— Две сотни, и ещё полста, Буслай Потапович. Ведь за тобой другие придут и тоже требовать начнут.
— Я думаю, торг здесь неуместен! ***
(Этому выражению несколько тысяч лет, причём искажённое древними галлами оно звучит так: ' — Горе побеждённым!'
Варвары же, чего с них взять…)
— Но как же…
— А вот так! Для других изыскивай внутренние резервы. Тебе знакомо слово резервы, Ерофей Первакович?
— Знакомо… Но меня же сожрут с потрохами!
— Подавятся! Половина ушкуев под моим начало со стороны Дона пойдёт, так что на днепровскую часть что-нибудь и найдёшь.
— Ага, как же…
— Заставь местных кузнецов работать. В этой чёртовой деревне есть настоящие кузнецы, или только одни греки живут?
— А железа хорошего где столько взять?
— А вот это, Ерофей Первакович, нас с тобой волновать не должно. Отдай приказ и проследи за его выполнением. И всё! Ну и на кол посади человек пять, что откажутся или работу затянут. Вопрос-то плёвый и решаемый.
— Ну-у-у…
— Не нукай, не запряг! Возы за лопатами будут через сорок минут, понятно?
— Да понятно, Буслай Потапович, всё мне понятно. Лопаты с черенками выдавать, али как?
— Глупости спрашиваешь! Мне делать больше нечего, как среди моря черенки насаживать?
— Понял, не дурак… Вот тут вот бумагу о получении подпиши.
— После погрузки и пересчёта.
— Ты же меня знаешь!
— Знаю, поэтому пересчитывать лично буду.
— Ваня, ты с Владом связывался?
— Минут двадцать назад говорил, а что?
— Как это что? Мы можем на него надеяться?
— Будто не знаешь — на нашего Дракула всегда можно надеяться. Он уже выдвигается, но просит прислать отравляющих и картечных снарядов в запас. Куда-нибудь поближе к его маршруту.
— Пришлём, не проблема.
— Так я уже распорядился начать погрузку трёх самых быстроходных ушкуев. Заодно и патронов подкинем, а то мало ли чего.
— Согласен. С провиантом у него как?
— Не жалуется, но от тушёнки в жестяных банках не откажется.
— Это не к нам, это в Киев. Ближайший завод там.
— Я так и сказал. А ещё связался с мурзой Бектемиром Лукояновым, и тот гонит овец к Армянскому базару.
— Это где такой?
— На беловодской карте посмотри.
— Ага, сейчас… угу, вот вижу. Их точно не перехватят?
— Не успеют, тот сброд по шесть километров в день проходит.
— Чего так мало?
— Неуправляемая толпа без общего командования. Кто последним становится на ночёвку, тому ни воды не хватает, ни деревьев или кустов на дрова.
— Задница какая-то, а не войско.
— Но всё равно примерно пятьдесят тысяч рыл. Навалятся толпой, и трындец любой обороне.
— Нужно сделать так, чтоб не навалились.
— А мы чем заняты, игрой в бирюльки, что ли?
Глава 15
Здесь, в большом новом селе на левом берегу Днепра, Фёдор Сидорович Полумесяц пользовался всеобщим уважением, слыл человеком умным и основательным, заработавшим немалые деньги на последних веяньях земледелия, доносимых до народа со страниц газеты «Нива». Там все желающие могли узнать секреты выращивания кукурузы, тыквы, подсолнечника, сахарной свёклы, картошки, и всего другого, необходимого государству и дающего хорошую прибыль производителю.
Да, могли узнать все, но немногие утруждали себя чтением после тяжёлого трудового дня. Фёдор Сидорович утруждал, о чём ни разу не пожалел на зависть всей округе. Как же не завидовать, если ту же сахарную свёклу он сдавал по твёрдой цене на ближайший сахарный заводик, а ботву пускал на откорм нескольких сотен свиней. Так сказать, и с вершков денежку получал, и с корешков. Свиней тоже сдавал на завод, но уже на другой, где делали тушёнку для армии в жестяных банках.
Ещё его дружная семья выращивала на огромном огороде невиданную доселе ягоду клубнику, очень похожую на землянику, но размером с куриное яйцо. Два старших сына-близнеца восьми лет, да две дочери-шестилетки, во главе с женой Юрико Танаковной обихаживали ту дивную ягоду, да потом варили из неё варенье на сахаре. Ценилось то варенье по весу серебра, и мгновенно раскупалось по мере готовности купцами из Богемии, Моравии и Венгрии. Торговцам из далёких стран уже и не оставалось ничего.
Но и они не остаются в обиде — в счёт выращенной пшеницы Фёдор Сидорович получает макароны восьми сортов, а они тоже хорошо расходятся по Европе. Само-то зерно запрещено продавать, это лишь государь-кесарь лично может разрешить, но вот мучные изделия продаются свободно, хотя и многократно дороже зерна или уже смолотой муки. И всё равно берут, ибо тоже не остаются внакладе.
Богато живёт семья Полумесяцев, ничего не скажешь. А ведь всего каких-то пятнадцать лет назад называли Фёдора Сидоровича Федоркой Сидоркиным, и был он рабом в казанском плену. Родом с Волги, чуть выше по течению устья впадающей Суры, Федорка был схвачен на речном льду татарским конным разъездом при проверке сетей в прорубях. Куда там убежать? Там и бежать-то некуда.
