Я выхожу из кладовки и, увидев хмурое лицо Грейс, спешу к ней.
Положив одну руку ей на плечо, а другую — на живот, я спрашиваю: — Что случилось? Болит? —
Она качает головой, и ее голос напрягается, когда она говорит: — Я ненавижу розовый. Я никогда не думала, что это будет иметь значение до сегодняшнего дня. —
— Это просто цвет, Милачик. —
Она откидывает голову назад, и ее глаза встречаются с моими. — Он заставлял меня носить розовое каждый день. —
Давненько Мэллон не появлялся, и это вызывает у меня адскую волну ярости.
Если бы у меня было одно желание, я бы вернул этого ублюдка к жизни, чтобы помучить его.
Темнота и жажда мести сквозит в моем голосе, когда я говорю: — Тогда в нашем доме никогда не будет розового цвета. —
— Это было бы несправедливо по отношению к нашей дочери. Это может оказаться ее любимым цветом, — пробормотала Грейс. — Я просто не хочу вспоминать о нем каждый раз, когда вижу что-то розовое. —
— Может быть, если мы будем ассоциировать этот цвет с радостными вещами, это изменит ваше отношение к нему, — говорю я. — Маленькие розовые зайчики. Розовые плюшевые игрушки. Розовые детские ботиночки. —
Уголок ее рта слегка приподнимается. — Или мы можем просто заставить ее полюбить фиолетовый. —
Я наклоняюсь и целую ее в лоб, а затем прижимаюсь к ней всем телом.
— Как хочешь, моя Ласка. — Я поднимаю руку и ласкаю ее волосы.
Мой телефон начинает звонить, и, неохотно отпустив Грейс, я достаю устройство из кармана.
— Что? — прорычал я.
— И тебе привет, — раздается в трубке голос Сантьяго. — Я помешал вам заниматься сексом или что-то в этом роде? —
— Нет, я распаковываю вещи, — бормочу я.
— О, это все объясняет. Я тоже ненавижу ходить по магазинам. —
Закрыв глаза, я вздохнула. — Зачем ты звонишь? —
— Мне больно, Доминик, — говорит он серьезно. — Вот он я, выкраиваю время из своего напряженного дня, чтобы сделать над собой усилие и позвонить тебе, а ты даже не пытаешься изобразить радость от моего звонка. —
Я стою на месте, и мне кажется, что мой мозг отказывает.
В следующую секунду по линии раздается его смех. — Я просто издеваюсь над тобой. Слушай, у меня вечеринка в честь Хэллоуина. Ты придешь? —
Я медленно качаю головой и бормочу: — Какого черта?. —
— Вечеринка. Костюмы. Веселье. Ты можешь прийти в образе ворчливого медведя, а твоя прекрасная жена может нарядиться ангелом, потому что она должна быть им, чтобы справиться с твоей капризной задницей. —
— Нет. — Я продолжаю качать головой. — Определенно нет. —
— Да ладно. Общение с людьми пойдет тебе на пользу. —
— Нет, не пойдет, — возражаю я. — Я ни за что не пойду ни на какую вечеринку. —
Этот звонок застает меня врасплох, поэтому я передаю трубку Грейс и говорю: — Разберитесь с Сантьяго. —
Она хихикает, принимая устройство. — Привет, это Грейс. Почему вы мучаете моего мужа? — Она смеется над чем-то, что он говорит, и это заставляет меня снова схватить телефон.
— Не смешите мою жену, — пробормотал я в динамик.
— И вы думаете, что это я ненормальный, — говорит он.
— Я вешаю трубку, — ворчу я.
— Ты научишься любить меня, Доминик. —
Я завершаю разговор и снова качаю головой.
— Этот человек — нечто другое, — говорит Грейс, наливая чай и кофе.
— Что ты имеешь в виду, когда говоришь, что он что-то другое, — рявкаю я, идя за ней. — Для тебя он ничто. —
Ее смех наполняет кладовку. — Ооо, ты ревнуешь? —
Я прижал ее к полке и игриво нахмурился. — Можешь не сомневаться, я ревную. Никогда не смейся над тем, что говорит Сантьяго. —
— Это невозможно. Он забавный. —
Я качаю головой. — Он раздражает. —
Я обхватываю ее бедра и притягиваю к себе, а затем позволяю своим рукам добраться до ее попки.
Зная, что мне нужно, Грейс обхватывает меня за шею и говорит: — Ты единственный мужчина, который имеет для меня значение. Единственный, кто может меня удовлетворить. —
Я наклоняюсь и в дюйме от ее рта рычу: — И?. —
— Единственный, кто услышит мои крики, когда я буду кончать. —
— Хочешь, чтобы я заставил тебя кричать, моя жена? —
— Да, пожалуйста, — простонала моя женщина, сильно прижимаясь своим телом к моему.
— Добре дивча, — ворчу я, прижимая ее к себе и вытаскивая из трусиков, чтобы трахнуть ее так сильно, что она будет чувствовать меня между ног несколько дней.
Глава 29
ГРЕЙС
Когда Доминик останавливает — Хаммер— возле нового частного самолета, я быстро выхожу из машины.
Со счастливой улыбкой на лице я подхожу к Эвинке и крепко обнимаю ее.
Мы отступаем назад, и я, надеясь на Бога, что ничего не испорчу, подписываю: — Я беременна. У нас с Домиником будет ребенок. —
Удивление расширяет ее глаза, затем ее руки взлетают, и я с трудом поспеваю за ней, пока она расписывается: — Ты можешь расписываться! Ты беременна! Это просто фантастика. —
— Доминик учил меня, — говорю я.
