Хочу обернуться, но не могу.
– Нужно попасть! Давай!
Я целюсь. Я спокоен. Размахиваюсь. Бросаю. Дротик выскальзывает из пальцев, дрожит. Пролетает над скамейкой.
Мимо.
Беру другой.
Снова целюсь. Под крики за спиной и фразу «нужно попасть» метаю второй дротик в мишень.
Мимо.
Один за одним я бросаю дротики и ни разу не попадаю. Когда в руке заканчиваются снаряды, голос мальчика за спиной тихо говорит кому-то:
– Да. Папаша у меня косой.
Мороз пробегает по коже. Я узнаю этот голос.
Голос обращается ко мне:
– Так трудно было попасть? Всего разок. И победа.
Я узнаю этот голос. Это голос Кирилла.
Выходит, я его отец?
Открываю глаза.
На улице прохладно. Вечер. Пора возвращаться в номер. Мне есть о чем поговорить с ними. Кирилл – мой сын.
Кто же тогда Соня?
Я тороплюсь в гостиницу. Не дай бог, окажется, что Соня – его мама.
– И кто же тогда Соня? – спрашиваю с порога.
Кирилл смотрит футбольный матч, Соня сидит рядом.
– А? Кто она?
Соня оборачивается на меня и крутит палец у виска. Кирилл поднимает руку и делает кистью жест, мол, проходи. Я сажусь напротив. Загораживаю собой телевизор.
– Да что с тобой не так сегодня? – возмущается Соня.
Кирилл хитро улыбается и ждет, что скажу.
– Кто она на самом деле? – Я показываю на Соню и не отрываясь смотрю на прыщавого.
Он пожимает плечами, мол, не понимает, о чем я.
– Что значит на самом деле?
– Соня, он нас дурачит. Он внушил нам ложные воспоминания.
– Да что с тобой не так? Паранойя? Очередной приступ? – Соня начинает злиться. – Если ты намекаешь, что наконец-то докопался, что по паспорту я Катя, то это говорит лишь о том, что ты невероятно долгий. И это совсем для меня ничего не значит. Мне не важно, что написано в каких-то там бумажках. Я Соня, я больше никакая не Катя.
– Нет. Я о другом. Он лжец. Он…
– Я ни разу не сказал вам неправду, – перебивает Кирилл.
– Заткнись!
– Чего ты орешь на него? На нас.
– Он лжец!
– Я не говорю неправду!
– Заткнись! Соня, он манипулирует нами.
– Успокойтесь уже!
– Я ни слова не соврал!
– Успокойтесь оба! Я ничего не понимаю!
– Соня, он мой сын! Кирилл – мой сын!
Мы перепробовали все способы умереть. Некоторые даже по несколько раз. Перепробовали и всевозможные сочетания:
«Смерть от истощения» плюс «смерть от падения с высоты».
«Смерть от яда» вместе с «гибелью от обезвоживания».
В общем, перебрали все, что на ум пришло. Больше вариантов не осталось. Результат один – Киря продолжает дышать и злиться на всех.
Я догадывался, что в итоге ему это надоест. Рано или поздно поймет и смирится.
И вот это произошло.
Невозможно умереть, если ты уже труп.
К моему сожалению, Киря отчаялся. Он не хочет продолжать. Просто говорит – хватит, смотрит на мои записи и грустно улыбается брекетами. Он даже не злится. Сидит, листает блокнот.
– Думаю, с тебя достаточно. Мне жалко тебя, – говорит Кирилл. Говорит, словно не его, а меня мучили. Не он, а я умирал раз за разом. – Правда. Достаточно с тебя.
Странный этот Кирилл.
Я подмигиваю. Делаю вид, что он правильно поступает, подбадриваю, похлопываю по плечу. А сам хочу кричать. Наши эксперименты закончены. Эксперименты доставляли мне радость, позволяли отвлечься…
– Поставим на этом точку, – говорит прыщавый.
Он просто взял и за секунду лишил меня хобби. Я больше не смогу убивать.
Все…
Мне нужно побыть одному. Трудно скрывать чувства от человека, который читает мои мысли. Ухожу.
Прогуливаюсь по улице. Иду не как обычно, уставившись под ноги и включив маскировку. Нет. Я хочу, чтоб меня заметил каждый.
Смотрю по сторонам. Как хищник. Мне нужна замена Кирилла. Новый подопытный. Я рассматриваю прохожих. Мужчин, женщин, неважно. Рассматриваю и представляю, каким способом растерзал бы каждого из них. Превратил в гору кровавых ошметков костей, кожи и плоти.
Вон впереди идет парень в джинсах, легкой куртке, с рюкзаком на плечах.
Догоняю.
Достаточно обратиться, попросить пойти со мной.
– Уважаемый, – говорю неожиданно громко.
Мужчина оборачивается.
На нем огромные солнцезащитные очки, родом из восьмидесятых, челка топорщится. Я интересуюсь, который час. Он отвечает, а я не слушаю, представляю, как из этого модного куска мяса электричество сделает сочный стейк средней прожарки.
Он вежливо улыбается, смотрит, ждет, нужно ли мне от него еще что-то. А я фантазирую, как большой камень утащит за собой под воду почти двухметровую тушку с челкой, оставив на поверхности озера бултыхаться пластиковые китайские очки.
Хочу ему сказать, что нет смерти страшнее, чем утонуть, но вместо этого улыбаюсь в ответ и киваю – спасибо.
Мужчина удаляется, я смотрю ему вслед и представляю, как по моей команде свора собак срывается с места, преследует бедолагу и разрывает услужливого прохожего на части.
