Я разглядываю машину.
Она выглядит новой. На переднем стекле значок разрешения на парковку для инвалидов.
– Это она, – шепчу я, хоть отсюда нас не слышно.
– Да, возможно, – кивает Стина.
Бьёрн открывает дверь.
– Будь осторожен, – просит Стина.
– Отстань, – огрызается Бьёрн.
Женщина, которая может быть Ракель, сидит, опустив руки на колени. Когда Бьёрн подходит, она поднимается и протягивает ему руку. Потом они садятся и начинают разговаривать.
Ракель жестикулирует, Бьёрн смеется.
– Сколько они будут разговаривать, как думаешь? – спрашивает Стина.
– Не знаю, – отвечаю я. – Сколько обычно длится собеседование?
Стина не отвечает.
Я включаю радио, подозревая, что разговор может затянуться.
Диктор сообщает, что жара продержится еще неделю и что резко возросло количество несчастных случаев в воде. Вчера утонули брат и сестра трех и четырех лет – в купальне в коммунне Норртэлье. Согласно показаниям свидетелей, мать в тот момент была занята своим мобильным телефоном.
– Какой ужас! – восклицает Стина и выключает радио. – Что творится с людьми? У тебя маленькие дети в воде, а ты пялишься в мобильный. Это просто преступление!
Я собираюсь ответить, но тут Ракель поднимается. Бьёрн тоже. Они вместе идут к парковке.
– Что они делают?
– Понятия не имею, – отвечает Стина.
Они подходят к «Вольво».
– Наверное, прощаются, – предполагает Стина.
Но вместо этого Бьёрн обходит машину и садится на пассажирское сиденье.
– Боже милостивый! – шепчет Стина. – Что он делает? Я же сказала ему – ни в коем случае не иди с ней. Почему он никогда меня не слушает?
Черный «Вольво» отъезжает, поднимая облако пыли.
– Поторопись! – велит мне Стина.
Я тороплюсь. Включаю зажигание, переключаю передачу, нажимаю на газ.
Но моя развалюха только кряхтит и не двигается с места.
– Прости, – шепчу я. – Что-то не так. С зажиганием. Иногда она не заводится. Иногда заводится даже на морозе, а иногда…
– Трогай! – орет Стина.
Я снова включаю зажигание. Коробка передач трещит, но автомобиль начинает катиться.
Мы следуем за черным автомобилем, и нам везет: джип окраски милитари въезжает на дорогу между нами, снижая риск быть обнаруженными.
Но тут джип останавливается, и мы тоже.
– Объезжай! – командует Стина.
– Не могу! – кричу я, показывая на встречные автомобили.
– Объезжай!
– Но это же не положено.
Две девушки выходят из джипа, открывают багажник и неспешно начинают доставать сумки.
– Боже милостивый! – выдыхает Стина.
Я нажимаю на педаль газа и объезжаю джип. Это смертельно опасный маневр, и я едва успеваю вывернуть обратно на мою полосу до столкновения с встречным автомобилем.
Я замедляю ход и всматриваюсь вперед.
– И что дальше? – спрашивает Стина.
И потом снова:
– Что?
Я смотрю на проселочную дорогу, извивающуюся перед нами, на тощие кривые сосны у дороги и валуны, торчащие среди кустов.
Черного «Вольво» нигде не видно.
Самуэль
Не знаю, сколько я был в Темноте, но Свет снова вытащил меня наружу.
Я слышу приближающиеся шаги, голоса, смех.
Смех Ракель.
Я снова вернулся в Тело.
Боль в ноге просто невыносимая. От нее хочется плакать, но глаза сухие. Только пот выступает на висках и сердце колотится как сумасшедшее.
Открывается дверь, и входит Ракель в компании парня с длинными светлыми волосами.
Сквозь чуть приподнятые ресницы я не успеваю их разглядеть, прежде чем они подходят ближе и исчезают из моего крошечного поля зрения.
– Можешь присесть тут, – говорит Ракель, и я слышу скрип кресла, в которое садится парень. Снова скрип – на этот раз от табурета, на который садится Ракель.
Теплая рука накрывает мою.
– Это Тео, – говорит Ракель, сжимая мне руку. – Он пришел с тобой познакомиться. Может, он будет у нас работать. Составлять тебе компанию. Читать вслух и ставить музыку.
Губы легко касаются моей щеки. Этот поцелуй жжет, как каленое железо. Меня мутит.
Парень спрашивает что-то про мой нос. Ракель отвечает:
– Ах, да. Юнас питается через зонд. Но тебе не нужно об этом думать. Я этим занимаюсь.
Мне хочется закричать, чтобы они вытащили из моего носа эту чертову трубку, но я не могу. Язык не слушается. И безумная боль заглушает мысли, не дает ничего сообразить.
– Он упал? – спрашивает парень.
– Да, с ним случился эпилептический припадок пару дней назад. Но это только выглядит ужасно. Все заживет.
Капля пота стекает с виска за ухо. Я слышу хлюпающий звук и чувствую что-то холодное на коже руки.
Пальцы Ракель методично втирают крем мне в кожу.
– У него сохнет кожа на руках, – поясняет она. – Я смазываю их пару раз в день. И губы тоже. Тут на тумбочке бальзам для губ.
Снова звук выдавливаемого из тюбика крема, и Ракель начинает массировать мне другую руку.
– Ууууу, – хриплю я, но это больше похоже на стон.
