– Планеты нет. Лишь сознание несется.
– Понимаю. Только не нервничай.
– Нет, ты не понимаешь. И не веришь мне.
– Давай короче. – Отодвигаю прыщавого в сторону и возвращаюсь на поляну. – Ты тут пофантазируй еще, а я спать, пожалуй.
– Не веришь?
– Да ты сам послушай, как глупо звучит твоя сказка. – Не оборачиваюсь, пытаюсь разглядеть, куда поставить ногу, чтобы не споткнуться. – Когда планета погибла? Что тогда у меня под ногами? – Я топаю, трава шуршит, и что-то хлюпает снизу.
– Ну на вопрос «когда» я знаю ответ, – не дает договорить мне Киря и веселеет на глазах.
Он уверен, что сейчас меня убедит в своей теории.
– Отпраздновали миллениум?
– Ну и?
– Очередной год начался?
– Обычный, ничем не примечательный. Просто перевернул страничку календаря и вышел на работу утром.
– Не просто. Не очередной. Пресловутый «парад планет». – Он разводит руками и делает ртом звук пердежа. – Все. Финиш. Конец света наступил. Планеты выстроились.
С фантазией у него – дай бог каждому. Будь я лет на двадцать моложе, наверное, испугался бы.
– У нас нет тел, – продолжает он своим загробным тоном. – Мы не дышим, не едим, не пьем.
– Зато срем, – перебиваю малыша, потягиваюсь и зеваю.
– Ты увидишь. Я покажу. Пока сам не потрогаешь, не убедишься.
Ладно, думаю, лучше промолчу. Иначе это не закончится, до утра буду слушать.
– Сам поймешь. Если захочешь.
Он еще долго что-то рассказывает. Но я не слушаю. Сижу у костра, наблюдаю за искрами. Паренек все шепчет-шепчет. Убаюкивает.
– Мы не люди. Мы не живем, – говорит Киря, и я засыпаю.
Пятница. Для таксиста прекрасное время. Начинается чес. Тьма заказов, деньги рекой.
Я всегда стараюсь с четверга выспаться получше. К выходным нужны силы. Четверг – мой законный выходной. Тем более я заранее знал о «спецзаказе».
Спецзаказ – это своего рода джекпот для таксиста. Значит, дальний рейс, значит, один заказ, зато какой.
В эту пятницу везу компанию охотников, как я таких называю – охотники-белые-воротнички. Ружья у них, естественно, имеются, униформа по высшему разряду, манок на утку, арсенал спиртного. Вот только не умеют ни черта белые воротнички.
Стою у подъезда.
Выходят натуралисты. С ними идет опытный, завсегдатай лесов и болот, красноносый егерь. Уж он-то знает, где бродить, на кого охотиться и как правильно пить.
– Одежда?
– Есть.
Егерь зачитывает, проверяет и вычеркивает из списка.
– Рюкзак для вещей?
– Есть.
Он складывает рюкзаки в мой багажник. «Вежливый и услужливый». Я хочу помочь, но красноносый, от которого доносится запах перегара, отстраняет меня, мол, «что я, сам не управлюсь? Я, по-твоему, баба?».
– Ружье, чехол для ружья? – вычеркивает. – Вижу. Экстрактор? – вычеркивает и перелистывает. – Патроны, патронташ?
– Есть.
Они повторяют, припевают «е» в слове есть.
Проверяет у каждого нож, и чтоб обязательно с чехлом. Белые воротнички демонстрируют тесаки, заточенные до бритвенной остроты.
– Что, ребятки? Компенсируем размер в штанах? На хер вам такие огромные сабли? – Егерь смеется.
Складывает пакеты с едой. Многовато, как по мне, столько еды на троих. Они на месяц собрались, что ли? Хотя не мое дело.
– Еда, вода? – Егерь осматривает объем продуктов, выставляет один из пакетов на тротуар. – Это лишнее. Нам нужно на два приема пищи, можно с небольшим запасом. На природе, конечно, аппетит разыграется, но не до такой же степени. Этого, – кивает на багажник, – на роту солдат хватит.
Закуривает невероятно вонючую самокрутку, читает. Список в блокноте закончился, и он пытается вспомнить, что же мог не учесть.
– Тест для вас, – обращается к воротничкам. – Что я не проверил? Сейчас посмотрим, как вы подготовились.
– Навигатор, компас, – рапортует один.
– Аптечку, йод, бинт и прочее взял я, – докладывает второй.
– Сумка для «трофеев», внутри ее еще две такие же для каждого.
– А манки?! – Кажется, красноносого озарило. Вспомнил. И ткнул носом в кучу-белые-воротнички. – А? Что молчим?
Он расхаживает, как командир перед новобранцами. Сигарета коптит в зубах, воняет.
– Сам крякать будешь? Жопой своей?
– Вот, – протягивает один из воротничков егерю и словно извиняется: – Я взял.
– От молодец, племянник. Уважаю, – одобряет красноносый. – Все как дядя научил.
Компания садится.
Везу их в лес.
Обожаю такие заказы.
Случается, вызывают отвезти в одну сторону. Такое невыгодно. Ну как невыгодно. Все лучше, чем по городу. Но на этот раз заказ «туда-обратно». То есть довезу, высажу и буду спать двое суток, пока охотники нагуляются. Красота. Платят и за время ожидания, и за расстояние. Причем загородный тариф. Красота.
– Водила, – обращается племянник-воротничок ко мне тоном брутального военного, прошедшего не одну горячую точку. – Ты, если хочешь, вечерком подходи дичь на костре поесть. Мы-то сегодня много настреляем. На всех хватит.