Киря сдался. Это произошло.
Что ж. Придется отвыкать.
Разгоняюсь и со всего размаху, словно по футбольному мячу, бью ботинком по урне. Та переворачивается, обертки высыпаются на тротуар.
– Все в порядке? – навстречу идет полицейский.
Он стоит, готовый ко всему. А я представляю, как вытаскиваю из его затылка ржавую отвертку. Затем снова втыкаю ее, на этот раз ему в живот. Представляю выражение его лица. Представляю, как он опускается на колени и перестает дышать. Представляю, как вытираю руки тряпочкой, откладываю отвертку и записываю в блокнот:
«Восемь часов тридцать семь минут.
Полицейский не дышит.
Пульса нет».
– У вас все в порядке? – он повторяет вопрос.
– Да, – отвечаю и включаю режим маскировки.
Иду прочь.
Дышать становится легче. Кровь перестает пульсировать. Руки еще трясутся, но взгляд проясняется.
Нужно присесть.
Вдалеке стоит кафе с красной вывеской «Кафе» и огромным кофейным зерном на козырьке. Спешу в его сторону. Обгоняю прохожего. Девушка говорит по телефону. Громко, на всю улицу объясняется со своим парнем. Справляюсь с желанием ударить ее локтем в лицо. Просто прохожу мимо.
Кафе «Кафе».
Сажусь за столик, закуриваю.
Прямо надо мной висит табличка «не курить» с нарисованной перечеркнутой сигаретой. Выдуваю дым, прошу у официанта кофе и стакан воды.
Думаю, одним кофе не обойдется. Нужно что-то покрепче. Сегодня как минимум есть два повода отметить. Во-первых, Киря наконец отказался искать смерть. Во-вторых, я, кажется, не серийный маньяк и вполне могу себя сдерживать.
Тушу окурок в чашке. С минуту наблюдаю, как фильтр купается в черном пруде. Раскручиваю ложечкой, чтоб получился водоворот, и смотрю, как лодка с табаком терпит крушение.
– Могу стать нормальным! – говорю вслух и ловлю на себе удивленный взгляд официанта.
Оставляю деньги на столе и спешу в гостиницу.
В комнате без изменений. Один грустит у окна, изредка выплевывая фразы о бренности бытия, другая смотрит футбол, развалившись на диване.
– Что сидим? – кричу на весь номер и ставлю бутылку на стол. – Сегодня напьемся.
Уговаривать никого не приходится.
Без лишних вопросов Соня включает музыку на полную, Киря выгребает из бара остальные бутылки.
– Не ставь маскировку! Пусть все знают, что мы здесь. Что мне плохо.
– Йуху, – подвывает Киря и залпом осушает бутылку.
Все в ход, белена, дурман, грибы, синтетика. То, что всю жизнь для меня олицетворяло порок, низость, мерзость, саморазрушение и глупую трусливую смерть. Высыпаю на стол препараты. Таблетки разлетаются между стаканами и бутылками.
– Коктейль для разложившихся трупов, – подмигиваю, выпиваю и закусываю грибом.
Соня сидит в стороне, ждет. Она, как всегда, не торопится. В иных вопросах бывает, как ураган, неконтролируемой, а тут сидит, ждет, осуждающе качает головой.
Я делю на три порции ядовитое угощение смерти. Три равные кучки для троих разочаровавшихся. Отделяю от своей и Сониной доли треть в фонд «передумавших пытаться умереть». Смотрю на Соню, она против.
Садимся.
Набираем жменю со стола, чокаемся с Кирей кулаками и забрасываемся горстями.
Музыка орет. Какой-то рок-н-ролл.
Передаем бутылку по кругу, запиваем с горла.
– Уф. Хорошо, – рычит Кирилл.
Соня морщится, встает, прохаживается по комнате. Ей противно находиться с нами рядом, и она этого не скрывает.
На экране прогноз погоды. Ведущий водит руками по сторонам, оглашает, куда движется фронт. Из-за музыки не слышно, но по выражению лица синоптика я понимаю – все будет хорошо и без осадков. Ветер подергивает штору, то и дело загораживает экран.
Пахнет сыростью и ванилью.
Смотрю под ноги, весь пол покрывается водой.
Откуда море?
Захожу в ванную и наблюдаю картину: раковина набралась до краев, вода переливается на пол. Соня сидит верхом на унитазе, забралась с ногами на стульчак и зубной щеткой гоняет полотенце по полу.
Вот же бред. Для чего она туда залезла? Думает, что на «Титанике»?
– Ты что, напилась? – интересуюсь. – Молчишь? А меня вот ничто не берет!
Слабачка, думаю.
Киря протягивает бутылку. Я послушно беру стакан, пододвигаю и понимаю, что все еще сижу за столом. Сижу, Соня стоит рядом, а пол совершенно сухой.
Брр. Мотаю головой и выпиваю.
– На, закуси.
Я ем гриб. Горький, сухой. Кривлюсь и жую, тщательно пережевываю, вместе с хрустящим на зубах песком.
– Дожились, – говорит Соня. – Вы омерзительны. Что вы творите? Ниже просто некуда.
Она продолжает нас унижать, а я пытаюсь понять, откуда у нас в номере телефонная будка? Их и на улице не часто встретишь, а тут прям полноценная будка, и посреди номера.
И звонит.
«Тррр-тррр».
Кирилл говорит, чтоб я ответил, говорит, это меня.
Я точно знаю, кто это хочет со мной поговорить. Телефон трещит, а мне лень подняться.