– Он знает, что ты здесь, – театрально заявляет Ракель, изображая удивление и волнение. – Я думаю, вы поладите!
– Не знаю, – отвечает парень. – Я вообще-то ничего не знаю о медицине и всяких таких вещах.
– Все, что тебе нужно, это составлять ему компанию. Читать ему, ставить музыку. Обычно он спокоен, но порой с ним случаются припадки. Или судороги. В таком случае сразу зови меня. Иначе он может себе навредить.
– Хорошо.
– Можешь ему почитать. Начни с того места, где закладка.
– Сейчас?
– Конечно.
Парень прокашливается и начинает читать.
– Тебе не нравится Париж?
– Нет.
– Почему бы тебе не поехать в другое место?
– Нет другого места.
– Я только пошутила. Сейчас читать не надо. Ты же только у нас в гостях.
– А… хорошо.
Парень прокашливается.
– Красивый браслет.
Рука Ракель замирает. Мое запястье приподнимают вверх. Кто-то теребит мамин браслет из бусинок.
Мне хочется плакать, но все слезы высохли.
– Хорошенький, да? – дрожащим голосом спрашивает Ракель. – Он сделал его мне в первом классе, но после несчастного случая я надела его ему на запястье. Хочу, чтобы браслет берег его. Посмотри на бусинки.
Парень наклоняется вперед. Я не вижу его, но чувствую его теплое прерывистое дыхание на своей коже.
– М-а-м-а, – читает он как тупой шестилетка.
И когда он это делает, когда произносит эти слова, которые не имеет права произносить, во мне что-то пробуждается к жизни и все тело сотрясается в судорогах.
Мне хочется его ударить. Так сильно, чтобы он влетел в стену головой.
Рука взлетает к нему, но слишком медленно. Пальцы скрючиваются и царапают его по лицу. Я чувствую, как ногти впиваются ему в кожу, слышу, как он вопит и отшатывается.
– Но Юнас! – восклицает Ракель. И потом: – Не знаю, что произошло. Он никогда…
– Ничего страшного, – отвечает парень.
– Погоди, я принесу дезинфицирующее средство, – говорит Ракель.
Я слышу шаги и вижу, как Ракель выходит из комнаты.
Повисает тишина.
Слышно только тяжелое дыхание незнакомца. Слышится щелканье телефона.
Он меня фоткает.
Зачем.
Еще через секунду раздаются шаги. Ракель вернулась.
Я пытаюсь выдавить из себя слова предупреждения. Потому что хоть мне и не понравилось, что он трогал мамин браслет, но я не хочу, чтобы он тоже попал к Ракель в лапы.
Но из моего рта не доносится ни звука. Язык не шевелится. Губы мягкие как масло.
– Что ты делаешь?
– Я только…
Ракель входит в комнату.
– Почему ты снимаешь моего сына на телефон?
– Я… я ничего не снимал… я…
– Дай мне мобильный! – вопит Ракель.
– Нет! – кричу я. Нет, нет, нет. Но только в моей голове.
Манфред
Улле Вальден под шестьдесят. В квартиру в районе Йердет она переехала недавно. Эффектная женщина в годах с густыми волосами с проседью в облегающем красном топе, подчеркивающем отличную фигуру. В ушах – крупные серебряные серьги, на шее – скромная нитка жемчуга, наверняка баснословно дорогая.
У женщины узкие и худые руки, но крепкое рукопожатие. Пожимая ей руку, Дайте одаряет Уллу одной из своих нечастых улыбок. Живот втянут, плечи расправлены. Лицо расслабленно, глаза сверкают. Сейчас он больше похож на влюбленного мальчишку, чем нытика, к которому мы уже привыкли.
– Гуннар, – представляется он, энергично пожимает даме руку и расплывается в широченной улыбке.
Они так и стоят в прихожей, пока мы с Малин обмениваемся понимающими взглядами. То же самое было и на встрече с Туулой Ахонен. В комнате словно летали искры. Так и на этот раз между Дайте и элегантной дамой явно пробежала искра.
– О, – смущенно улыбается Улла и, заметив, что ее рука все еще в руке Дайте, выпускает ее. – Добро пожаловать, Гуннар, – добавляет она.
Улла проводит нас в небольшую, но уютную гостиную.
Мебель натерта воском. На полу расстелены плетеные коврики. На стенах – красочные картины. Солнечный свет льется сквозь раскрытое окно.
– Присаживайтесь, – предлагает Улла. На щеках у нее вспыхнул румянец. – Хотите кофе?
– Нет, спасибо, – благодарю я. – Мы ненадолго.
– А я выпью, – протягивает Дайте.
Улла с улыбкой идет в кухню.
Мы с Малин садимся на диван, а Дайте на стул. На лице у него написано блаженство. Мы с Малин переглядываемся, и я киваю, подтверждая, что мы думаем об одном и том же.
Улла возвращается с кофе и булочками с корицей. Ставит поднос на тумбочку, отодвигая в сторону вазу с розовыми пионами и газеты. Потом присаживается на табурет. Надевает очки в красной оправе и смотрит на нас.
– Так вы хотите поговорить о Сюзанне Бергдорф?
– Да, – отвечаю я. – Я знаю, что вы связаны врачебной тайной, но поскольку мы расследуем дело о нескольких убийствах, это вас от нее освобождает.
– Я в курсе, – спокойно произносит Улла. – Как я могу вам помочь? В чем подозревают Сюзанну?