Стой, Киря!
Я хочу остановить это, но язык не слушается. Я сижу связанный на больничной койке с заклеенным лентой ртом.
– В распоряжении Кирилла знание, вера, сосед Наполеон, молчаливый санитар и человек-открывалка. Как тебе?
Убирайся из моей головы, прыщавый!
Убирайся!
– Отчего тебя так зовут? – интересуется у Открывалки Наполеон. – Пиво глазом откупориваешь?
– Я м-могу отпереть л-любой зам-мок, – заикаясь, отвечает сосед.
– Открой палату тогда. Что сидим?
– Н-не м-могу. Доктор запретил.
Как ни уговаривал я Открывалку, продолжает голос Кири из динамика в углу, уговорить не получалось. Пришлось пойти на хитрость.
Пообещал Наполеону свои таблетки.
– На. Все колеса теперь твои. Но ты должен пригрозить Открывалке своей имперской расправой.
Я вижу, как Наполеон берет лекарства.
Пускай, думаю, напугает, ударит пару раз, рассуждает Кирилл, для профилактики, легонько…
– Но… – голос Кирилла становится веселым, – Наполеон слегка перестарался. Своим командным тоном так запугал бедного соседа, что тот вовсе перестал говорить. Забился в угол сидит, боится голову поднять.
Хорошо, Император не довел угрозы до реального рукоприкладства. Бедняга Открывалка, если бы не помер с испугу, так уж точно переселили бы его в другой «номер» нашей уютной гостиницы.
Я выждал пару дней, продолжает свой рассказ голос, выждал и вновь обратился к заике:
– Я слышал, дорогой друг, что Наполеон собрался тебя убить.
Я теперь наблюдаю из тела Открывалки.
Чувствую, как его лицо холодеет, а все тело трясется от страха.
– Тише. Не волнуйся. Я не дам тебя в обиду. Перестань. Ты же мой лучший друг. Забыл?
– Д-да. Ты м-мой друг. Друг, – отвечает рот, а я вижу, знаю, что Открывалка так не думает.
– Взамен я попрошу об услуге.
Открывалка смотрит, не отрываясь от спасителя.
– Все, что от тебя потребуется, дорогой мой, – просто открой двери камеры. И я смогу защитить тебя от Наполеона.
– Н-нет, я же с-сказал…
– Заткнись! Или открывай, или разбирайся с императором сам!
Человек-открывалка хватается за голову и падает. Он бьется руками и ногами о бетонный пол. Изо рта у него текут слюни, он то ли плачет, то ли смеется, не понять.
Я вижу сомнения Кирилла. Ему страшно. Он не знает, что теперь делать с Открывалкой. Чувствую, что он готов позвать доктора, собирается бежать и звать на помощь.
Но заика его опережает.
Встает и сам решительно подходит к двери.
– Л-ладно.
Открывалка мнет кисти рук, выгибает пальцы, нервничает, потеет. Смотрит по сторонам, озирается на Кирилла.
Он долго смотрит, затем резко хватается за ручку и дергает.
Заперто.
Еще раз дергает – не открывается.
– Н-ну ж-же. Д-давай от… от-ткрывайся!
Он стучит в дверь ногой, молотит кулаками и зовет санитара. Кирилл оттаскивает Открывалку от двери, но поздно.
Слышится звон ключей, и в палату входит огромный санитар.
– Что случилось? – спрашивает он сухо.
Заика шепотом говорит Кириллу, что он выполнил уговор, дверь открыта и теперь он должен, нет, теперь он просто обязан спасти от Наполеона.
– Открывалка, ты олень!
– Чего шумим?
Убедившись, что с пациентами ничего не случилось, санитар грозит кулаком и закрывает за собой дверь.
Заика удивленно смотрит и не понимает, чем недоволен Кирилл. И почему это он обзывается.
Мы переносимся на улицу.
Теперь Киря показывает мне всю больницу с высоты птичьего полета.
Кажется, я начинаю понимать, что имела в виду Соня, когда говорила, что мои воспоминания ненатуральные. Словно их кто-то специально придумал.
Мы висим над крышей, Кирилл продолжает рассказ:
– Много лет, – говорит, – сколько, точно не помню, я провел в этой тюрьме. Много долгих дней я слушал заикания соседа и отдавал пилюли Императору. Каждую минуту проводил в рассуждениях и поиске ответов.
Искал решение. И оно открылось.
Нежданно-негаданно.
– После обеденного сна, – говорит веселый доктор. Он летит мне навстречу, машет руками, как чайка.
Летит над крышей и продолжает рассказ:
– Перед вечерним обходом молодой старик научился управлять пространством.
Сперва удалось из воздуха материализовать карандаш.
Мелочь. Совсем незначительный сдвиг. Но сдвиг. За этот фокус Киря неделю провел связанным, решили, что он где-то стянул карандаш.
Вскоре удалось материализовать целый пенал, хоть открывай лавку с канцелярскими принадлежностями.
Необъяснимое появление предметов больше не смущало никого из окружающих. Они сами без труда придумывали объяснения и оправдания странностям.
Я практиковался каждую минуту. Пока ел, во время прогулки, вместо дневного сна, вместо вечернего просмотра телевизора.
– И вот настал тот день, вернее, ночь, когда Кирилл овладел навыками и сумел отпереть замок. Выбрался из палаты, – доктор рассказывает сквозь смех.
