– Какой?
– Правильный. С принципами.
– А я рад, что ты любишь правила. И если по правилам, то я тебя довез до места назначения. Работу выполнил и хотел бы уехать домой. Правильно?
– Ну да.
– И я о том. Нам бы логично распрощаться… Но ты все еще сидишь в моей машине.
– Нет-нет. Не торопись.
Пацан смеется.
И что он ко мне пристал? Я заказ выполнил, деньги получил. Пусть проваливает вместе со своей дамой.
– Не важно, – отмахивается Киря, будто отгоняет мысль, которую хотел озвучить. – Прощаться нам рано. – Он качает головой. – Я рад, что именно таким тебя встретил. – Он показывает большой палец вверх.
Странный мальчик.
Он ждет, что я что-то скажу или спрошу. Но мне нет дела до его странных развлечений. Мне одно интересно, не скрою, очень даже любопытно, откуда у молокососа такие деньги. Не похож он на богатенького отпрыска состоятельных родителей. Спер, наверное, где-то. Ограбил кого-то, проходимец.
– Не откроешь тайну? Откуда у столь… молодого человека такая сумма денег?
– Вовка, а ты слышал об утопленнике?
Что еще за утопленник? В городе что-то громкое произошло, а я не в курсе? И как связан мой вопрос про деньги с мертвецом? Неужели малыш обворовал покойника?
– Нет.
– А хочешь, расскажу?
Если честно, я бы с удовольствием послушал городскую сплетню. Таксист обязан знать все новости. С удовольствием послушал бы, но только не от этого урода.
Посидим лучше в тишине.
– Нет.
– А зря. Уверен, тебе бы понравилось. Там о тебе. – Он поправляется: – Там есть то, что тебе полезно было бы услышать.
Что он несет? Зачем я вообще начал с ним разговор?
Молчу.
Как говорится, молчание – золото. Надо решить, как мне поскорее избавиться от этих. Может, вытащить ключи и удрать?
Живо представляю, как бросаю машину, несусь, неуклюже улепетываю через кусты со стопкой зелени, и изо рта вырывается сдавленный смешок.
– Что смеешься?
– Вон. Идет, – киваю в окно на пассажирку.
– Ладно. Не хочешь слушать истории, может, в другой раз.
Слава богу, у кассы нет очереди.
Девушка возвращается с двумя полными пакетами в руках. В одном побрякивают бутылки, другой набит закусками. Киря берет продукты и говорит ей сесть спереди. Дескать, нужно место, чтобы разложить провизию.
«Куда едем дальше, мэм?» «Куда везти, сэр?»
Мелкий зубами открывает бутылку виски, закидывает ноги мне на подголовник, шмыгает носом, смачно отпивает.
– Куда едем, мэм? – машинально произношу.
– В Париж! – не дает ей ответить прыщавый.
Проглатывает алкоголь и сверкает брекетами. Он щелкает пальцами и громко кричит: «В Париж! В Париж!»
Как я в это встрял? Знал же – чокнутых везу. Вернуть деньги и поминай как звали?
Два часа.
Всего ничего.
Оставалось каких-то два часа, может, два заказа, и домой…
– Вези нас в Париж! – орет прыщавый.
Ждать, что девушка скажет что-то другое, нет смысла.
Завожу двигатель.
Предлагаю пассажирам пристегнуться.
– Скорее в Париж нас вези, извозчик! – продолжает орать мелкий. – Счетчик не смей выключать. О границах не думай. Барину гулять охота. Гони, расслабься и сделай громче музыку! Что сидим, как на похоронах?
Он передает бутылку девушке, барабанит по сиденью и напевает:
Хах. Я тертый калач.
Я профессионал.
Ничего-ничего.
Париж.
Путь не близкий. Я спросил про документы, прыщавый сказал, чтобы я не переживал, он все уладит. «Не переживай, Вовка, договорюсь!» Договорится он. Договорщик… Что ж, съездим. Посмотрим, как он с погранцами найдет общий язык.
Ни разу не был в Париже.
Очень люблю этот город. Все о нем знаю, несмотря на то что так и не довелось там побывать. Эйфелева башня, поля и прочие радости.
Можно сказать, повезло с заказом. Чокнутые, конечно, пассажиры, но заказ и впрямь привлекательный.
Все идет по плану. Главное – в это верить.
Комфортная гладкая дорога, изредка приходится помигать фарами, чтоб встречная не слепила, но в целом спокойно себе едем.
– Стой! – Девушка стучит меня по плечу.
По ее позеленевшему лицу понятно, надо срочно действовать. Или сейчас же тормозить, или буду отчищать салон. Выбираю место стоянки, оглядываю обочину. Она все еще стучит мне в плечо, словно борец по ковру, сказать что-то уже не в состоянии.
Останавливаю.
Желтые огоньки прерывисто освещают край дороги, щелкают громче радиоведущего, объявляющего участников музыкального парада.
Девушка выскакивает, оставляет чертову дверь нараспашку. С улицы тянет холодом. Лампочка горит, сидим, как в аквариуме.
Женский силуэт удаляется.
Она бежит к кустам. Босоножки на платформе не лучшая обувь для пробежки по лесу. Не успевает спрятаться за дерево и, судя по звукам, блюет.
Делаю приемник громче. Отворачиваюсь на дорогу.
