– К нам приходи с Софой в шахматы играть, – предложил Пётр, по привычке заявившийся на занятия сразу после заутренней службы, и теперь скучающий вместе с Иваном. – Она будет рада.
– Ещё бы не рада, если я против неё как дитё малое, – вздохнул Иван. – Даже у Андрея Михайловича три партии из четырёх выигрывает.
– Тогда в городки или чижика?
– Мы с тобой, Петя, люди государственные, и не в игрушки должны играть, а державные дела вершить!
Бартош-младший пожал плечами:
– Можно и державными делами заняться.
– Никак не можно, – вздохнул Иван. – Что из Большого Совета, что из Малого на Москве кроме Дионисия с Евлогием и нет никого. Какие же дела без Совета?
– Собери Самый Малый Совет.
– Это кого же?
– Мы с тобой, да Софью позовём.
– Да ладно?
– А что такого? Мы же не всамделишные дела вершить станем, а как бы учёба. Потом обстоятельно всё опишем, да с Полиной Дмитриевной на занятиях разберём.
Иван немного подумал и согласился. Тут же были посланы два охранника-автоматчика за Софьей Маментиевной, благо из терема боярыни Морозовой в государевы палаты можно пройти не выходя на улицу, а сами «государственные люди» решили ждать в зале заседаний Совета, чтобы всё как взаправду. Скипетр и держава так и остались лежать в большом стеклянном сундуке, откуда не доставались почти два года, но Большую Государственную печать государь-кесарь на всякий случай положил в карман.
– А ты, Петя, бумагу приготовь – указы писать будем.
Софья появилась в сопровождении пяти нянек и восьми мамок, сонная и недовольная ранней побудкой. Показала старшему брату язык, чмокнула Ивана в щёку, и тоже забралась в мягкое тронное кресло, где привалилась к тёплому боку государя-кесаря и спокойно задремала. Мамки и няньки ахнули от такого самовольства, но были выдворены прочь за нарушение тишины и благолепия.
– Итак, господа Совет, с чего начнём вершить державные дела? – Иван говорил негромко, чтобы не разбудить сопящую рядом Софью. – У кого какие будут советы?
Пётр поднял руку, будто на уроке у Полины Дмитриевны:
– Дозволь сказать, государь-кесарь.
– Дозволяю, господин старший советник Самого Малого Совета, – кивнул Иван. – Каков же твой совет?
– Попервой следует отправить послания к государям держав сопредельных и дальних с приветствием, пожеланием долгих лет жизни, и скрытой угрозой.
– А кто у нас из сопредельных державами является? Разве что Чингизская Империя, но Касиму я и на словах скажу без всякого послания. А остальные никакие не державы, они и на страны с трудом тянут.
– А ромейцы?
– А много ли от них осталось? Да и то сказать – раз я теперь кесарь, то они там все воры и самозванцы.
– Тогда султану турецкому написать можно.
– Точно! – обрадовался Иван. – Раз предложил, тебе и писать. Да попеняй ему, собаке бешеной, что на мои земли зарится. Дескать, раз я теперь кесарь, то и Царьград мой, но пока руки не доходят порядок там навести. Но как только, так сразу.
– Ага, – кивнул Пётр и взял шариковую ручку. Написал несколько строчек, и поднял голову от бумаги. – Слушай, Ваня, а слова «плешивая свинья» с прописной буквы писать, али со строчной?
– Пиши с маленьких оба слова, – рассудил Иван. – Неча его баловать.
Вроде бы дремлющая Софья хихикнула и не открывая глаз сказала:
– Ну вы и грамотеи! Плешивую с маленькой надо, а свинью с большой, потому как к султану обращаетесь, а не к кому попало. Но только и это неправильно.
– Как же тогда правильно? – удивился Иван.
– Так свинья женского роду, а султан мужского, – Софья наконец-то открыла глаза и села в тронном кресле подперев щёку кулачком. – Если у свиньи мужского рода свинята есть, то он пишется боровом, а ежели нету, то хряком.
– Сложная наука, эта грамматика, – уважительно высказался Петя. – Вот поэтому мне математика больше нравится. Запишу его хряком, чтобы обиднее было?
– Запиши, – согласился Иван.
И вот спустя каких-то полтора часа послание турецкому султану было начерно готово, и лишь в одном месте после прочтения вслух Софья попросила заменить неприличное выражение «старый пердун» на благозвучное «пожилой испускатель злых ветров», что и сделали при переписке на чистовик. Письмо положили в большой конверт из белейшей беловодской бумаги, украсили пятью сургучными печатями, снабдили надписью «Султану Махмудке лично в руки», и отложили на край стола. А там и на завтрак пришлось отвлечься.
Но Ивану настолько понравилось вершить державные дела, что предложил продолжить после завтрака, не отвлекаясь на пустяки вроде посещения церкви. Пётр с Софьей согласились с удовольствием. Интересно же!
– Итак, господа Самый Малый Совет, что у нас ещё на повестке дня?
Софья, опять примостившаяся рядом с Иваном, укоризненно покачала головой:
– А меня бабушка Поля учит, что не следует браться за другое дело, не сделав первое. Мы же с посланиями ещё не закончили.
– Можно гишпанскому королю написать, – предложил Петя. – Даже двум.
– Разве в Гишпании несколько королей? – Софья ещё не изучала географию, поэтому удивилась.
