Я сажусь ко второму доктору, аккурат в тот момент, как заходит в кабинет следующий бесштанный.
Осмотр продвигается быстро.
Все сводилось к: зашел, поговорил, карточку отдал, подождал, забрал и топаешь к следующему врачу.
Пока все идет как надо. Но расслабляться я и не собирался. На здоровье не жалуюсь, но кто их, врачей, знает.
Выищут что-нибудь.
Больше всего я переживал из-за зрения. Вроде как без очков хожу, но от постоянного чтения заметил, что зрение теряет остроту. Вижу нормально. Но кого я обманываю, единицей там и не пахнет.
Поэтому перед походом к врачу я вызубрил таблицу. Запомнил, где какая буква и на какой строчке. Даже если не увижу, по памяти назову.
– Закройте левый глаз, читайте.
Он тыкает указкой по таблице, я называю «И», «М». Строчка расползается, и я стараюсь вспомнить, что за буква в той области, куда он показывает. «Н», «К». Голос дрожит, сейчас дед все поймет.
– Закройте правый. Что за буква?
– «Ы».
– Еще раз посмотрите.
– А, нет. «Н». Это буква «Н».
Он двигает указкой.
– Эта?
– «Б».
Я глотаю сухим горлом, слышу, как стучит мое сердце. «Тук-тук». Он сейчас меня уличит. «Тук-тук».
В листке офтальмолог что-то пишет. Возвращает мне лист. Написано заветное «годен». Сердце ликует. Стучит еще громче, отдается громом в висках.
Удалось! Возможно, врач все понял, но решил подыграть. Плевать. Главное, зрение – «годен»! Плевать, что не вижу последнюю строчку. Плевать, я не собираюсь в снайперы.
Главное, годен.
Иду в следующий кабинет.
Изрядно замерз. Вроде батареи теплые, но замерз. Потерплю. Главное, прошел глазного. Одной ногой я уже сижу в БТР или танке.
Следующий кабинет.
– Спустите трусы.
Пронзительный взгляд доктора направлен на мой пах. Разглядывает, что-то отмечает.
– Поднимите член. Так-так.
Я послушно выполняю.
Любопытный доктор с очками на носу внимательно смотрит. Наклоняет голову набок. А его руки в резиновых перчатках. Нехорошие мысли лезут в голову. Зачем ему перчатки?
– Опустите. Так-так.
Он снова что-то пишет, а я стою со спущенными трусами, жду. Он все пишет и пишет. Смотрит и пишет. Роман строчит или с натуры срисовывает? Там в листе и места для записи столько нет…
– Все в порядке. Одеваемся.
В какой-то момент я было решил, что с моим прибором что-то не так. Строгий доктор с таким видом записывал… Но «все в порядке, одеваемся».
Подтягиваю трусы. Хорошо, что не пригодились его перчатки.
Тем временем на одного врача я ближе к своей цели. На один шаг я ближе к БТР или танку.
Дальше по коридору в очередной кабинет, к очередному врачу.
Это на самом деле я так рассказываю. В действительности все было слегка иначе. Военкомат пропитан отборной нецензурной бранью и всякими до того времени мне неизвестными экстравагантными ругательствами. Доктор обращался скорее «Эй, ты. Подойти! Ухо закрой. Да не это, придурок, ебанько конченый, другое ухо!». Иногда я искренне не понимал, чего от меня хотят, переспрашивал, в ответ на что выслушивал еще более сложные и непонятные конструкции.
Ладно.
Оставался кардиолог. Последний. И возле его кабинета образовалась толкотня. Кто-то прыгал от радости, другие стояли грустные.
– Кто последний?
– Я, – оборачивается парень с татуировкой какого-то зверя на плече.
Какого-то, потому что рисунок очень плохого качества. Возможно, это должен был быть волк, или тигр, или медведь, или лохматый леопард. Сейчас это непонятный зверь размазанно-темно-сине-зеленого цвета. Мастеру – респект, получился артхаус.
Очередь двигалась медленно.
За мной скопилось человек пять. Несколько раз к нам выходил врач и просил быть потише.
Ну как просил… «А ну, закрыли пасть, твари, пока я добрый!»
На несколько минут это помогало, но когда к нам подтягивались новенькие, все повторялось по новой.
На стене висит плакат «Военная служба – дело настоящих мужчин». Написано красной краской, через трафарет, неаккуратно и с ошибками.
Захожу.
Доктор листает мою карточку. Недовольно причмокивает.
– Встать! Садиться не надо.
Я подскакиваю, извиняюсь.
Смотрит на меня.
Впихивает в уши стетоскоп и холодной мембраной приставляет ко мне. Выслушивает что-то. Сердечные тоны и шумы или еще какую хрень.
– Повернись спиной.
Снова слушает, пишет.
– Раньше были проблемы с сердцем?
Я мотаю головой.
– Нет.
– Куришь?
Я обманываю, говорю опять «нет».
Он протягивает мне бумажку.
– Пройдешь более полное обследование в больнице. Вот направление.
Земля уходит из-под ног.
Все? Не покататься на танке?
– Сколько мне осталось, доктор?
Тот смеется и показывает на дверь.
Ему смешно? А мне вот что-то не очень. Предстоит прилечь в больничку, и неизвестно еще, возьмут ли теперь в армию.
Делать нечего, прошел обследование.