Но повезло даже в плену — крепкого пятнадцатилетнего парня выкупил сотник Ильяс Мехмедович, и определил не овец пасти да кизяки сушить, а дал вполне мужскую работу по уходу за боевыми конями. Потом и в походы стал брать, но не на Русь, а в Дикое Поле против ногаев, кабарды да прочих черкесов, что у подножия гор Кавказских живут. А с замирением великим и образованием Скифского Союза Степи и Руси получил Федорка полную волю, но так и остался на службе татарской уже за долю в добыче и денежное жалование.
На Литву ходили, на Польшу, в Ливонии славно повоевали, но вот при взятии Мекленбурга не посчастливилось что сотнику Ильясу Мехмедовичу, что самому Федорке Сидоркину — тяжело ранены были оба. Татарин без левой руки остался, а у Фёдора правая нога до сих пор с трудом сгибается. Ходить можно, но на коня взобраться не получается. Калеками стали, чего уж там…
Но калеками заслуженными, и потому получил татарский сотник от императора Касима земли на правом берегу Днепра в пользование. Жирная земля — воткнутая палка через год зацветает и урожай даёт. Естественно, и Фёдор туда же отправился, не устояв перед щедрым предложением взять в обработку четыре сотни десятин за смешные сто рублей в год. Там при должном старании можно и восемьсот рублей взять, а то и всю тысячу. Так что сто рублей — не те деньги, о которых можно жалеть.
Позже и другие арендаторы с семьями появились, взявшие от пятидесяти до семидесяти десятин, и образовалась новая деревня — Ильясовка. Скоро станет селом Ильясовым, так как уже достраивается храм Пресвятой Богородицы, и в мечети начата отделка внутренних помещений и настенная роспись. А как же иначе, если половина жителей татарского происхождения? Правда, есть в деревне и католики с германских земель, что отрабатывают свободу трудом и потом, но тем ничего строить не разрешают.
И правильно, что не разрешают. Хочешь молиться Господу, переходи в православие или муслимство, а не плоди множество ересей и вероисповеданий. Вот как жена Фёдора Сидоровича перешла, хотя изначально молилась то ли Синто какой-то, то ли Аматерасу.
Кстати, по поводу такой жены Полумесяцу многие завидуют. Вот вроде бы баба на вид так себе, тощенькая как тростиночка, росточка невысокого, волос цвета воронова крыла, глаза узкие и чуть раскосые… Зато мужа почитает и слушается аки господа-бога, и кланяется ему постоянно. А уж работящая такая, что оторопь берёт. И по дому всё успевает, и по огороду, и за детьми присмотреть, и мужа уважить. Правда, Фёдор её не обижает, и за всё время даже руку на неё не поднимал. Так, пару раз голос повысил, и того хватило для приведения в разум.
Жену себе Фёдор Сидорович ещё в Казани купил, на базаре у персидских купцов. А уж откуда её в Персию привезли, то неведомо. Откуда-то из-за моря-окияна, из-за страны Син, с островов, где земля под ногами постоянно трясётся, да горы огнедышащие в небо дым пускают. Да важно ли это? Вообще неважно, если с первого взгляда по нраву пришлась да на сердце легла. Выкупил, тут же вольную дал, да креститься в церковь потащил. Покрестилась Юрико Танаковна, став Юлией Тихоновной, но новое имя как-то не прижилось, так что зовёт её Фёдор как и прежде.
Многих до глубины души поражал и удивлял способ ведения хозяйства Полумесяца и его отношение к деньгам. Он не копил монетку к монетке, не закапывал их в погребе в чугунном горшке навашинской работы, и не отдавал их в рост бод изрядную лихву. За последнее, кстати, можно свободно живота лишиться, как нарушителю государева указа, или отправиться в ту же Персию евнухом. Но это так, к слову…
Фёдор Сидорович деньги тратил в немыслимых количествах, но, вопреки всеобщим ожиданиям, не разорялся, а богател с каждым месяцем. То плуги купит с тремя лемехами, что двумя волами сразу тянуть нужно, то сеялку, то жатку с косилкой, то молотилку. И всё дорогущее, на конном приводе, где лошадь по кругу гоняют, да меняют постоянно по мере усталости животины.
Недавно вообще завёл разговор о постройке мельницы с паровой махиной работы Коломенского казённого завода, но пока в раздумьях, так как для неё придётся завозить уголь за сто двадцать вёрст возами или санями. Окупится ли такая стройка, а если окупится, то в какие сроки?
Однако, зависть была белой и по своему доброй. Это когда не желают, чтоб у соседа корова сдохла, а хотят себе такую же, а лучше две или три. Такая вот благая зависть. Она даже тянула за собой всю деревню, старающуюся жить и работать «чтоб как у Сидоровича было». Понятное дело, сеялки с веялками далеко не каждый мог себе позволить, но несколько жаток и косилок вскладчину купили. И топоры обязательно. И пилы двуручные, продающиеся под названием «Дружба-2». Зачем пилы в степи с редкими перелесками, где печи топят привозным каменным углём и кукурузными стеблями? Так она признак и показательно достатка в семье, как зеркало или часы-ходики с кукушкой, ей всегда можно похвалиться перед родственниками, иногда приезжающими из северных земель в гости и для разведки насчёт переезда на местные чернозёмы. Пила, она завсегда вещь нужная!