«Вежливый и почтительный». Я молча соглашаюсь. А чего бы и нет? Когда я еще на природу выберусь?
– Вот салага косорукий, – хохочет егерь. – Ты из дробовика слону в упор в задницу не попадешь. Настреляет он.
Егерь громыхает смехом. Не то кричит, не то смеется.
– Но, шофер, – он обращается ко мне, – ты правда заходи на огонек, тебя угостим.
«Услужливый и внимательный». Я снова киваю, мол, обязательно, спасибо за приглашение.
– Петрович, ты ж говорил, нельзя пить на охоте. Зверь учует.
– Это тебе нельзя, рукожопый. – Он достает из-за пазухи бутылку и делает, судя по запаху изо рта, далеко не первый глоток. – Меня зверь знает. Не боится. Я сам зверь. – Он звонко отрыгивает, словно в подтверждение своих слов.
Открываю окно на проветривание.
Едем.
Часик, полтора – и лес.
Воротничок показывает чехол. Говорит, что в этот раз прикупил новенькое ружье.
– Remington 870 Wingmaster. Ствол семьсот одиннадцать миллиметров.
– О. Бесспорно, коллега, «Ремингтон» – знаменитый ствол, – поддакивает второй и с видом эксперта развивает мысль: – Я, конечно, хоть и не шибко разбираюсь в ружьях, но уверен, что в наших-то краях помповые не особо популярны.
– Да, «помпа» скорее американская классика, – соглашается косорукий племянник.
Воротничок продолжает хвастаться, сыпет фразами из рекламы магазина на диване. Wingmaster, говорит, с длинным дробовым стволом и четырехзарядным магазином.
– Простота и надежность!
– Да. Не спорю. Икона ружей!
Воротнички хвалят друг друга. Подбадривают.
– Говно твоя икона, – перебивает краснощекий и опять глушит нас своим смехом.
Его хохот переходит в кашель. Он вытирает рукавом слюни и оборачивается к своим спутникам.
– Охотника определяет не ружье, а умение, опыт и чтоб руки не из жопы. – Егерь отпивает из фляги. – Я со своего ржавого «Ижа» сумку нахерачу, пока ты с пукалкой своей будешь бегать и искать, где у нее отполированный блестящий спусковой крючок.
Воротнички умолкают. Думаю, правильно делают.
Здесь, как с полицией, каждое ваше слово может быть использовано против вас, только не в суде, а для унижения. Егерь Петрович допивает свой напиток и, сопя и кряхтя, наблюдает за дорогой.
Рулю, а сам думаю: что людей толкает на охоту? Нет, всякие оправдания, типа просто по лесу погулять, не подходят. Хочешь погулять, на кой ружье тащишь? Инстинкт, первобытные позывы? Добыть мамонта, сожрать, расстелить шкуру в пещере и отыметь на ней женщину? В чем романтика? Поесть мяска? Я и сам не вегетарианец, ем все подряд. С комфортом с прилавка выбираю сочный кусочек откормленного бычка, на сковородку бац, и готово. На кой охотиться? Дикое мясо не самого высокого качества, жесткое, с запахами, еще и больное чем-нибудь. Не понимаю и не уважаю охотников. Сплошной выпендреж. Но деньги не пахнут.
«Вежливый и услужливый». «Внимательный и тактичный».
Прибыли.
– Дальше не проехать.
– Нормально. Дальше нам и не надо.
Можно было, конечно, попытаться протиснуться на полянку, но потом отмывать машину…
Останавливаю, высаживаю.
Предлагаю помочь поставить палатку, пока охотники отправятся за добычей. Все равно ждать. Нечем заняться. И мне не сложно.
– Давай! – говорит мне егерь и командует воротничкам: – За мной!
Воротнички, как утята за мамкой, след в след топают за краснощеким. Скрываются в чаще, крякают манки, и я слышу, как Петрович кроет благим матом своих городских охотников.
Я занимаюсь палатками. Колышки, веревки.
Теплый денек, солнечный.
Из машины ведущий обещает к обеду мелкий дождь, говорит, будет пасмурно с прояснениями. Смотрю вверх, на небе ни тучки.
Пока я вожусь с палаткой, один из воротничков уже возвращается. Часа не прошло. С пустыми руками, ни ружья, ни сумки. Злой, нервный весь, дерганый, недовольный. Из шеи сочится кровь. Где-то успел поцарапаться белый-кровавый-воротничок. Держится за рану.
– Вези в город!
Я спрашиваю, а как же остальные? Бросить их в лесу?
– Плевать, сами выберутся. Видишь? – показывает мне шею.
Смотрю, а там и не рана вовсе, так, чуть заметная ссадина. Пластырем залепил и иди себе дальше.
– Там всего лишь ссадина. Давай заклеим?
– В город вези! Я заказывал твое такси. Вези в больницу, пока не истек кровью или заразу не подцепил.
Что ж. Заказ на самом деле на его имя. Оплачен.
«Вежливый и почтительный». «Приветливый и ненавязчивый».
Завожу мотор. Едем в больницу.
Оставляем палатки с колышками, егеря с флягой, пузатого племянника с Wingmaster с длинным помповым стволом на вольные хлеба с дичью.
Может быть, если будет настроение, вернусь за ними. Заберу. Место я запомнил, и совесть хоть и не полностью, но имеется.
Этим утром я проснулся от холода. Костер, похоже, давно погас, серая горка пепла не дымится. Кирилл лежит головой практически в кострище, сладко так спит, даже завидно.