Сони нигде нет.
– Смылась.
Проверяю карманы – купюры на месте. Порядок. Смылась и смылась, главное, ничего у меня не стащила.
Собираю ветки, поджигаю. Грею руки, растираю ноги, но зубы стучать не прекращают.
– Вставай.
Тыкаю носком ботинка в бок пацана. Нужно выбираться отсюда. В город или еще куда.
– Нужно выдвигаться.
Кирилл открывает один глаз, улыбается.
– Доброе утро, Вова.
Он садится и умывается сухими грязными пальцами. Лениво встает, потягивается.
– Отлично выспался, – говорит, поднимает открытую бутылку газировки и звучно пьет.
– Да уж доброе, – отвечаю и усаживаюсь ближе к костру.
– Ты как? Переварил новость?
– Какую?
– Ну я вчера тебе глаза открыл. Ты умер. Тебя нет.
– Угу.
Переварил. Только вот если я труп, что ж так хреново сегодня?
Кирилл отходит к дереву, опирается рукой и готовится полить кусты.
– Хреново – это по привычке. Оттого, что ты знаешь, что должно быть так. На самом деле тебе ни тепло, ни холодно.
Опять читает мои мысли. Он на самом деле чем-то обладает? Каким-то даром или способностью. Или это я настолько предсказуем?
– Нет. Это стадия «Отрицание». Я об этом тебе тоже говорил. Нужно пережить. Непросто, понимаю.
Он говорит, что мне сейчас кажется, что произошла какая-то ошибка. Что все сказанное вчера ложь, пацан все выдумал. Говорит, что мое сознание ищет логические доводы, чтобы скрыть от себя реальность.
Я улыбаюсь.
Не угадал, мелкий. На этот раз не прочитал мысли.
Я думаю, что он просто спятил, что ему, прыщавому фантазеру-суициднику, к доктору срочно, в смирительную рубашку и в мягкую комнату. Пока на самом деле не наложил руки на себя.
– Думаешь, что это все шутка?
Я не отвечаю.
Он шумно заканчивает поливать, застегивает ширинку и возвращается к костру.
– На начальном этапе, на стадии отрицания, люди боятся. Страх мешает принять неизбежное. Не бойся. Поздно бояться.
Он хохочет.
– Вова, планеты больше нет. Совсем нет!
– Хорошо-хорошо. Не надо кричать. Голова раскалывается.
Хочется поскорее сменить тему. Уже напрягает его маниакальная фантазия.
– Куда Соня делась?
– Кто? – Кирилл прикидывается идиотом.
Я не отвечаю.
– А, моя стриптизерша? Да здесь где-то бродит. Никуда не денется, ее паспорт вот. – Он хлопает себя по штанам.
Кирилл засовывает руку в свой волшебный карман и достает документы Сони. Читает вслух, Пригоршнева Екатерина Павловна.
– Откуда он у тебя?
– Прикинь, нашу Соню Катя зовут.
– Откуда он у тебя? – повторяю вопрос и прошу отдать документы.
– Ее настоящее имя тебе ни о чем не говорит?
– Дай сюда!
Мелкий вытаскивает из кармана еще несколько паспортов и протягивает всю стопку мне. Разворачиваю и роняю челюсть: паспорт моего начальника, мой и еще какого-то неизвестного мужика.
Я смотрю на Кирилла.
Он понимает мой немой вопрос.
– Это того инспектора, что просил у тебя открыть багажник. Помнишь? Толстяк с полосатой палочкой.
Да плевать я хотел на другие паспорта. Откуда у него мой? Я его не брал, он должен сейчас лежать дома, в тумбочке, в папке, надежно запакованный вместе с остальными важными бумажками.
– Что за фокусы?
Пытаюсь подняться, но тело не слушается.
Я связан.
Как тюк, валюсь набок. Веревка стягивает ноги и руки. Я дергаюсь, рычу, пытаюсь вырваться. Но чем сильнее напрягаюсь, тем туже затягивается веревка.
– Я тебе уже сказал. Расслабься. Тебе надо пережить. Надо переварить информацию.
– Да ты совсем охренел?! А ну развяжи! Развязывай, я сказал!
– Успокойся. Надо переварить.
– Ух, падла, только выпусти! Я тебе так переварю, ганд…
На полуслове липкая лента закрывает мой рот. Я кричу «падла, сволочь, скотина», а выходит лишь невнятное мычание.
– Успокойся и послушай.
Он смотрит на меня, корчащегося на земле, и говорит, чтоб внимательно слушал.
– Планеты нет. Все погибли. Лишь угасающее сознание продолжает нестись. Люди застряли. Остановились. Им кажется, что ничего не меняется, будто жизнь продолжается. И им, и тебе просто кажется. Так удобно, понимаю. Но все кончено. Ты должен это услышать. Не ушами. Выключи мозг!
Я пытаюсь освободиться.
Бесполезно. Эту веревку мне не разорвать.
Все погибло, продолжает Кирилл. Развитие остановилось. Сам подумай, говорит. За последние годы что изменилось? Никаких новых научных открытий, никаких новых музыкальных произведений. Сплошные ремейки да ремиксы. Все повторяется, создает иллюзию развития. Мода, искусство, наука. Весь мир замер. Все. Конец.
– Смерть.
Я уже не дергаюсь, лишь мычу. Хочу, чтоб он меня развязал. Стараюсь казаться спокойным.
– Все, – говорю заклеенным ртом. – Я не злюсь, отпусти.
Мычу, а он улыбается.
