Дионисий злорадно ухмыльнулся:
– Ну что, князь Фёдор Юрьевич, помогли тебе твои татарове?
Раненый огрызнулся через силу хриплым голосом:
– Твоё ли дело, пёс худородный?
– Потом поговорите! – рявкнул Самарин. – Хватай его за ноги и потащили.
Подземный ход сделан с тщанием, но круто уходящие вниз кирпичные ступени явно не задумывались для переноски по ним смертельно раненых князей.
– Подожди, боярин, – попросил Самарина Дионисий, и поправил налобный светодиодный фонарик. – Сдохнет собака, а мы и расспросить не успеем.
– Кого собакой назвал, холоп? – плюнул сгустком крови бородач. – Не попался ты мне раньше… а жаль…
– Тоже жалею, что ты не на колу сдохнешь, Фёдор Юрьевич. Великий Князь бы тебя…
– А нету более твоего князя, холоп ты безродный! На Москве Шемяка крепко сидит, а Василия Васильевича поди вороны доедают.
– Врёшь! Шуйские завсегда бляжьим словом известны.
– Эка ты взбеленился, боярич Кутузов… Да толку от твоей злости…
– Говори, сучий потрох! – Дионисий пнул Шуйского в затянутый кольчугой бок. – Всё как есть говори!
Фёдор Юрьевич скрипнул зубами, пережидая вспышку боли, и оскалился в усмешке:
– И скажу. Перед смертью не блядословят. Удавил князь Димитрий твоего Василия вместе с его семейством. Как погоня побитая вернулась, так и послал грамотки с наказом в Углич да Чухлому верным людишкам.
– Врёшь! – опять крикнул Дионисий.
– Зато латиняне твои всегда правду говорят, да?
– Какие латиняне?
– Кто же ещё мог на Клязьме с огненным боем быть? И провались ты в ад, холоп!
Князь Шуйский вздрогнул и затих, но злорадная усмешка с его лица не пропала и после смерти.
– Выпей, легче станет, – Андрей Михайлович протянул плоскую карманную фляжку.
– Не нужно, – отказался Дионисий.
– Пей, кому говорят!
– Соврал же Шуйский… Ведь правда же, боярин?
– Я не за упокой князя предлагаю, – помотал головой Самарин и указал на бушующий за стенами пожар. – Город давай помянем.
Они выбрались из подземного хода в кузнице Ильинской слободы, куда уже докатилась война всех против всех. Хозяин мастерской при виде вылезающих их кучи древесного угля незваных гостей бросился с молотом в руке, получил прикладом по голове, и теперь приходил в себя на грязной лавке, не менее грязно ругаясь. Из расспросов выяснилось, что именно тут братья Шуйские укрывали своё войско, готовое к штурму Нижнего Новгорода. От Ильинки до стен доплюнуть можно, но разделяющая их мелководная Почайна обманчиво кажется преградой. Часть дружины во главе с Фёдором Юрьевичем успела войти в город по звону колоколов, вырезав караулы у ворот, а другая…
Другой части не повезло. Дружина Василия Юрьевича Шуйского, набранная из степных бродников, предпочла жирную синицу зубастому и хищному журавлю, принявшись грабить богатую Ильинскую слободу. Поначалу всё получилось, но кузнецы с молотобойцами сами по себе народ суровый, а потом за грабителей взялась подозрительно вовремя подоспевшая отборная тысяча ханского брата Касима. Скорее всего, он и сам что-то замышлял, подтянув войска поближе к городу, но случайно выступил в роли спасителя и миротворца. Такое тоже иногда случается.
Знакомство потомка Чингиз-хана с бывшим старшим прапорщиком не задалось как-то сразу. Недостаток взаимопонимания обошёлся Касиму в полтора десятка телохранителей и одного коня, погибшего от взрыва тротиловой шашки под брюхом.
– Коньяк, Дениска, штука полезная во всех отношениях, – Андрей Михайлович положил фляжку на наковальню и выстрелил в подозрительное шевеление за упавшим забором. – Помогать не помогает, но с ним легче переносить неприятности.
– Или он их притягивает.
– И такое мнение имеет право на жизнь, – согласился Самарин. – Неприятности, как и я, тоже любят коньяк.
– Когда нас тут подожгут, это утешит, – хмыкнул Дионисий.
– Побоятся поджигать.
Причиной такой уверенности Андрея Михайловича был сам царевич Касим, сидевший с очумелым видом и связанными руками у закопчённой стены старой кузницы. Дионисий вытащил его из-под убитого коня и притащил сюда в качестве почётного пленника и важного заложника, надеясь договориться о беспрепятственном отходе. Пока не получалось даже просто поговорить с ханскими телохранителями.
Самарин задумчиво посмотрел на фляжку, пересчитал оставшиеся патроны, перевёл взгляд на Касима, и неожиданно предложил:
– Слушай, хан, ты как насчёт коньяка?
Тот похлопал глазами и уточнил:
– Насчёт чего?
– Выпить, говорю, хочешь? Я понимаю, что нельзя тебе, но от всей души предлагаю.
– Воину в походе многое позволяется, – гордо ответил потомок Чингиза и протянул связанные руки. – Давай поговорим, боярин.
Нижний Новгород пострадал не так сильно, как показалось со стороны. К вечеру пожары утихли и стало ясно, что целенаправленно поджигались отдельно стоящие городские усадьбы, да и то не все, а те что победнее. Богатые дома подверглись вдумчивому разграблению, включая вынутую из оконных переплётов слюду и снятые с петель двери. Дорогие железные петли тоже унесли, безжалостно выдрав из косяков.
