крон. А потом боты делают заказы, и автор получает черные деньги.
– А доход можно задекларировать?
– Разумеется. Идеальное решение для отмыва денег. И статус писателя в придачу.
Малин тяжело вздыхает.
– Игорь не имеет никакого отношения к нашему стиху, – констатирую я.
Мобильный Малин снова жужжит. Она открывает сообщение и хмурит лоб.
– Что?
– Это от бывшей подруги Улле Берга. Его называли бульдогом, потому что…
Она встречается со мной взглядом и качает головой, словно не верит своим глазам.
– Потому что у него были странные зубы… как у бульдога. Странный прикус. Как у…
– Жертвы номер три, – заканчиваю я. – Черт! Черт! Жертва номер три – это Улле Берг!
Малин беспомощно смотрит на меня:
– Но если Берг мертв, то кто тогда преступник?
Самуэль
Я так долго был в пещере, что о Свете остались только слабые воспоминания, намек на прошлое, поблекшее и утратившее всякое значение.
Потому, когда Свет хватает меня и поднимает с земли, мне становится страшно. Я уже привык к темноте пещеры. Крылья стали сильнее, глаза освоились в темноте. Мне никто не нужен, и я никому не нужен.
И это прекрасно.
Но Свет хватает меня, тащит вверх на поверхность. Я не в Теле, но и не в пещере. Беспомощно парю где-то посередине, застряв между двумя пространствами. Это все равно что стоять на сцепке между двумя вагонами: видеть двери обоих, не имея возможности открыть ни одну из них.
Под конец я против своего желания приземляюсь в Тело. Чувствую каждую его клеточку, каждый сантиметр мяса, крови и костей.
И острую боль.
И среди хаоса, среди боли присутствуют и повседневные вещи: муха, бьющаяся о стекло, слабый запах порошка от простыни, аромат свежесрезанной розы в вазе на тумбочке.
Я слышу звуки – кто-то передвигается по комнате. Но открыть глаза не могу, такое ощущение, словно веки весят не меньше ста килограмм.
Паника возвращает меня к жизни, внутри рождается крик, но застревает где-то в горле, как кусок картошки.
– Юнас?
Это голос Ракель, но звучит он словно сквозь толщу воды.
Рука поглаживает мне волосы, мягкие губы прижимаются к щеке.
– Милый Юнас!
Я поворачиваюсь и даю ей пощечину.
Но только в мыслях, потому что тело неподвижно, как замороженный стейк в витрине супермаркета.
– Мой бедный мальчик, – шепчет она. – Ты в чреве кита.
Она сумасшедшая, констатирую я без всякого интереса. Я словно смотрю фильм – извращенный фильм.
– Я о тебе позабочусь. – Она накрывает мою руку своей и строгим тоном добавляет: – Но сперва я должна позаботиться о том, чтобы такое больше не повторилось, Юнас. Это было очень глупо. Ты еще слишком болен, чтобы выходить. С тобой могло приключиться несчастье. Ты мог поскользнуться на скалах, упасть в море…
Ракель всхлипывает, убирает руки. Я слышу, как она подходит к подножию кровати.
– Я не могу снова тебя потерять, понимаешь?
Раздается звук металла. Как будто монеты гремят в жестяной коробке. Потом глухой металлический звук от предмета потяжелее.
Какой-то инструмент.
Она убирает одеяло с моих ног, и лодыжки обдает прохладным воздухом.
– Я знаю, что ты меня слышишь, – говорит она. – Слышишь, но не можешь пошевелиться. Я не монстр, но я не могу позволить тебе сбежать. Это ради твоего же блага.
Одной рукой она берет меня за ногу. Я чувствую что-то острое пяткой. Слышу удар, и пятка взрывается от острой боли. Вся нога горит. И хотя я плохо соображаю, кричу от боли и толкаю ее двумя ногами так, что она врезается в стену.
Но это происходит только в моей голове.
Потому что в реальности я лежу в кровати Юнаса, пока она бьет и бьет молотком, и боль пронзает меня снова и снова.
Когда Темнота утягивает меня вниз, я ей благодарен.
Я не хочу больше Света, не хочу быть в Теле.
Прежде чем погрузиться в забытье, я успеваю проанализировать случившееся и даже выдвинуть гипотезу. Но она кажется просто невероятной, такой больной, такой безумной, что мне не верится, что это может быть правдой.
Неужели она правда сделала это?
Вбила мне в пятку гвоздь?
Манфред
Домой я возвращаюсь поздно.
Новость о том, что Улле Берг не тот, кто нам нужен, лишила меня последних сил. Разочарование сложно передать словами.
Да, я знаю, что он может быть причастен к смерти сына Ракель, если верить стихотворению. Но он не мог убить Ахонена или Карлгрена, поскольку его труп оказался в воде раньше их.
Либо Лев – не Улле Берг, либо он не причастен к смерти молодых людей.
Я тихо прикрываю дверь, чтобы не разбудить Афсанех, но она выходит меня встречать. Обнимает и целует в губы. Потом сообщает, что приготовила мое любимое блюдо – курицу с рисом с шафраном – и решила меня дождаться.
Мы едим и обсуждаем прошедший день.
Об Улле Берге я не рассказываю. У меня нет на это сил.
Мы болтаем о каких-то глупостях. Впервые за долгое время. Открываем бутылку дорогого вина, припасенного для особых случаев, и быстро ее опустошаем. Потом занимаемся любовью на полу гостиной, как легкомысленные подростки.
Как будто наша дочь не лежит в больнице.
После я иду в душ.
Долго стою под струями горячей воды. Смываю разочарование и пыль от кемпинга. Гоню прочь мысли о так называемой книге Игоря, все содержание которой – два слова на латыни, изданной с целью отмыва денег от торговли наркотиками.
Выхожу из ванной и вижу перед дверью жену.
– Мне тоже не помешает душ, – говорит она, проскальзывая в ванную.
Иду в спальню и сажусь на кровать. Бросаю взгляд на окно, за которым небо начинает темнеть.
Открытый ноутбук Афсанех лежит на подушке. Мое внимание привлекает фото молодого человека в кровати. Снимок красивый и отталкивающий одновременно. Он обращает на себя внимание.
Я подвигаю ноутбук ближе.
Рубрика набрана шрифтом в старинном стиле. «Борьба за жизнь».
Я опускаю взгляд ниже.
Взгляд останавливается на стихотворной строфе:
Я выплакал море слез
И лег умирать
На мягкую траву горя.
Но снова появился лев,
И в своей пасти
Он нес невинного голубя…
Я замираю, а сердце пропускает удар.
Этого не может быть.
Это, черт побери, невозможно.
Афсанех возвращается с полотенцем, обернутом вокруг бедер.
– Что это? – спрашиваю я, показывая на экран.
Она хмурит брови.
– Блог, а что?
– Кто автор?
Афсанех снимает полотенце, вешает на спинку стула и натягивает мою старую футболку.
– Не знаю. У нее сын с повреждением мозга. Это все, что я знаю. Она очень активна на форуме. Много постит.