Соня пинает меня острым носком своей туфли – ответь, задрал трезвонить.
– Алло.
Соня опять пинает меня. Чего она такая злая сегодня?
– Алло, – повторяю совершенно серьезным тоном. – Внимательно слушаю.
В трубке неразборчивый шепот. Испуганный голос. Я этот голос узнаю из тысячи, его мне не спутать. Так разговаривает Сай.
– Чего звонишь? Говори громче!
Сай снова что-то шепчет.
– Сай, либо говори громче, либо не хрен меня отвлекать!
– Куда еще громче? – орет Кирилл. – И какой я тебе Сай? Идиот!
Я понимаю, что все еще сижу за столом. Стакан в руке, я его еще не выпил. Сижу, прикладываю ладонь к уху вместо трубки.
Брр. Мотаю головой и делаю глоток.
– Сай – это мой пес, – стараюсь объяснить. – В детстве у меня был пудель. Сдох давно.
– И ты сдох. И Соня… Все сдохли… А я никак.
Киря запивает свое горе водкой.
– А где Соня?
Кирилл делает жест, мол, отстань, плевать, где она.
Из динамиков звучит знакомая мелодия. Baby take off your coat. Я двигаю плечами и пытаюсь подпеть.
– Что-то там еще, – распеваю в такт мелодии.
Я не уверен, галлюцинации или все взаправду, но из-за шторы выходит Соня. Легкий пеньюар, яркий макияж.
Может, решила подбодрить Кирю? А может, просто пришла в свое профессиональное состояние и заработали рефлексы.
– Представлению быть! – стучу по столу.
Интересно, что так щекочет в носу? Чуть выше ноздрей, неглубоко в голове, где-то около хряща. Щекочет, заставляет морщиться.
Соня танцует. Очень классно танцует.
Она наклоняется вперед, волосы спадают, прикрывают декольте, интригуют. Она прогибается, как кошка, садится на корточки, ползет в нашу сторону на четвереньках.
Пеньюар сползает и остается валяться на полу.
Ловлю себя на мысли, что нравится додумывать, что скрывает от глаз ткань.
Соня отточенным движением отщелкивает бюстгальтер. Я присвистываю, и мы хором поем: You can leave your hat on.
Чем закончился вечер, сказать не могу. Переспали мы с Соней, или все втроем, или еще в каких вариантах, точно не отвечу. Но проснулся я без трусов, весь с ног до головы в губной помаде и лежа между Кирей и Соней.
Осторожно приоткрываю веки. Чтоб казалось, что сплю, но хоть как-то оглядеться. Замечаю, что Соня лежит с открытыми глазами. Она точно знает, что я проснулся.
Шепотом, чтобы не разбудить прыщавого, спрашиваю, был ли между нами «контакт».
В ответ девушка показывает средний палец.
– Даже не мечтай, – шепчет она, сдерживая смех. – Полночи просидел за столом. Остальные полночи что-то неразборчивое пел. Под утро приперся к нам в постель. Разделся, измазал всех моей помадой.
Смотрю на руки. Так и есть, все пурпурные. Если верить рекламе, помада водостойкая и не стирается.
– Будешь кофе? – предлагаю.
– Мне же нельзя, – отвечает шепотом прыщавый у меня за спиной.
– Я Соне предлагал! – говорю громко, а сам думаю, с каких это пор ему нельзя кофе.
Мелкий окончательно проснулся. Подхватился. Смотрит на меня, на Соню.
– Мама! Мамочка! – тянет на себя одеяло.
Я смотрю на Соню, Соня смотрит на меня, прыщавый, кажется, вот-вот заплачет и ни на кого не смотрит. Я придерживаю одеяло.
Что произошло? Он стал обычным? Потерял память? Прикалывается или еще чего, но от прежнего Кири осталось тело в прыщах и противный визглявый голос.
– Киря, ты совсем того?
– Кто вы? Почему я здесь?
Соня ищет одежду, параллельно старается успокоить паренька.
Я пытаюсь быстро проанализировать ситуацию. Помада, трусы, Соня… Мелкий потерял память. Срочно что-то придумать.
– Вы меня… похитили? Где мои родители?
Ну вот, Кирилл плачет, как маленький. Соня голышом рыскает по комнате, ищет одежду, а я сижу, вспоминаю, где оставил трусы.
Соня все говорит и говорит без умолку. Все в порядке, говорит, не плачь, Кирюша. Думает, наверное, что успокаивает пацана. А я думаю, везет ей, никаких диет тебе, никаких тренировок в зале, жри торты пачками, и никакого лишнего веса.
– Мы тебя отвезем домой к родителям, – обещает она и надевает мои джинсы.
Молодец такая. А мне в чем теперь?
Киря перестает кричать, смотрит на Сонину грудь.
– Обещаю, позавтракаем и отвезем. – Она натягивает майку.
Ловко она его. Раз-два, и полный контроль. Умеет управлять мужиками, не отнять.
Завтракаем.
Киря вместо обычного виски пьет молоко, жует бутерброд и просит почистить от кожуры яблоко.
Соня по-домашнему раскладывает омлет по тарелкам, а я незаметно щиплю себя за ногу, проверяю, не сплю ли я.
– Кому добавки?
Я отказываюсь. Завтрак – не мое, открываю вторую бутылку пива. Прыщавый доедает, говорит спасибо и бежит в ванную. Я дожидаюсь, когда польется вода из крана.
Теперь он нас не слышит.
– Он совершенно ни хрена не помнит. Перестарались со вчерашним коктейлем смерти?
– Вы два убогих идиота.
– И что с ним теперь делать? Что, если он навсегда останется таким?
