Раздается выстрел.
Егерь радостно кричит:
– Попал! Ха-ха! А ты говоришь, Remington. Помповик. «Иж» – наше все!
Соня падает в траву, недалеко от колодца. Метрах в десяти от меня. Не могу разглядеть, но чувствую, что она еще дышит.
– На хрен?! – кричит недовольный племянник.
– Попал.
– Ну зачем? Я же не закончил с ней. Я почти догнал…
Воротничок пристраивается к лежащей девушке, бормочет себе под нос, но я прекрасно слышу его возбужденное «ничего-ничего, ты еще тепленькая, моя красавица».
Егерь с крыльца кричит на родственничка, говорит, что ему противно от мысли, какой же больной ублюдок его племянник. Злится, но ничего не предпринимает, звучно плюет и, судя по звукам, скрывается в избе.
От колодца доносятся шлепки, озабоченные фырчанья охотника, Соня молчит. Мертва? Нет-нет, я чувствую ее сердцебиение. Слабый пульс, короткие вдохи.
Я должен что-то сделать.
Я должен помочь.
Концентрируюсь. Напрягаюсь. Сквозь стиснутые зубы рычу.
Удалось!
Упражнения не прошли даром, мать их! Встать за спиной, почувствовать напарника, стать одним целым, повторить движения. Полезный, мать его, навык.
Удалось!
Справился!
Получилось что-то. Что-то не такое, как я себе представлял. И вот я лежу в траве, руки-ноги немеют, пальцы словно отсохли, голова раскалывается от удара, кровь капает на землю.
Лежу, слышу, догадываюсь, что происходит у колодца, и начинаю чувствовать.
Мать его, чу-вству-ю…
Я чувствую то же, что и она!
Чувствую, как тучная масса племянника громоздится на моей спине, Соня не в силах сопротивляться. Чувствую, как его руки раздвигают бедра, срывают трусики, розовые в горошек. Чувствую, как его грязная пятерня сдавливает грудь под майкой…
Чувствую и не могу ничего сделать. И не могу отключиться.
Соня практически без сознания лежит у колодца. Племянник кряхтит, старается кончить побыстрее, а я испытываю первый, да еще насильный гомосексуальный опыт.
Меня жестко, через тело девушки, насилует небритый пузатый охотник.
Я привык во всех ситуациях искать плюсы. Но сейчас, лежа в траве… Единственный плюс – я уверен, что точно не из этих. Такой степени отвращения я еще не испытывал.
Хотя нет, вот еще плюс, у племянника на самом деле очень короткий, не то чтобы я был эксперт по членам, но тем не менее. Не больше мизинца. Успокаиваю себя.
Соня еще дышит.
Я, к сожалению, тоже.
Так и живем.
Картинка словно замирает. Охотник с ружьем где-то в доме мародерствует, а может, просто пьет чай, его племянник насилует Соню, а я лежу в траве, стараюсь «отсоединиться» от девушки.
Веки слипаются от крови.
Проваливаюсь в пустоту.
Где-то вдалеке слышу голос Сони, Кирилла. Егерь, племянник. Точка на листе. Водоворот воспоминаний.
Отключаюсь.
– Смотри-ка. Кажется, очнулся.
Я не спешу открывать глаза. Кто-то рядом разговаривает. Жду. Слушаю.
– Выспался? – слышится знакомый смех прыщавого.
Киря! Пришел и спас нас? Спасибо, дружище! А вдруг нет? Может, он сейчас лежит рядом, связанный. Не открываю глаза. Проверяю.
Да нет…
Руки свободны. Шевелю ногами – ноги тоже свободны. Открываю глаза. Я лежу на диване возле телевизора.
Кирилл с Соней сидят за столом, ужинают.
– Как себя чувствуешь, герой? Хреноватенько выглядишь, должен тебе сказать…
Я не отвечаю на его издевки. Подсаживаюсь за стол.
Соня ужинает как ни в чем не бывало. Спокойная, всем довольная, полна сил и энергии.
Может, мне все это приснилось? Не было никаких охотников?
Я говорю:
– Мне все приснилось? Дурацкий сон?
– Э, нет, – хохочет прыщавый. – На вас напали. Это факт. Тебя вырубили, Соню подстрелили, – показывает на плечо девушки. – Бывает. Что уж тут… Нужно всегда быть готовым. Быть настороже.
– Вон. – Соня показывает в сторону печки.
Я оборачиваюсь туда.
Под самым потолком висят за шею, болтаются два тела. Егерь вместе со своим извращенцем племянником.
– Ах ты ж сука! – кричу я, хватаю табуретку и с разбегу ломаю ее об живот племянника. – Я т-тебе покажу, с-сука, как насиловать меня! Я! Тебе! Покажу! Сука! – отделяю каждое слово ударом.
Я бью, бью, пока табуретка не превращается в ошметки. Продолжаю молотить кулаками, ногами. Останавливаюсь, перевожу дыхание и с новой силой луплю ублюдка.
– Хватит, – говорит Кирилл. – Оставь уже.
– Он тебя тоже отымел? – удивляется Соня.
Вместо ответа еще раз бью племянника ошметками табуретки.
– Нет, скажи, че, правда? – не унимается Соня. – Отымел тебя?
Молча возвращаюсь к столу. Беру хлеб, пододвигаю тарелку и чашку. Из приборов чистая на столе только ложка.
– Есть хочу. Для меня осталось что-нибудь?
Соня подвигает кастрюлю.
– Только ужинать придется стоя, – смеется Кирилл. – Стул ты сломал об живот своего дружка.
Прыщавый катится со смеха. Соня улыбается и уступает свое место.
Сажусь и удивляюсь – на мне нет ни единой царапины.
Я записываю:
«Попытка № 72. Смерть от переедания.
Исключено.
Пациенту плохо. Включились защитные механизмы.
Живот раздут.
Смерть не наступает».
– Можно попытаться накачать тебя наркотиками. Это должно сбить с толку организм, и, возможно, тогда умрешь от обжорства.
Киря катается по полу. Объелся и в прямом смысле катается, как мячик с руками и ногами.
– Да оставь ты его. Нельзя умереть. Смиритесь уже. – Соня надевает на вилку отбивную и возвращается к окну. – Вкусно пахнет. Сегодняшнюю вашу затею одобряю. – Она откусывает мясо и с наслаждением тянет «ммм».
Я обещал помочь, значит, сделаю все, что смогу.
Ищу в интернете, как же умереть от еды.
Поисковик выдает:
«Зарегистрирован случай смерти от переедания».
Женщина съела большое количество продуктов, затем выпила пищевую соду от изжоги и…
– Пей, – протягиваю стакан, помешиваю ножом мутное содержимое. – А ты, если не помогаешь, так хоть не мешай. Хочешь, чтобы он самостоятельно поперся в город, отчебучил какую-нибудь очередную глупость и нам пришлось бы переезжать?
Соня жует мясо, молчит.
– Выпей, говорю! Вдруг умрешь…
Кирилл пьет раствор соды.
Ждем.
– Можно больше не переезжать, – говорит Соня с набитым ртом.
– Знаю. Это я так. По привычке.
Соня настолько развила в себе способность, как она ее называет, «маскировки», что без проблем внушит толпе, целому городу любую иллюзию; долгую, хоть на три месяца. Как правило, так долго не требуется. Достаточно двух. Спустя примерно пятьдесят дней обычное сознание стирается и возвращается к своему «дню сурка».
Смотрим на Кирилла. Ждем.
Ничего не происходит.
Лежит, корчится и не дохнет.
– Миф разрушен, – подытоживаю и перелистываю страницу.
Пишу и произношу вслух:
Дальше. «Попытка № 73. Четвертование».
– Стой! Было уже! Четвертование – больно, грязно и не работает. – Мелкий даже как-то оживился, привстал и забыл про живот.
Я проверяю записи.
Я точно помню, что уже «было», даже номер помню, знаю, на какой странице запись. Но из всех способов четвертование мне понравилось больше остальных, оно оказалось самым зрелищным. С удовольствием повторил бы.
Листаю.
Проверяю записи, говорю: «Да вроде не было»…
– Было-было, – поддерживает Соня.
– А, да. Вот. Не заметил. «Попытка номер 50». – Я смеюсь и ударяю себя по лбу, мол, просто забыл.
Жаль. Не удалось повторить.
На самом деле уже все варианты перепробовали. Я вместе с Кириллом, можно сказать, на своей шкуре испытал большинство из способов. Самые изощренные и экзотические. Перепробовали невероятные и неожиданные. Результат всегда один – мне неприятно, словно все не с ним, а со мной происходит, а прыщавый раз за разом воскресает.
– Послушай, – говорю я. – У меня есть отличная идея.
И как я сразу не догадался до этого?
Кирилл внимательно слушает. Ему нравится мой настрой. Он рад, что я не опускаю руки, несмотря на неудачи.
– Почему бы нам не собрать фокус-группу?
– Это как?
– Ну соберем группу людей. Можем разного пола и возраста для чистоты эксперимента. И будем тестировать, смотреть на то, кто как реагирует на разные варианты. Это ускорит…
– Нет, – коротко отрезает Кирилл.
– Это ускорило бы процесс. Да и тебе не пришлось бы так мучиться.
– Нет. Я запрещаю прикасаться к людям. Никогда!
– Ну ты же понимаешь, что они все равно мертвы?
– Я запрещаю.
– А как же парочка охотников? – подключается к спору Соня.
– Да! Как же те двое? Они до сих пор там висят. Умирают-оживают и уже, наверное, не помнят, почему с ними это происходит.
– Это исключение. Они заслужили.
Я смеюсь. Исключение, говоришь? Заслужили?
– Тогда давай соберем фокус-группу из тех, кто «заслужил». Уверен, таких ублюдков пару сотен тысяч без труда найдем.
Я смолкаю.
В какой-то момент я себя услышал со стороны.
Теперь молчу.
Даже страшно как-то стало. Что со мной произошло?
Я подыскиваю для себя новые жертвы. Поначалу меня тошнило от одной мысли об убийстве. Чего стоило Кириллу уговорить помогать ему.
А теперь?
Наблюдаю с наслаждением за агониями. Записываю. И не просто помечаю, стараюсь сфотографировать в памяти детали. Никакого отвращения.
Сначала появилось любопытство, а сейчас оно переросло в нечто иное.
– Втянулся, – говорит Соня.
Это она мне? Она читает мои мысли? Нет. Она спокойно себе жует. Кажется, она даже внимания не обращает на меня.
Я схожу с ума?
Трудно в этом признаваться. Но. Хочу продолжения! Хочу бесконечно смотреть, как умирает человек. Хочу смотреть, а лучше помогать умереть и лучше не Кириллу, а кому-нибудь еще.
Смерть – самое увлекательное занятие.
Кто я теперь?
«Вежливый и приветливый». «Внимательный и услужливый».