Темно, ночь, мошкара вокруг тусклых лампочек, девушку практически не видно, а я все равно стараюсь отвлечься и не смотреть в сторону кустов.
– Зацени. Ищет чем утереться, – комментирует заплетающийся язык Кирилла.
Он бросает мне салфетки:
– А ну спрячь скорее.
Он закрывает дверь и, упершись лбом в стекло, хохочет, наблюдает за блюющей спутницей.
«Терпеливый и сдержанный». «Внимательный и услужливый».
Убираю упаковку салфеток в карман. Смотрю на приборку – бензина на сто сорок километров. Не мешало бы заправиться. Переключаю, проверяю расход. Вполне сносно. Заметно меньше, чем по городу, что приятно.
– Вов, смотри, возвращается. Смотри, как ее шатает. – Пацан смеется и топочет ногами.
Я не реагирую.
– Салфетки надежно спрятал?
Молчу.
– Все. Ладно, тихо. Мы ничего не видели, – говорит мелкий, отворачивается от окна и притворяется, что спит.
Девушка садится.
Молча плюхается в сиденье, пристегивает ремень, запрокидывает голову и закрывает глаза.
Макияж размазался, тушь расползлась по щекам, помада превратила ее лицо в Джокера.
«Тактичный и услужливый», «Манерный и внимательный».
Стараюсь не смотреть, но глаза скользят по ее ногам.
Она тяжело дышит, закрывает дверь, лампочка гаснет, я никак не могу оторваться от ее колен.
В тусклом голубовато-бирюзовом свете ее длинные ноги выглядят еще изящнее. Вот, наверное, для чего инженеры придумали подсветку под перчаточным ящиком.
Из-под юбки выглядывает краешек розовых в горошек трусиков. В таком освещении можно ошибиться с цветом, но уверен, что именно розовые в горошек. Гладкие колени. Абсолютно ровные, выбритые икры заканчиваются туфлями со сверххитрой застежкой и высоким каблуком. Каблук заляпался грязью, застежка нацепляла травы, но все это никак не портит впечатление от стройных ног.
– Поменяйся с ней местами, – говорю и невольно продолжаю разглядывать девушку.
Сквозь майку просвечиваются две внушительные башенки, разделенные тесным ремнем безопасности.
– Пересядь сюда, пожалуйста, – обращаюсь к прыщавому. – Пусть она едет сзади. Может, подремлет.
Расстроенный Кирилл фыркает, собирает недоедки в пакет, торопливо допивает пиво, бросает пустую бутылку в окно. Достает новую.
– И больше не заставляй ее пить. Хватит.
Мелкий перебрасывает свои пожитки мне, перелазит между сиденьями и забирается к девушке на колени. Отстегивает ремень, распахивает дверь и выдавливает даму своим задом на улицу.
– Пошла прочь, неряха! Даже не спросила салфетку! – кричит, отталкивает девушку и закрывает машину. – Поехали-поехали.
Торопит он меня. «По-е-ха-ли!»
Пристегивается, елозит в сиденье, устраивается поудобнее, скалится, недоносок, своими брекетами и все твердит: «Поехали-поехали».
– Ну же! Скорее!
Я молча вынимаю ключ.
Выхожу.
Помогаю девушке подняться.
Пускай она явно не эталон целомудрия, но девушка. Нельзя так обращаться с дамой. К тому же, не могу объяснить почему, чувствую в ней родственную душу.
Помогаю подняться, укладываю на заднем, подсовываю под голову подушку, укрываю пледом. Она подтягивает колени к груди и шепчет что-то, возможно, благодарит.
Возвращаюсь за руль.
Кирилл смотрит. Ждет, что скажу. А я молчу, просто опускаю окно, закуриваю, завожу и трогаюсь.
Едем.
– Что ж ты так? – после минуты молчания начинает прыщавый. – Тебе было сказано – поехали. Значит, бросай телку и рули.
– Мы ж не животные.
– Закройся, достал уже! – перебивает опьяневший мелкий. – Рули, короче, молча. Следи вон за дорогой! Или забыл, кто тебе платит? Галантный шлюшкин ухажер. Не животные они…
Сейчас размолотить его наглую прыщавую морду и вытолкать на трассу или подождать?
– Повежливее, молодой человек.
– Что? Да я и так с тобой сама вежливость. Урод. Не животный он. Знаю я, какое ты не животное, – говорит мелкий сквозь отрыжку.
«Вежливый и услужливый». «Комфортна ли температура в салоне?»
Хочешь заработать в такси? Тогда «вежливый и тактичный», несмотря ни на что.
Выбрасываю окурок. Закрываю окно.
Всего пару часов едем, а этот наглый презерватив с гнойными пупырышками на лице уже раз двадцать должен был получить по лицу.
В Париж ему.
В задницу, а не в Париж! Сейчас заберу у мальца все деньги, отведу в лес. Лопату в зубы, и пусть копает. Благо яма неглубокая нужна.
«Тактичный и сдержанный». «Помочь вам с багажом, мэм?»
Проглатываю обиду.
Рулю.
Мелкий, видимо, догадался, о чем думаю.
– Не сердись, – говорит. – Что-то я правда не туда. К тебе нет никаких претензий. Сегодня никаких. Что-то меня понесло. Я даже готов извиниться.
Не отвечаю. Не нужны мне его извинения.
– Извини, – говорит он сквозь икоту.
Кирилл достает из пакета кексик и протягивает мне: