– Лесбосекта? Серьезно?
– Ну как лесбо. Большинство из них просто ненавидело мужчин. Женщин тоже в постели видеть не мечтали, но гордо называли себя лесбосестры. – Соня глотает вино, смотрит на меня.
Тут я не выдерживаю, разрываюсь от смеха.
– Да-да. Чего смеешься? Так все и было. Собираются они такие вечерком, напиваются и хвастаются друг перед другом новыми сумочками и дорогущими туфлями.
Соня смеется вместе со мной. Она думает, наверное, что я смеюсь от того, как она их описывает.
Кое-как удается справиться со смехом. Машу ей, продолжай.
– Я, естественно, не причисляла себя к объединению, просто в тот момент выбора не было.
Обманутые, брошенные или просто идейные дамы обсуждали и планировали переворот.
«Заменим синие таблеточки на жаропонижающие!» – кричит одна.
«Пусть эти вислобрюхие макаки протыкают вялыми членами друг другу задницы!» – заходится другая.
«Мы наведем порядок! Заставим уважать! Укажем озабоченным шимпанзе на их место!»
– Да! – кричат женщины хором.
Мне не по себе.
Соня так ярко описывает события, что картинка всплывает перед глазами. Я словно сам побывал на одном из этих тайных собраний лесбосестер. Не уверен, что готов дальше слушать ее сумасшедший рассказ. Но Соню не остановить. Она вошла в раж.
– Пожила среди них. Набралась ума-разума. Но, сам понимаешь, это не мое.
Соня смеется, гладит свои шелковистые колени.
Потом узнала, как можно быстро и просто заработать. Сначала на трассе, затем в отеле. Карьера быстро развивалась.
– Веселенькое время, – пытаюсь прекратить ее монолог.
– Не веселенькое. Мужчины становятся бешеными, когда узнают, что их прибор не работает, понимаешь? Как ни три, как ни крути. Только с препаратами. Бесятся. А кто виноват? Правильно, Соня. Это из-за меня у него не получается, понимаешь?
Она показывает руками пощечины.
– Раз по лицу, другой. И постоянный клиент перестает нравиться. Один синяк сходит, на его месте появляется другой.
Я делаю глоток вина.
Кажется, сейчас я могу сформулировать. Соня говорит так, будто на самом деле видела те события. Свидетель, но не участник. Наверное, это на самом деле произошло, но, например, с ее подругой. Или же она сочиняет на ходу, тогда беру свои слова о ее воображении обратно.
– А чего ты не нашла нормальную работу?
– Образования никакого. УВЧТ закончила, и все.
Что за УВЧТ, думаю, но уточнять не хочется. Университет владения частями тела? По специальности «мастер на все руки»…
От своих рассуждений я улыбаюсь. Перестаю ее слушать и продолжаю фантазировать, какие могут быть дисциплины в подобном вузе.
– Да, высшее сексуальное, – говорит Соня.
Я отвлекаюсь на слове «сексуальное», смотрю на Соню, на направленный в мою сторону ее средний палец. Вино застревает в горле.
– Что?
– С красным дипломом. Мастерица на все части тела, как ты и сказал.
Но я ничего не говорил. Она, как Киря, проникла в мои мысли? Поняла, о чем я так усердно думаю?
Уверен, я опять краснею. Уши горят, лоб потеет. Она чувствует, что мне стыдно, и добивает.
– Навыки ночной жрицы за плечами, конечно, не таскать, но в обычной жизни, в которой требуются дипломы бухгалтера, медсестры и преподавателя, подобное образование не помогает.
– Извини, – говорю и хочу сменить тему.
– Остаются малопрестижные – сиделка, сторож, коренщица, оператор ведра и тряпки. Малопрестижные и малооплачиваемые.
Малооплачиваемые не значит плохие. Думаю, а вслух произношу:
– Извини.
– Ладно. Проехали. В общем, так я стала танцовщицей.
Угу, думаю, стала танцовщицей. Балерина просто.
– Еще раз так подумаешь и будешь веточкой выковыривать свои обцарапанные и обугленные глаза из костра.
– Да как?
Сколько можно проникать ко мне в мысли? Тем более проверять мою реакцию на банальные выдумки. Скажи она хоть слово правды. Да лучше бы просто молчала. Станцевала бы свой стриптиз, и все.
– Я не сочиняю. И все мои слова правда. И я не собираюсь молчать.
– Станцуешь для меня? – говорю вслух. Лучше перебить. И так, и так знает, о чем думаю, уж лучше вслух сказать.
Соня не отвечает.
Костер потрескивает. Кирилла все еще нет.
Она не отвечает, а я больше и не спрашиваю. Смотрю на огонь. Желтые языки костра подбрасывают искры к небу. Я наблюдаю, как изгибается уголек, толстая ветка прогорает и вот-вот сломается пополам.
Тыкаю в огонь палкой, хочу подровнять.
Желтые огни занимаются, они, словно чернила, расползаются, формируют силуэты. Я вижу контуры людей. Языки пламени изгибаются, и я вижу перекресток, проносятся машины. Я вижу, как желтые искры подмигивают. Мигают, становятся красными.
Я вижу светофор.
Вижу маленькую Катю, я знаю, что это Соня. Я держу ее за руку. Мы ждем, пока проедут машины, чтобы перейти улицу и заглянуть в продуктовый за фруктами.
Я держу ее за руку, а Соня вырывается.
Искры снова мигают, подпрыгивают и становятся зелеными.
– Пошли.
Я тащу непослушную девочку по пешеходному, ругаю, а она выворачивается и бежит к газетному киоску, на витрине которого стоит кукла.
– Катя! Мигом сюда!
Кричу, зову Соню, свою дочь. Стою посреди перекрестка. Слышу длинный гудок фургона.
– Катя! Кому сказала?
Костер разгорается. Обжигает лицо.
Поворачиваю голову.
Хлопок.
Треск костей. Крики прохожих.
Теперь я один из прохожих. Смотрю на девочку, на женщину под колесами грузовика.
Я смотрю, искры выпрыгивают из костра в небо.
Как любой мальчишка, я любил все, что связано с техникой. Любые машинки, самолеты, вертолеты, запах бензина, грязь машинного масла.
Сопротивляюсь, но продолжаю вспоминать. Это она. Это Соня забирается в мои воспоминания, заставляет все ей показать…
Удивительно, насколько ярко и подробно я помню тот период.
Помню, с каким интересом наблюдал, как разбирают и ремонтируют карбюратор, варят раму, прикручивают детали двигателя. Пробирался через забор автостанции, усаживался на крыше гаража и наблюдал.
Еще оружие. Естественно.
Оружие, мишени, порох. Полдетства провел в тире.
– Приготовиться к стрельбе!
Особой меткостью, к сожалению, не отличался, но получал от процесса несказанное удовольствие.
– Заряжай!
– Соня, убирайся из моей головы…
– Огонь!
– Брысь отсюда…
– Разряжай!
Техника и оружие. Страсть любого мальчишки.
– Оружие к осмотру.
По команде машинально двигаю руками.
Как робот на конвейере, точно и быстро выполняю. Удерживаю оружие в направлении мишени, выключаю предохранитель. Отвожу затвор в крайнее заднее положение и ставлю его на затворную задержку.
Сижу у костра, двигаю в воздухе руками.
Достаю обойму, вкладываю магазин на рукоятку под большой палец руки, удерживающей пистолет. Обязательно нужно, чтобы подаватель магазина был на два-три сантиметра выше затвора.
– Осмотрено! – произносит Соня.
Беру магазин в свободную руку, снимаю затвор с затворной задержки. Жму, вернее, как правильно называется – произвожу спуск курка на прямой руке в направлении мишени.
На прямой, в направлении… Все, как учили. Все, как сотни раз дрессировали.
Включаю предохранитель, вставляю магазин в рукоятку. Убираю пистолет.
Удивительно, насколько свежи воспоминания.
– Смена, к мишеням шагом марш!
Нас готовили качественно.
В армию пойду, буду лучшим стрелком. Вернее, лучшим стрелком-мазилой, знающим назубок порядок и точно выполняющим последовательность подаваемых команд.
Если на весы поставить машины или оружие, не задумываясь выберу первое. Может, оттого, что водить еще не пробовал, а в стрельбе уже успел разочароваться.
Мой выбор – техника.
А если объединить технику и войну? Да, вершиной экстаза в детстве было забраться на бетонный парапет военной части и следить, как маршируют солдаты.
На плече у них автомат, на ногах сапоги. А что еще надо?
Командир раздает приказы, и строй занимает свои места в грузовике с огромными колесами.
Без сомнений, я обязан стать военным. Причем обязательно водителем.
Время шло, интересы менялись. Стрельбу я забросил окончательно, но желание управлять военной техникой никуда не делось.
Школьные годы пронеслись незаметно. Выпускной класс, выпускники, и я единственный из параллели, кто мечтает попасть в армию.
Каждое утро отжимания. Пробежка. Гантели и турник.
Готовлюсь. Отмечаю в календаре дату. И вот настал день призыва.
Мы с другом явились в военкомат на медкомиссию.
Остается один шаг, и я солдат. Да не просто какой-нибудь там. Механик-водитель. Даже если предложат в спецназ, откажусь и буду проситься в автомобильные войска.
Я слышал, если сам попросишься, не откажут.
Военкомат. Тот еще цирк. Обязательная процедура – раздеться и в одних трусах, с тапочками на ногах, с листом для отметок в руке обойти всех врачей.
В коридоре выстраивается очередь бесштанных призывников. Галдят, хохочут. Мы с другом садимся на скамейку, ждем очереди, иногда смеемся над чьим-нибудь смешным анекдотом.
Как же звали моего друга?
Удивительно, насколько детально и точно помню те времена и никак не могу вспомнить имени лучшего друга. Знаю, что он там был. Знаю, по-моему, как выглядел. Но…
Не суть важно.
Призывники по очереди заходят в дверь, и никто не выходит. Похоже, так устроена система кабинетов, что из одного попадаешь в следующий и так по цепочке, по кругу до самого выхода в раздевалку.
Подходит моя очередь.
Захожу в кабинет.
– Встаньте левым боком, закройте правое ухо.
В принципе обыкновенный медосмотр. Один врач занимается мной, другой за столом заполняет листок и опрашивает другого призывника.
– Встаньте на весы, выпрямитесь, чтобы измерить рост.
Я встаю на весы. Буквально секунда.
– Проходи к столу.