– Как мне его увидеть?
– А ты кто? – Андрею Михайловичу не нужна была ссора, но точки в нужных местах расставить необходимо.
И снова молчание. Затем неохотное:
– Окольничий Великого Князя Василия Васильевича Иван Евстафьевич Еропка, князь Изборский.
Ого, никак родовитую птицу сюда попутным ветром занесло? Рюрикович, небось в пятидесятом с половиной колене? Что же, нужно соответствовать, всё равно никто не сможет проверить и не предъявит претензии.
– Думный боярин Великого Князя Московского Иоанна Васильевича и его опекун, князь Самарии и Антальи, старший воевода Андрей Михайлович Самарин!
Сзади, со стороны артиллерийской позиции, донеслось сдавленное хрюканье Дионисия и восторженное оханье деревенских ополченцев. Плевать, в самозванстве есть определённая привлекательность.
– Где такие земли? – удивился Изборский.
– В Палестине. Ныне под сарацинами.
– Так ты из латинян, что Гроб Господень воевали? – подозрительно прищурился Иван Евграфович.
Пришлось импровизировать, решительно отвергая приверженность к католической вере:
– Задолго до них! Я из исконных самаритян, что в Писании помянуты.
– Понятно, как у меня, значит… Княжеское достоинство вроде как есть, а само княжество в нетях числится. Да со мной все такие, – Иван Евграфович показал на приставшие выше по течению лодьи. – Третьи-четвёртые сыновьи в поисках лучшей доли, сироты дружинных воев. Как грамотку получили, так и…
– Это вы правильно сделали, – кивнул Андрей Михайлович, и крикнул через плечо. – Боярин Дионисий, вели нам с князем зелена вина принести!
Упали срезанные ветки, открывая направленные в лицо жерла пушек, и послышался топот босых ног посланного за ворота гонца.
– Пойдём, Иван Евграфович, за жизнь потолкуем.
– А я? – подал голос Дионисий.
– Молод ещё с князьями пить! – сурово отрезал Самарин и подмигнул Изборскому. – Остаёшься за главного.
Вечером, когда прибывшие сотни разместили у костров и озаботили приготовлением позднего ужина, князь Изборский рассказал свою историю, больше похожую на приключенческий роман, чем на реальную жизнь. Там были погони, перестрелки, штурмы крепостей, грандиозные битвы, попадание в литовский плен при опущенных подробностях, побег, и, как кульминация, торжественное прибытие в Дмитров, где и была получена грамотка от нижегородских бояр. Известие о скоропостижной кончине Василия Васильевича крайне огорчило князя Ивана Евграфовича, ведь со смертью Великого Князя он терял высокую должность и надежды на будущее. Тем более припомнят литовское пленение и с удовольствием отодвинут от кормушки. Кто припомнит? Да мало ли у юного Великого Князя родственников?
Но это же огорчение заставило думать в нужном направлении. Раз уж волей судьбы попал в Дмитров, то удачу следовало использовать в полной мере. Дело в том, что город традиционно становился вотчиной старшего сына Великого Князя Московского до самого вступления на отеческий престол, и здравый смысл велит хранить ему верность. Ведь княжич рано или поздно повзрослеет, а самые лучшие детские воспоминания сохранятся. А это и подати меньше, и мыто на волоках, и… и прочее. Быть верным – выгодно!
Однако, близость Москвы сыграла свою роль. Пойти на прямой конфликт с Шемякой себе дороже, поэтому приняли компромиссное решение – под начало князя Еропки отдали безусых юнцов, одели в прадедовские кольчуги, помнившие Куликово поле, и благословили на дорожку. Правда, приличное оружие для кровиночек не пожалели.
– Раненые откуда? – спросил Самарин.
– У Владимира пытались перехватить, псы безродные, – поморщился Иван Евграфович. – Но то дело прошлое, а сейчас скажи мне, князь Андрей Михайлович, когда я Иоанна Васильевича смогу увидеть?
– Утром и увидишь. Я разве не говорил? Может быть, за ночь ещё кто подтянется.
– Может, – согласился Изборский. – Вроде Звенигород поднимается, и в Стародубе, когда мимо проходили, набат звонил.
– Вот видишь, князь, а ты торопишься.
За ворота посторонних решили не пускать, даже самых родовитых вроде Изборского, который действительно оказался рюриковичем в каком-то там колене. Стол накрыли прямо на берегу с видом на Клязьму, подсветили его светодиодными фонариками, и спокойно коротали время за разговором, одновременно присматривая за вооружённым молодняком. Юный Великий Князь остался в доме с Полиной Дмитриевной готовиться к завтрашнему торжественному выходу, благо давно заказанная посылка с Али-экспресса пришла удивительно вовремя.
Сидели вчетвером – два князя, Изборский-Еропка и Самарин, боярин Дионисий Кутузов, и будущий митрополит Московский и личный духовник Иоанна Васильевича отец Евлогий. Дениску Андрей Михайлович решил произвести в бояре своей властью, справедливо полагая, что к ближнику Великого Князя ни у кого вопросов не возникнет. И с боярским званием сейчас удобнее разговаривать с любым спесивым болваном, ведущим происхождения от любимого мерина какого-нибудь древнего повелителя трёх болот и шести моховых кочек.