А вот от княжеских палат осталась куча дымящихся головешек, до сих пор пышущая жаром. Видимо, ни одну из сторон не устраивал вариант, по которому хан Мухаммед останется живым. Вот и подстраховались.
Сторон, желающих сменить власть в отдельно взятом городе, насчитывалось ровно четыре штуки. Первой был сам Андрей Михайлович и сопровождающий его Дионисий. Второй – братья Фёдор и Василий Шуйские, пытавшиеся решить проблему с ярлыком на Великое Княжение вооружённой рукой. Третьей – жители Нижнего Новгорода, теряющие прибыли из-за остановленной торговли по Волге и Оке. И последней – младший брат хана, вдруг захотевший стать старшим. Маловат ему показался Звенигород, отданный в придачу к выкупу за Василия Васильевича.
Люди Касима и остановили продолжающуюся вялую резню, после чего занялись уборкой трупов на площади между церковью архангела Михаила и бывшими княжескими палатами. На освободившемся месте поставили шатёр, куда с поклонами и витиеватой восточной вежливостью пригласили Самарина с Дионисием. Телохранители нового Казанского хана только покосились на оружие гостей, но оставить его у входа благоразумно не предложили.
– Идём?
– Что же не пойти, ежели со всем вежеством зовут?
Внутри шатра Касим помахал рукой и показал на подушки напротив себя:
– Присаживайтесь, сейчас принесут вино, а мы продолжим наш разговор. Я давно вас жду.
– Виделись двадцать минут назад, – Самарин демонстративно посмотрел на часы. – Не думаю, что успел соскучиться.
– У нас время меряют иначе, боярин Андрей, но я хотел сказать о другом. Я ждал тех, с кем можно поговорить о нашей общей беде.
– Ты о Шемяке, хан? – уточнил Дионисий.
– Нет, воин, совсем не о нём. Кто такой Шемяка? Он никто и звать его никак. Сегодня он есть, а завтра…
– Так о чём же?
– Турки! – выдохнул Касим. – Это ли не беда?
Дионисий подождал пока появившиеся слуги поставят на низенький столик немудрёное походное угощение, и возразил:
– Где мы, а где те турки? Что нам до них?
– Ты молод, воин, и поспешен в суждениях, – прищурился хан, бывший разве что на пару лет старше Дионисия. – Давай послушаем убелённого сединами мудрости человека.
Две пары глаз с ожиданием уставились на Андрея Михайловича, требуя немедленного ответа. Он усмехнулся и сам спросил:
– А тебе чем они насолили?
– Всем, – вернул усмешку Касим. – Султан возомнил себя единственным повелителем правоверных, и любую власть, кроме своей, считает личным оскорблением. Или думаете, мой отец по доброй воле оставил Крым и воевал за Казань?
– Именно так и думаю, – кивнул Андрей Михайлович. – Выжженные солнцем степи и солёная вода, вот главное богатство Крыма. От такого сбежишь куда угодно.
– Не буду спорить. Но ещё это торговые пути в Царьград и далее. От ромеев немного осталось, но скоро и то съедят. И что дальше?
– Ромеев не жалко, – влез с комментарием Дионисий.
– Мне тоже, – согласился Касим. – Только государства без торговли… Можно, конечно, выращивать пшеницу или разводить овец, но нам же нужно другое, верно?
– Персы?
– А кто сказал, что ненасытный Мурад и их не сожрёт?
– Ладно, – снова кивнул Андрей Михайлович. – От нас ты чего хочешь? Помощи? Так сам знаешь, что на Руси сейчас усобица.
– Но вы же люди Великого Князя Московского?
– Он, – Самарин показал пальцем на Дионисия. – Я же сам по себе боярин, свой собственный. Ещё за малолетним княжичем приглядываю, но это временно.
– Ходят слухи… – хан слегка замялся, подбирая нужные слова.
– Непроверенные слухи.
– Но если они верны… В таком случае я признаю Великим Князем Московским юного Иоанна Васильевича, взамен же хочу всего лишь не опасаться удара в спину.
– Собираешься воевать?
– Степь похожа на рыхлый комок овечьей шерсти, боярин. Её нужно объединять.
– А ты…
– Если не я, то кто?
– Понятно… А город?
– Из Нижнего Новгорода мы уйдём и не станем претендовать на земли.
– Граница?
– По Суре, как и прежде. Наёмников из Курмыша, неосмотрительно подаренного им покойным братом, тоже заберу. С мордовцами за Пьяной решайте сами.
– Заманчиво звучит, – ответил Самарин.
Предложение Касима его удивило, если не сказать больше. Совсем недавно корил себя за непродуманную и сумасбродную авантюру, и вот на тебе, в руки сам собой падает богатый и удобно расположенный город, у жителей которого до сих пор свербит в одном месте от желания напакостить победившей в борьбе за власть Москве. Неплохой плацдарм в споре с Шемякой.
– Всё ты правильно говоришь, Касим, – Андрей Михайлович сделал глоток вина, оказавшегося жуткой кислятиной. – Но никак не могу найти подвоха в твоих словах.
– А он есть? – фальшиво удивился хан.
– Его не может не быть.
– Ты прав, – Касим тоже приложился к кубку и скривился. – Как вы эту дрянь пьёте? Н