Соня дует на чашку и делает глоток.
– Я ему пообещала. Вернем домой. Подождем недельку, если не придет в себя, отвезем к маме.
Кирилл выходит из ванной и смотрит на нас. Ждет, что будем делать. Соня применила на него маскировку, и теперь он, должно быть, думает, что мы его какие-нибудь бабушка и дедушка.
Кажется, успокоился и не боится.
Я смотрю на Соню, двигаю плечами. Пообещала так пообещала. Сделаем, не проблема. Можем и отвезти. Какая мне разница?
Смотрю на прыщавого. Стараюсь просканировать.
Даже сейчас, когда он все забыл, я не могу проникнуть в его сознание. Чувствую, какой мощный барьер он создал. Что он так тщательно скрывает от меня?
Как ни силюсь, мне его не прочитать. Но, кажется, он вполне счастлив. Не вижу в нем привычного отчаяния, злобы, обиды, ярости.
Выходит, он все-таки отыскал способ умереть.
Сознание, в том виде, в котором оно было, мертво. Возможно, это и есть единственный верный для нас всех способ.
В результате есть как есть.
Если ничего не вспомнит – вернется домой, к родителям, в школу. Будет обычным подростком, с учебниками в сумке и мечтой в голове о плейстейшн последней модели.
Возможно, теперь он станет счастливым.
«Счастье в неведении».
И откуда в моей голове эти банальности?
– Стоп! Что это вы на меня напялили? – протестует Кирилл и срывает с себя футболку со спайдерменом. – Совсем сдурели?
Вернулся.
Судя по всему, наш брекетовый все вспомнил и опять с нами, в своем привычном недовольном расположении.
Соня, смеясь, пересказывает события последнего утра. Показывает, как Киря плакал и звал маму, как мы решили вернуть его домой, как ей пришлось использовать маскировку на нем.
Кирилл не удивляется. Наверное, не первый раз в такой ситуации. Соня смеется. А я формулирую для себя в голове новый план по избавлению от прыщавого.
– Я видел твою пипку, – смеется мелкий. – Странный ты, Вовка. Ты сейчас можешь все, но не догадался прибавить туда, где недостает.
Нужно, сиськи-сиськи, основательно накачать, сиськи-сиськи, Кирю, устроить ему, сиськи-сиськи, настоящий передоз, сиськи-сиськи, и тогда мы с Соней, сиськи-сиськи, отвезем недоростка домой и избавимся от него, сиськи-сиськи, навсегда.
– Твой друг отключился. Ему муторно и плохо. А ты… Даже в такую минуту не можешь думать ни о чем, кроме сисек. – Киря делает вид, что недоволен, но я понимаю, что на самом деле он меня одобряет.
Также я понимаю, что сиськи-сиськи отлично помогают и что скоро смогу приступить к своей миссии – открыть всем людям правду. Остается дождаться подходящего момента…
– Не знаю, как вам, а мне вчерашний вечер не понравился.
– Да, вы идиоты, просто отлично повеселились, – поддерживает Соня.
– Думаю, нам не стоит так делать. – Он подчеркивает слово «так». – Кто знает, чем это закончится в другой раз? Кем проснемся следующим утром, не рассчитай мы свои силы?
Он резко меняет тему, говорит о прогулках на лайнере, о нашем совместном отдыхе в горах.
– Мне важно, чтобы ты со мной пошел. Встретиться с прошлым, тем более с моим. Сама я не справлюсь.
Я не отвечаю. Просто обуваюсь, выхожу и закуриваю. Она меня постоянно о чем-то просит, но впервые ее просьба мне нравится.
В стрип-бар. Поглазеть. Плюс не просто поглазеть, а с волшебным навыком доставать неограниченное количество зеленых бумажек из кармана. Да еще ко всему Соня обязанной останется.
Я готов.
Соня выходит из комнаты. В новом, несвойственном ей образе. На ней модная одежда, дорогие туфли, какая-то знатная сумочка. Я присвистываю, спрашиваю, что это на нее нашло, а она вертит в руках сумочку и говорит название своего яркого аксессуара. Я не расслышал, но киваю, мол, понял, что какая-то невероятно дорогущая, из разряда девичьих фетишей.
– Я должна выглядеть на все сто.
– У тебя получается.
Открываю дверь, предлагаю пройти первой, она идет, покачивает бедрами. Это искусство – так ходить на высоких каблуках. Она идет, поправляет волосы, а я рассматриваю глубокий вырез на спине.
Я знаю, что она не любит все эти платья, каблуки. Знаю, что надела их, просто чтоб позлить знакомых из прошлой жизни. Знаю, это все не для меня.
Она на мгновенье останавливается, оборачивается ко мне.
– На, – протягивает на раскрытой ладони кольцо, – будешь моим мужем сегодня.
– Но…
– Так надо, – перебивает и кладет кольцо мне в руку. – И не переживай, у нас типа «свободные отношения», делай что вздумается. Просто покажу тебя, скажу, мой муж, спонсор и все такое.
Я натягиваю кольцо. Наверное, для полноты образа успешной красотки желательно иметь при себе паренька с кубиками на животе в три ряда. И я не лучшая кандидатура на эту роль.
– На другую руку!
Я переодеваю на другую.
– Я не лучшая кандидатура на роль мужа для такой, как ты. Посмотри. – Я стараюсь втянуть живот, но стройнее от этого не становлюсь. – Я ходячий Человек-желе, – говорю и улыбаюсь, – Желемен со сверхспособностью превращаться в холодец. – Я смеюсь, стучу себя по животу, и складки жира трясутся в такт моему смеху.