– Там двое, – ответил Иван. – В Кастилии и Арагоне. Оба с маврами за гранату воюют.
– А зачем за неё воевать? Железное яйцо с кольцом, да ещё взрывается.
– Не знаю, – пожал плечами государь-кесарь. – Видимо гранаты у них в диковинку и очень ценятся, раз войну ведут. Но с маврами, что есть дело благое и богоугодное.
– Как же благое, ежели они католики? – возразил Пётр.
– И что? Андрей Михайлович говорит, что у любого приличного человека есть свой маленький недостаток. Если с нами не воюют, то это приличные католики.
– Тогда ладно, обзывать не будем, – рассудил Петя, и взял чистый лист бумаги.
– Да, пиши со всем вежеством, в гости зови, на рыбалку приглашай да в баньке попариться. Насчёт торговли не забудь упомянуть, да пообещай шубу с моего плеча.
– В твою шубу и один король не влезет, – Софья измерила Ивана взглядом, – а ты им на двоих предлагаешь.
– Ага, тогда шубу вычёркивай, – согласился государь-кесарь. – Соболей подарим, пускай сами шьют.
– Соболей, – повторил Пётр, старательно выписывая буквы. – Харя у них с соболей не треснет? Горностаями обойдутся.
– Горностаев зачем? Там же мех вовсе негодящий, да вытирается быстро. Хуже заячьего.
– Они из горностаев мантии королевские делают. Мантии, это вроде нашего корзна, только по полу волочится, и можно в неё вместе с королевой заворачиваться.
– Чудной народец, эти гишпанцы, – решил Иван. – Про чудных не пиши.
Скоро и с этим посланием закончили. Как и с письмами к Папе Римскому, самозванному священному римско-германскому кесарю, королям Швеции, Дании и… и всё, больше никого не нашлось, кто привлёк внимание государя-кесаря Иоанна Васильевича. Королям Англии и Франции писать Иван не захотел, так как из рассказов воспитательницы Полины Дмитриевны помнил, что скоро там случатся революции и обоим отрубят головы. Зачем писать покойникам?
Самый Малый Совет прерывался на обед, на ужин, и закончил работу только поздним вечером. А запечатанные письма так и остались лежать на столе, где их обнаружила заявившаяся с ведром и тряпкой доверенная служанка. И завопила ещё не изобретённой в пятнадцатом веке пароходной сиреной:
– Антипка, чума египецка тебя забери, живо беги сюда!
Дежурный охранник ворвался в залу заседаний мгновенно, клацнул затвором, досылая патрон, и повёл стволом из стороны в сторону. Однако опасности не обнаружил и спросил удивлённо:
– Чего верещишь, Фросенька? Али мышку увидала?
– Какую мышку, болван ты тьмутороканский? Тут впору «Слово и дело» кричать! Что на столе видишь?
Антип поставил автомат на предохранитель и только потом усмехнулся:
– То государь шутейно писал. Баловство это, как его там… тренировочное! Вроде как учёба.
Ефросинья показала пальцем не приближаясь к столу:
– А печати видишь? Кто же баловство печатями скрепляет?
– Да ладно тебе, Фросенька…
– Это тебе будет ладно, когда за Урал-камень поедешь вотяков от вогулов охранять.
– Так они же между собой мирно живут.
– Потому и мирно, что такие вот идолища поганые как ты их покой стерегут.
Вообще-то Антип не имел ничего против поездки за Урал, где и жалованье вдвое против столичного, и в чинах быстрее люди растут, но это ват самая Фроська крутит хвостом и не замечает попыток ухаживания… Уведут ведь справную девку с хорошим приданым, ей богу уведут!
– И что делать?
– Сухари сушить в дальнюю дорогу, – съязвила Ефросинья, но потом смилостивилась и снизошла до совета. – Вызывай государевых фельдъегерей. А то у них всей службы – в кружало за мёдом для боярина Кутузова бегать. Пущай в дальние страны проваливают, неча на казённых харчах морды наедать.
Антип вспомнил служащего как раз в фельдъегерях младшего брата, появляющегося дома по великим праздникам, обветренного, пропахшего дымом костров и жилистого как провяленная под седлом старая конина, и усмехнулся. Вот уж кого нельзя упрекнуть в бесполезном проедании казённых харчей, так это их. Дождь, снег, мороз, война, чума… ничто не должно помешать доставке послания точно и в срок. Небось в персиянском Дербенте до сих пор по ночам с криками просыпаются, ежели ещё один гонец с письмом к ихнему шахиншаху приснится. И стену, подорванную в четырёх местах, до сих пор не восстановили. Фельдъегеря, они такие! Они совсем немного подвигами до «того самого» десятка Маментия Бартоша не дотягивают.
– Ладно, Фросенька, не ори. Сейчас вызову. – Антип щёлкнул кнопкой переговорника. – Савва, ответь Антипу. Да, у меня без происшествий. Там вокруг тебя никто из адашевских орлов не летает? Да, государева служба, она самая. Хорошо, Савва, жду в зале Совета.
Ефросинья, внимательно прислушивавшаяся к разговору, с облегчением вздохнула и присела на лавку у двери:
– Тоже подожду, а то мало ли чего. На вас, оглоедов, никакой надежды нет.
Авторское отступление.