– Покинуть больницу оказалось простейшей задачей, – кричит снизу санитар и машет нам рукой с земли.
– И теперь всемогущий маг и волшебник Кирилл возвращался домой, – и врач заливается смехом.
Мама его встретила холодно. Кирилл говорит в моей голове, продолжает говорить о себе в третьем лице. Она ни на день не постарела и, как и все вокруг, ни капли не изменилась.
С порога обвинила мальчика в том, что ее сын прогульщик и так рано вернулся из школы, потому что не думает о будущем. Она словно не знала, не помнила, где все это время был ее ребенок. Где все это время я пропадал.
Она продолжала жить в своем сценарии.
– Люди разные. И сознание у всех разное. – Он говорит и гладит собаку.
Я смотрю на Кирилла глазами его пса.
– Кто-то в состоянии помнить себя не дольше часа. Другие справляются с неделей. Самые продвинутые помнят пятьдесят дней. Таких единицы. Кто может себя помнить дольше, до знакомства с тобой и Соней я больше не встречал.
На самом деле мы с Кириллом знакомы не больше месяца. Откуда у него уверенность, что со дня на день мы не потеряем память? Еще я хочу спросить Кирилла о детских воспоминаниях. Почему они не исчезают? Если спросить прохожего, он без труда расскажет, как он рос, как катался на велосипеде, как учил домашнее задание. Я хочу спросить, но из пасти вырывается лай. И я трушу шерстью.
– Нет, – отвечает Киря. Он без слов знает, о чем я спрашиваю. – Вы с Соней не отключитесь. Поверь. А детство… Это все не то. Не настоящие воспоминания. Выдумка. Сказка, подходящая для уровня сознания.
Но. Я хочу возразить.
– Нет-нет. И твои воспоминания до наших занятий – не что иное, как ложь и фантазия.
– Обедать! – доносится голос мамы.
Мы переносимся в гостиную.
На столе расставлены тарелки, приятно пахнет мясом.
Я наблюдаю, как семья молча обедает.
Мальчик хочет встать из-за стола, но отец его одергивает:
– Подожди, пока все доедят.
– Сегодня твоя очередь мыть посуду, – добавляет мама.
Я чувствую, как вся семья, считая собаку и рыбку в аквариуме, словно спит. Они погрузились в иллюзию с головой, как страус в песок, и прячутся от действительности.
Все, кроме мальчика.
Окажись я на месте Кирилла из этого рассказа, я бы просто взвыл. Но я отчего-то уверен, что прыщавый врет. В этой истории нет ни слова правды.
Кирилл терпеливо ждет, пока отец дожевывает стейк. Собирает тарелки и уносит в раковину.
По щелчку пальцев приборы, чистые и высушенные, стоят на полке, а мальчик сидит у окна.
– Я научился управлять материальным миром. Могу в прямом смысле из ничего создать все. Но мне никак не удавалось убедить людей в том, что постиг за эти годы.
– Нельзя управлять сознанием… – наконец у меня получилось заговорить. Я стою рядом. Мы вместе смотрим через окно кухни во двор.
– Нельзя… – заключает молодой старик и выходит из дома.
Хлопок двери возвращает меня в свое тело.
Я сижу перед избой. Ног не чувствую. Привычно пахнет лесом, птички чирикают.
– Нельзя, – повторяет Кирилл и предлагает вернуться в дом.
Я встаю с земли. Разминаю суставы. Занятия больше не выматывают. Мне с каждым разом все легче и легче управлять своим сознанием. Пусть я не так силен во внушении, как Соня, но в путешествиях за грань мне нет равных. Думаю, даже Кирилл так не может.
– Пошли посмотрим. Соня сейчас практикуется в маскировке, – говорит Кирилл и зовет за собой в дом.
Когда вошли, я даже не сразу заметил ее. Если бы прыщавый не помахал рукой, я бы просто уселся в кресло, прямо к Соне на колени.
– Делаешь успехи, – подмигиваю.
– Да, – подтверждает Кирилл. – Вы оба молодцы.
Возможно, он прав.
Соня и я научились многому. Но я так и не узнал главное. Я так и не узнал, с чего все началось. Почему именно Кирилл. И есть ли хоть крохотный шанс, что в этом мире существуют такие же, как мы?
Ничего.
– Будет еще возможность, – отвечает на мои мысли Кирилл.
Он позволил покопаться в своем сознании.
Пусть я и не поверил в эти воспоминания.
Но…
Первый шаг сделан.
«Смирение».
Без сомнений, я перешел к этой стадии. Еще раз убедился, что Кюблер-Росс все правильно описала.
Кончено. Остается смириться. Такова реальность, и ни черта с этим не поделать.
Принять факт смерти непросто. Тем более постфактум. Сперва непросто, но, е-мое, как же сейчас хорошо. И тело, и мозг освободились.
Ни к чему больше пыжиться и сопротивляться. Ни к чему дальше искать ответы или винить кого-то. Нужно двигаться дальше. Мертвым, призраком или раком, нет никакой разницы. Пока я что-то чувствую, нужно идти вперед!
В окне солнце. Ненастоящее желтое солнце. Фантазия, всего лишь моя выдумка… И что? Что с того, что оно ненастоящее? Радует же… Птички поют, во дворе играют дети, на столе фрукты… Блин, ну хорошо же.
Всегда есть вторая сторона медали. И если разобраться, то на моих весах поровну. Да, многого не сделал, не хватило времени.