Прислуживал за столом староста Филин, гордый оказанной честью, и наряженный по такому случаю в алую рубаху из искусственного шёлка и заправленные в берцы полосатые штаны из плотного матрасного тика. Он же и передал шёпотом просьбу Полины Дмитриевны вернуться в дом и разобраться с припёршимися среди ночи сарацинами.
– С кем? – громко удивился Самарин.
– Ну эти… – пояснил староста. – Которые давеча тут копошились. Все грязные, напуганные, и шайтана поминают.
– Хрень какая-то. Ладно, передай, что сейчас приду.
Глава 11
– Вы как хотите, Андрей Михайлович, но я отказываюсь работать в такой обстановке! – у бригадира строителей нервно дёргался правый глаз, заплывающий багровой опухолью. – Как в девяностые, если не хуже!
– Да что случилось, Виктор Петрович? Ты можешь не орать, а объяснить нормально?
– Могу. Я, Андрей Михайлович, даже аванс могу вернуть, чтобы здесь больше не появляться. Тем более меня об этом убедительно попросили.
– Кто?
– Не назвались, но сказали напомнить про должок.
– Нахер загадки, Петрович, как есть, так и рассказывай.
– Я и рассказываю, – огрызнулся бригадир. – Всё по порядку.
А дело было так… Пазик с рабочими весело гремел подвеской по лесной дороге и как всегда ничего не предвещало неприятностей, но на одной из живописных полянок автобус провалился по самые двери в выкопанную и замаскированную канаву с жидкой грязью. В принципе, для преодоления такой преграды четырёх десятков работящих таджиков вполне достаточно, но попытки поднять Пазик на руки и перетащить его потерпели поражение. То есть, через одну ловушку перенесли, но через пятьдесят метров угодили в следующую. Им бы подумать и вернуться, но трудолюбие взяло верх над здравым смыслом. Так и корячились до темноты.
– После третьей канавы нас начали бить, – бригадира передёрнуло от неприятных воспоминаний. – Толпа в полсотни рыл с палками, велосипедными цепями и обрезками арматуры. Точно вам говорю, Андрей Михайлович, я такого и в девяностые годы не видел. Гороховец маленький и тихий, беспредела по минимуму. Эти отметелили моих работяг, автобус раскурочили, и попросили передать…
– Прилизанный мужичок в дорогом костюме и лаковых ботинках? – уточнил Самарин, заранее зная ответ.
– Ага, интеллигентный такой и вежливый до тошноты. Представляете, Андрей Михайлович, в лесу ковёр постелен, на ковре кресло чуть ли не музейное, а в кресле этот тип с сигарой и бокалом в руке. Сказал, что будет ждать до утра, но включает счётчик на две тысячи евро в час. Утром обещал перейти к радикальным мерам.
Полина Дмитриевна, присутствующая при разговоре, сняла со стены двустволку:
– Не знаю как ты, Андрюша, но за такие деньги я их сама в лесу закопаю и никто даже с собаками не найдёт, если вообще искать будут.
– Ты с какого дуба рухнула? – возмущённо удивился Самарин. – Если забыла, то у нас за воротами три сотни… хм… реконструкторов.
Уточнение было сделано в целях конспирации, но бабушка Поля поняла правильно. Поняла, но не одобрила:
– Видела я их. Один более-менее нормальный, а другие сопляки и птенцы желторотые.
– Вот и проверим в деле.
– Хочешь пацанов против отморозков послать?
– Тут ещё вопрос, кто кого отморозит. И не забывай, именно они поедут с тобой в Нижний Новгород. Как доверять непроверенным людям?
– Чёрт с вами, – Полина Дмитриевна вернула ружьё на стену. – Сам решай.
– И решу, – оставил за собой последнее слово Андрей Михайлович, и пошёл искать князя Еропку.
Впрочем, Иван Евграфович так и сидел за столом, коротая время за неторопливой беседой под хорошую закуску. А кто бы ушёл? По местным меркам подаваемые блюда достойны трапезы ромейских кесарей. Вроде бы всё просто, но… но вместо жёсткой как подошва давно ношеного сапога кабанятины – свиные отбивные с гарниром из жареной картошки, вместо провонявших сосновой смолой глухарей – печёные в духовке бройлерные куры, белый хлеб из электрической хлебопечки вообще выше всяких похвал.
(Примечание автора: Мне доводилось едать кабанятину, лосятину, медвежатину, оленятину, зайчатину и глухарятину, утятину и гусятину. Диких, разумеется, и добытых охотой. Вывод однозначный – ну его нафиг! Но это чисто моё мнение, не претендующее на истину в последней инстанции.)
Ещё князю Изборскому очень понравился коньяк. Поначалу он с недоверием отнёсся к заморскому напитку, но после объяснений, что это сделано из того самого винограда, что после потопа посадил Ной на склонах Арарата, с удовольствием приобщился к благодати. Так что был Иван Евграфович красен лицом, добродушен и весел.
– Богато вы тут живёте, княже! – он указал на вместительную солонку, наполненную до краёв, и стеклянную банку со смесью перцев. – Дорого ли брал?
– Да уж не дёшево, – ответил Самарин, присаживаясь напротив. – Сарацины из дальних стран привозят, так что сам понимаешь…
– Я бы прикупил малую толику.
Андрей Михайлович изобразил тяжкое раздумье и вздохнул: