Не дожидаясь, он наливает вторую и снова выпивает.
– Кирилл, вы не помните эту женщину? – Соня показывает свою фотографию мужчине.
Он внимательно разглядывает, двигает пальцем по снимку, словно что-то узнает, и мотает головой – нет, не помню.
– Посмотрите внимательно, для меня это очень важно, – Соня опять показывает снимок. – Это моя сестра.
Кирилл еще раз смотрит на снимок.
– Нет.
– Мы можем подняться наверх? – Я показываю на второй этаж.
– Там ничего нет. Я туда не поднимаюсь никогда.
– Мы должны все проверить.
– Я сказал – нет!
– Вы понимаете, если случится пожар, пострадают соседи. Могут погибнуть люди, – подключается Соня.
Вместо ответа мужчина показывает рукой, мол, проваливайте. Я показываю Соне – пойдем, не надо настаивать.
Мы выходим на свежий воздух.
– Зачем? Надо было его отвлечь и все проверить!
– У меня дурное предчувствие…
– Я должна все проверить.
Соня собирается вернуться в дом, я ее останавливаю.
– Я чувствую. Практически уверен, что нам не стоит туда подниматься. Не надо.
Соня смеется.
– Чего еще бояться? Мы все сдохли!
Она идет к двери. Я иду следом. Соня смеется и применяет маскировку. А я уверен, что там, на втором этаже, что-то похуже смерти.
Мне душно.
В просторном номере, хорошо проветриваемом, с несколькими кондиционерами, мне душно.
Все идет не по плану.
Только что вернулись в гостиницу с нового задания. Всю последнюю неделю наша задача – влиться в социум без маскировки. Это и глупо, и бесполезно, и опасно…
Все идет не по плану.
Я не так себе представлял наше будущее.
Соня окончательно теряет над собой контроль, а Киря лишь поощряет ее. Раньше он постоянно твердил, что мы не должны причинять вред окружающим, говорил, как важно оставаться в тени общества и не отсвечивать, предупреждал о последствиях и сейчас, когда мы получили запредельную силу, лишь подбадривает и оправдывает бессмысленные выходки.
И эти его новые занятия без маскировки.
Можно сказать, Кирилл сам подталкивает и провоцирует и меня и Соню.
Идем по улице, он выбирает из толпы человека.
– Хочешь? Убей! – говорит, обращается к Соне.
Я качаю головой. Он нарочно ее дразнит. Тычет пальцем в прохожего, косо посмотревшего на нас, и предлагает убить. За простой взгляд.
К маскировке быстро привыкаешь. Обычное дело, что никто не замечает нас, движемся, словно тени. А сейчас, когда запрещено прятаться, кажется, что все вокруг пялятся и глазеют. От всех этих лиц становится не по себе.
К чему вообще эти упражнения? Почему нельзя просто использовать маскировку, как раньше?
Соня не выдерживает. Ее провоцирует все, от запахов до звуков. Не дай бог, кто-то заденет ее плечом…
Мне душно.
Страшно подумать, сколько обычных прохожих умерли в муках, пока мы прогуливались.
В номере нечем дышать.
Это все Кирилл. Он провоцирует… Прыщавый и меня так расшатывал, когда я убивал его и вошел во вкус. Я был готов убивать всех подряд, калечить все, что движется. Но тогда у меня хватило чего-то… Здравого смысла или человечности…
Я смог сказать себе и ему «нет».
И сейчас я обязан помочь Соне.
Мне душно.
В гостиничном номере нечем дышать. Она тоже это чувствует. И она ждет, что я скажу. Соня знает меня. А я знаю ее и догадываюсь, что она мне ответит. Но я все равно говорю. Говорю спокойно, насколько это возможно в моем нынешнем состоянии.
– Перестань, – после долгого молчания получается сказать хрипло, прокашливаюсь и добавляю неожиданно для себя громко, почти криком: – Хватит уже!
Я говорю и продолжаю смотреть в открытое окно.
– Не указывай мне!
Я и не собирался, хотел мягко начать, чертово першение в горле. Она и без того раздражена.
– Нашелся мне тут командир…
Соня разворачивается и собирается выйти из номера.
Я смотрю на Кирилла, ищу поддержки.
Прыщавый молчит. Смотрит на меня. Кажется, ему нравится, как реагирует Соня. Кажется, он этого и добивается.
Она выходит, громко захлопывает за собой дверь.
Я иду за ней следом. Догоняю. Молча едем в лифте, не смотрим друг на друга. Слушаем музыку, я слежу за цифрами. Четвертый этаж. Третий.
Спускаемся на первый.
Соня проходит в ресторан и садится за столик. Я, не дожидаясь разрешения, сажусь рядом.
Закуриваю.
Она знает, что я не отстану и что разговора не избежать. Заказывает два кофе и готовится парировать мои доводы.
Времени у нас полно, но я не привык к долгим прелюдиям, начинаю, не дождавшись напитков, сразу с главного. Говорю, что то, как мы сейчас существуем, неправильно. Это сумасшествие. Я пытаюсь объяснить, что чувствую себя соучастником. Что мне неприятно наблюдать, как она убивает ни в чем не повинных людей.
– Все просто… – Она смотрит прямо в глаза. – Не ходи со мной. И все.
Она специально смотрит пристально. Она хочет меня убедить в своей правоте и показать, что проблемы никакой нет. Она это специально, я хорошо знаю Соню.
Нам приносят кофе, и я делаю глоток.
– Дело не во мне. Как же остальные?
– Перестань, – она перебивает. – Назавтра никто из них ничего не вспомнит. Это стадо. Бесконечное стадо овец и баранов.
Соня жестом просит не дымить на нее. Я тушу сигарету, и она тут же закуривает свою.
Я поджигаю новую и пытаюсь переубедить запутавшуюся в своей правоте. Говорю, пусть завтра они ничего не вспомнят, пусть завтра они хоть тысячу раз воскреснут, но сегодня она погружает обычных людей, которые, по сути, ничего ей не сделали, погружает в ад минимум на целые сутки. Заставляет пройти через муки, заставляет родителей хоронить детей. Говорю, что она должна уважать окружающих…
– Не тебе указывать, что я должна, а чего нет.
– Поставь себя на их место.
– Послушай… – Она садится ближе и уже спокойным тоном продолжает: – Я совершаю разные поступки. Возможно, они тебе не нравятся. Но. Я всегда за собой «прибираю». На тебе это никак не отражается.
Я хочу возразить, но Соня не дает вставить и слова.
– Когда Киря вешался на каждом фонарном столбе при любом удобном случае, – она делает паузу, – ты молчал… Ведь молчал! Хотя вот тут понятно было бы. Из-за него приходилось постоянно переезжать.
– Что было раньше, не важно. – Я все еще пытаюсь достучаться до ее рассудка. – Сейчас можешь себе позволить жить как хочешь. Но…
– Какие ко мне претензии? Я уже говорила, это стадо. На следующий день никто и не вспомнит, что случилось вчера. Лично тебе я мешаю?
Понятно. Когда Соня кричит, бесполезно продолжать разговор. Она не хочет слышать меня и не услышит.
Мне душно.
В прохладном, практически безлюдном зале ресторана мне нечем дышать.
Я допиваю кофе. Зову официантку.
– Можно еще черный без сахара?
Девушка кивает и удаляется.
– Ну все! – Соня окончательно теряет контроль. – Эта мразь сама напросилась… – шипит себе под нос и закатывает глаза.
– Ты о чем?
– Эта тварь не заменила пепельницу на чистую. Она не спросила, может, я тоже чего-то еще желаю… и я видела, как ты пялился на ее сиськи.
Я говорю, что Соня совсем свихнулась. Зову ее уйти. А она хитро подмигивает: скоро уйдем.
Нужно что-то предпринять. Как-то успокоить ее…
– Ваш кофе. – Официантка ставит чашку на стол, меняет пепельницу. – Мадам что-нибудь еще желает?
Слава тебе господи, смышленая официантка, «вежливая и внимательная», сама разрешила конфликт. Еще б чуть-чуть, и Соню было бы не остановить. Нужно побольше чаевых оставить.
Соня хватает нож, подскакивает и приставляет лезвие к горлу официантки. Держит девушку за волосы и что-то шепчет ей на ухо.
Официантка замирает. Она сжимает дрожащие губы, зажмуривает глаза, боится пошевелиться. Молчит, стоит, слушает Соню и плачет.
– Мадам желает! – кричит ей на ухо Соня. – Желает, сука, чтобы ты сразу обращала на нее внимание, чтобы ты не трясла сиськами перед ее соседом, чтобы ты сдохла, мелкая тварь!
Полупустой ресторан замирает. Бармен застывает в нерешительности, то ли звонить в полицию, то ли звать охрану, то ли самому бежать на помощь.
Сейчас Соня перережет девушке горло. От уха до уха. Я вижу ее взгляд, знаю это обезумевшее выражение лица.
Ну уж нет! Я должен помешать.
В тот момент, когда Соня тянет ножом по шее, я успеваю поменять лезвие в ее руке.
Слишком все быстро происходит.
Все, что я успеваю придумать, может, от шока, но первое, что приходит в голову, – длинное гусиное перо. И теперь Соня вместо ножа сжимает в кулаке мягкое перышко и гладит им по шее официантку.
Вот так-то лучше.
Соня швыряет мне его в лицо и выходит из кафе.
Я успокаиваю всхлипывающую официантку. Мол, это все шутка, мы актеры и так глупо шутим, все в порядке, чаевые щедрые – посмотри. А она все всхлипывает. Говорю, что мы устраиваем розыгрыши и она сможет посмотреть на себя на нашем канале.
Так больше продолжаться не может.
Я расплачиваюсь, извиняюсь и ухожу.
Наши пути расходятся. Кирилл с Соней как хотят, а я уезжаю подальше от каждого из них.
Возвращаюсь в номер.
Мне душно.
В этом мире нечем дышать.
Соня сидит у телевизора, как ни в чем не бывало смотрит очередной футбольный матч.
Я наливаю выпить. Протягиваю один стакан ей.
– Что будем делать с полицией? Уверен, официантка сейчас их вызывает.
Она молча отключает телевизор и поворачивается ко мне.
– Киря говорит, ты собираешься нас покинуть.
Естественно, он говорит. Еще бы… Он, естественно, знает, о чем я думаю. Скорее всего, он даже знает, о чем я подумаю после.
– Тебе нравится играть в богиню, Афина? – уклоняюсь от прямого ответа. – Хочешь – играй. Я не участвую.
Кирилл молчит. Он даже не смотрит в нашу сторону.
Соня совершенно спокойна, даже странно. Вероятно, прыщавый подготовил ее, объяснил, как со мной говорить и чего ожидать.