В следующую секунду Евинка снова заключает меня в объятия и крепко прижимает к себе.
— Я хотела, чтобы мне было легче общаться с тобой. — Отстраняясь, я вижу, как она счастлива, и это делает всю тяжелую работу стоящей того.
— Теперь мы можем посплетничать о Доминике, — подписала она.
— Нет, ты не можешь, — бормочет Доминик, подталкивая меня к самолету. — Поехали. —
Она качает головой. — Она у тебя уже несколько месяцев. Теперь моя очередь проводить с ней время. —
Когда мы поднимаемся на борт самолета, Евинка тянет меня к креслу и занимает место рядом со мной, на что Доминик бросает на нее игривый взгляд.
Мы пристегиваем ремни, и я говорю: — Просто подписывайте помедленнее. Я все еще учусь. —
Она кивает: — На каком вы сроке? —
Нуждаясь в практике, я отвечаю: — Думаю, около трех месяцев. Я встречаюсь с врачом в Чили, и тогда мы будем знать наверняка. —
Мягкая улыбка растягивает ее рот. — Я так рада за вас с Домиником. —
— Спасибо. —
Боже, она рада за меня больше, чем Киара, когда я ей рассказал.
При мысли о сестре у меня сжимается сердце, но уже не так больно. Я смирилась с тем, что она выбрала для себя другую жизнь, в которой нет меня.
Евинка бросает взгляд на Доминика, который смотрит в окно, а затем возвращает свое внимание ко мне. — Я знаю, что он нелегкий человек и быстро заводится, но спасибо, что сделали его счастливым. —
Я качаю головой. — Он единственный, кто делает меня счастливой. Я никогда в жизни не чувствовала себя такой любимой и защищенной. —
Она снова улыбается. — Я рада это слышать. —
Самолет взлетает, и после того, как мы оказываемся в воздухе, она пишет: — Доминик сказал мне, что ты переезжаешь в Чили. Как ты к этому относишься? —
— Я понимаю, почему мы должны переехать, но я буду скучать по горам. — Мои глаза переходят на ее глаза, прежде чем я снова смотрю на свои руки. — Вы останетесь в Словакии или тоже переедете? —
Она испускает тихий смех. — Я по всему миру. Там, где нужно Доминику. —
— Мне нравится, что вы есть друг у друга, — подписываю я. — Он рассказал мне о том, как вы жили в приюте. —
Евинка смотрит на него с любовью в глазах. — Он всегда был весь в синяках, когда дрался за то, чтобы принести мне еду или не подпустить ко мне какого-нибудь ублюдка. Без Доминика я бы здесь не сидела. —
Иисус. Мое сердце.
Не в силах остановиться, я обнимаю Эвинку и шепчу: — Мне так жаль, что с тобой все так случилось. —
Когда я отпускаю ее, она пожимает плечами. — Та жизнь сделала нас теми, кто мы есть сейчас. —
С нежной улыбкой на лице я подписываю: — Два человека, которых я очень люблю. —
Ее рот кривится в улыбке. — Два человека, которые убьют любого, кто угрожает тебе. —
Теперь я чувствую себя намного ближе к Эвинке, когда могу общаться с ней на более глубоком уровне.
— Я пойду посижу с Домиником, — говорю я, прежде чем расстегнуть ремень безопасности.
Она кивает, доставая свой мобильный телефон, пока я встаю.
Когда я перехожу через салон к Доминику, самолет внезапно вздрагивает, попадая в яму турбулентности.
— О Боже! — Я теряю равновесие и шатаюсь в сторону, затем самолет трясет еще сильнее, и на секунду мои ноги отрываются от пола.
Меня прижимают к твердой груди Доминика, и через мгновение я оказываюсь на сиденье, а меня пристегивают ремнями.
— Мое чертово сердце! — Доминик огрызается, его лицо бледно от испуга. Он подносит руки к моим щекам, его глаза бегают по мне. — Ты в порядке? Ты не пострадала? —
Я сижу ошеломленная, прежде чем мне удается кивнуть. — Я в порядке. —
Он опускается рядом со мной, и только тогда я вижу, что Евинка вернулась на свое место.
— Господи, — бормочет он, глубоко вдыхая воздух, а затем рявкает: — Никогда не покидайте свое место во время полета. —
— А что, если мне захочется в туалет? —
— Тогда я отведу тебя в туалет. — Он берет меня за руку и, опираясь на подлокотники, кладет другую руку мне на шею. Его глаза снова пробегают по моему лицу. — Ты уверена, что с тобой все в порядке? —
— Да. — Я ободряюще улыбнулась ему.
Он опускает руку к моему животу и упирается лбом в мой лоб.
— Я в порядке, мой отшельник, — пробормотал я с любовью в голосе. — Расслабься. —
— Не думаю, что смогу расслабиться, пока ты не родишь, — пробормотал он.
Я хихикаю и наклоняюсь ближе к нему. — Значит ли это, что ты будешь меня опекать? —
— Определенно. —
ДОМИНИК
Когда мы приближаемся к острову, мне открывается вид на строящийся туннель.
— Им придется работать быстрее. Я хочу, чтобы остров был готов к родам Грейс, — говорю я Эвинке.
— Я уже сказала им, чтобы они наняли больше команд, чтобы они могли работать двадцать четыре часа семь минут