– Понимаю. У тебя много вопросов. Ты хочешь знать, как так вышло, что только я вижу реальность? Отвечу. Не знаю почему, но однажды проснулся и все понял.
Он говорит, что был совсем юным мальчишкой, когда наступил конец света. И не сразу понял, что произошло. Жил, как обычный ребенок. Ходил в школу, играл во дворе. С нетерпением ждал, когда же наконец подрастет и сможет носить куртку, которую ему подарил подвыпивший пожарный. Подарил за то, что просто помог тому добраться до трамвайной остановки. Фантазировал, как он будет гулять в форме пожарного, как все его друзья обзавидуются. Но однажды заметил, что его тело прекратило расти. Сознание взрослело, его больше не интересовали детские мечты, а тело по-прежнему оставалось маленьким.
– Взрослый, запертый в теле ребенка.
В какой-то момент «день сурка» настолько запутал, что мальчик потерял счет времени.
– Я перестал ходить на занятия. И этого никто не заметил. Потом перестал пить и есть. И ничего не изменилось. Не умер и даже не похудел ни на грамм.
Кирилл наблюдал, как время остановилось. Как его друзья, родные проживают в беспамятстве год за годом. Он решил, что они заперты в своих коротких сценариях. Они застряли, как тогда подумал маленький Кирилл, во временной петле. И их можно спасти.
– Но они все были мертвы. Как и я. Как и ты.
Трудно осознавать, что все умерли.
Но еще труднее, просто невыносимо смотреть, как самые близкие люди отворачиваются, отказываются верить. Ты знаешь наверняка, пытаешься объяснить, а тебя просто игнорируют.
– Я тебе рот развяжу. Только не ори. Я просто хочу с тобой поговорить.
Я мычу – да-да, отклей.
Киря дергает скотч, я сдерживаюсь, чтоб не выругаться. Он помогает мне подняться.
Прошу – развяжи. Но прыщавый отказывается. Говорит, что только после беседы освободит. Иначе, говорит, я сбегу.
Ладно, думаю, давай поболтаем, психопат малолетний. Киваю, продолжай, готов слушать.
Много лет назад Кирилл убежал из дома. Все его старания рассказать людям истину не увенчались успехом. Единственное, чего добился, – что его, как и следовало ожидать, упекли в психбольницу. Затем он долго скитался. В совершенстве научился пользоваться сознанием, научился менять окружения.
– Мир сказок ожил. Понимаешь?
Я киваю.
Любая фантазия стала реальной. Но все эти развлечения скоро наскучили. Кирилл говорит, что сейчас он чувствует себя самым одиноким во вселенной. Из кармана может достать что угодно. Может из воздуха возвести дом, замок, да хоть целый город. Может все, но не с кем разделить.
– Чего ты от меня хочешь?
Ищет во мне друга? Я выбираю слова, надо как-то повежливее, поспокойнее. Надо, чтобы развязал.
– Мне не нужны друзья. – Он опять отвечает на мои мысли.
Как он это делает? Жутковато.
– Слишком долго я живу в этом мире. Устал. Я хочу прекратить. Прошу. Помоги мне. Ты поможешь мне умереть. А взамен я научу тебя всему, что знаю и умею.
Он хлопает в ладоши, и на поляну выходят лошади. Два скакуна. Красивых, с тиснеными седлами.
Он забирается на одного.
– Не велосипед, знаю. Но на лошади куда комфортнее в лесу, чем крутить педали.
Мне и страшно, и любопытно. Какой странный пацан. Он не фокусник, он на самом деле волшебник.
– Давай. Соглашайся. Вижу же. Заинтересовал тебя.
Он предлагает, чтобы я его убил, а взамен сделает из меня колдуна? Сделать из меня убийцу взамен исполнения всех моих желаний.
– Тебе не нужно меня убивать. Назовем это помощь. Я сам хочу умереть. Это не убийство.
На этот раз я не удивлен, что он прочитал мои мысли. Наверное, на моем лице сейчас все написано. Но на самом деле в его словах есть смысл. Это как эвтаназия. Это – как прекратить мучение.
– Начнем обучение?
– Для начала развяжи. – Не успеваю договорить, замечаю, что на мне нет никаких веревок.
Индиго или как таких детей называют?
Колдун. Маг. Другого объяснения не нахожу. А еще я не нахожу свой паспорт. Он испарился вместе с веревками и другими документами.
– Давай. Едем со мной.
Я сомневаюсь.
Заманчивое предложение. Не каждый день тебе предлагают стать суперчеловеком. Стою как вкопанный. Смотрю на огонь, на лес, на появившихся из ниоткуда лошадей.
Вернуться домой? Если пойти в ту сторону, часа три ходу – и трасса. Выберусь как-нибудь попутками в город. Посадят в тюрьму? Или нет. Скажу, в заложники взяли. Не по своей воле вынужден был уходить от погони. Пригрозили оружием и сказали – гони. Репутация у меня кристальная, может, поверят.
Или нет?
– Решайся уже. Что ты мнешься?
Пытаюсь забраться на лошадь, та лягается, фырчит.
– Смелее! – советует Киря и смеется своим противным смехом.
Цепляюсь за гриву, кое-как взбираюсь в седло.
Управлять лошадью не доводилось, но интуитивно понятно, куда тянуть и как сидеть.
– Эй! Не оставляйте меня.
Из леса выходит Соня. Заблудилась, наверное. Не знает, как выйти, наверное, а может, хочет побольше подзаработать.
– Залезай, – командует Кирилл, и она садится на коня позади него.