В старой больничной палате одиннадцать коек. На каждой лежит по дряхлому деду. Воздух… хоть топор в комнате вешай, видимо, бравые престарелые артиллеристы состязались в стрельбе своими забродившими кишечниками. Лежал… с начисто выбритой грудью, весь утыканный присосками с каким-то прибором. Лежал и терпеливо ждал.
Удивительно, я помню, как чешется кожа под пластырем с присоской, но не могу вспомнить, как выглядел врач.
Целую бесконечную неделю ждал диагноз. И в итоге вердикт – «Не годен».
Это приговор. Это рушило все мои планы. Что теперь? Идти дальше учиться я не чувствовал в себе ни способностей, ни желания. Жениться? Спасибо…
Дома поздравляют. Ай, какой молодец! Не годен! Свобода… Друзья завидуют, спрашивают, как мне удалось одурачить врачей. А мне горько.
Я-то и с девушкой не заводил отношения. Все собирался в армию. Зачем заставлять ждать? Навязывать обязательства. Тем более не дождется. А вдруг еще хуже, дождалась бы. А я вернулся бы и понял, что не нравится она мне.
«Не годен».
И что сейчас, куда податься?
Советчиков оказалось у нас полгорода. Каждый норовит поделиться мудростью и подсказать, как мне жить.
– Вот я в твои годы, если бы…
Кто постарше, заводил беседу с фразы: «Мне б теперешний ум, да в твои годы». После чего я выслушивал бесконечный треп о загубленном таланте, попусту растраченном времени и неудачных обстоятельствах, помешавших рассказчику достичь вершин. Если бы вернуть время, ох как зажил бы…
Я готов учиться на чужих ошибках. Вернее, хочу. Но, как известно, чужой опыт остается чужим. И все советы мудрых поживших растворялись в памяти спустя полчаса.
«Попробуй переехать в другую страну…»
Вот эта часть советчиков убеждена, что все плохо из-за страны, в которой вынуждены жить по тем или иным причинам.
Ох, как же счастлив иммигрант. Ты только представь, там же уровень жизни, зарплата, климат.
Слушаю и понимаю: человек рассуждает о том, в чем не разбирается. Он описывает идеальный мир, который увидел на экране, и уверен, что во всем виновато окружение.
Я не радикальный патриот. Но на этот счет у меня закрепилось свое убеждение. Оно звучит, как пословица: «Где вороне ни летать – все говно клевать».
«Начни бизнес…»
О да. Вот здесь начинаются советы от сведущих. Во-первых, они не понимают, какой из меня «бизнесмен». Во-вторых, сами в бизнесе ни бум-бум.
Их рассказы сводятся к «легкой бизнес-модели», ничего делать-то и не надо, просто начинаешь бизнес и получаешь деньги. О том, какой именно бизнес начать и где найти средства для старта, умалчивают.
Я прям вижу, как пацан после школы заходит в банк и просит кредит на открытие фабрики по производству подшипников. Меня даже слушать никто не станет.
«Не слушай никого, только своих родителей…»
Хороший совет.
Кто ж лучше всех знает меня, понимает и трезво оценивает мои возможности и способности?
А родители:
– Иди учиться. Получи высшее.
Учиться? На хрен, и так умею.
Посидел, поразмыслил. Прикинул, на что гожусь.
Такси.
А что? Чем не работа?
Буду водителем такси.
Кажется, именно так и рассуждал. И техника тебе, и война, если пьяный клиент.
Таксист – мое призвание. Стану лучшим в своем деле.
«Услужливый и внимательный». «Усердный и тактичный».
Соня отпускает меня.
Выдыхаю, откашливаюсь, морщусь.
– Странные воспоминания, – говорит Соня. – Что-то с ними не то.
– О чем ты? – спрашиваю, все еще задыхаясь.
– Не знаю. Пока не знаю. Твои воспоминания… Неестественные. Какие-то ненастоящие. Словно их кто-то придумал за тебя и заставил поверить в их реальность.
Сегодня пасмурно. Гадкие серые тучи.
Пока раннее утро, и прыщавый еще не успел загрузить нас своими упражнениями. Есть пара часов свободного времени. Правда, пока не ясно, куда потратить эти пару часов в такой глуши. С Соней разговаривать больше нет желания.
Иду к туалету.
Ботинки еле волочу. Мокрая трава елозит под ногами.
От постоянной концентрации состояние, словно кто-то высосал из меня всю энергию. А тут еще мокрая, липнущая трава. Шарк-шарк. Спотыкаюсь. Упираюсь рукой в мягкую грязь. Матерю склизкую жижу, растираю ее между пальцев.
Внешне вроде все в порядке. Я могу ходить, дышать, улыбаться, смеяться, но внутри, как лучше объяснить, внутри меня выжженная черная бездыханная пустота. Грязь, как эта слизь между пальцами. Усталость скопилась и давит-давит, ни на минуту не перестает сжимать.
Кое-как добираюсь до уборной. Обыкновенная, сбитая из неотесанных досок кабинка, в полу проделано отверстие, и смердящая яма.
Киря – странный романтик. Говорит, что может создать из пустоты все, что угодно. Хоть горы золота. И тут такое. Покосившаяся избушка и удобства на улице.
Сажусь. Держу рукой дверь, засов на которой отвалился, держу так, чтоб хоть немного воздуха могло проникнуть в феноловую сероводородную камеру пыток.