— Ну, передумаешь и передумаешь. — Подойдя к Маше, приноравливаюсь как ее поудобнее подхватить, чтоб не разбудить. — Без меня вы отшельника не в жизнь не найдете. Да и не станет он с вами разговаривать даже.
— А ты значит, особенный, и с тобой станет, так получается? — Остап, немного подумав, все же подвинулся к столу, беря Машину чашку, и выкладывая прямо в остатки ее порции, еще каши. — А может ты врешь все, а княжич? Сань, идем остатками с барского плеча потрапезничаем. — Это он уже своему товарищу. Сарказм в голосе я и без способностей различаю. Тьфу, не хотят так пусть остаются голодными, чего ерничать-то.
— Смысл? — Осторожно подхватываю Машу на руки и направляюсь в сторону лежанки, с которой поднялся второй воин и направился к столу. Девушка лишь вздохнула во сне, но даже не пошевелилась.
— Ну, например, чтобы мы тебя вывели из города, а ты потом возьмешь и деру дашь. — Остап дождался, пока я уложу девушку, и вернусь к ним. Причем говорит, а сам активно работает ложкой.
— Я слово дал. — Пожимаю плечами, усаживаясь на чурбак рядом с печью. Спать хочется все сильнее, но явно же не отстанут.
Да и… Наверно, лучше сразу все обговорить, чтоб неожиданностей не возникло. А то прикорнешь так, а проснешься уже привязанным к столбу и под ногами хворост. Ну его, к чертям такие кульбиты. Отец всегда говорил, что, если есть возможность, любой вопрос и проблему нужно решать сразу, а не потом.
— Слово… Ну, ладно. Ты лучше расскажи, откуда про лекаря знаешь и почему это он с нами даже разговаривать не станет. — Остап сворачивает с темы выяснения отношений к предметному обсуждению.
— Откуда знаю, то не важно. Знаю и все тут. — Вспоминать обстоятельства знакомства с отшельником мне и правда не очень хочется.
Лет семь мне было, сбежал из поместья в лес. Ну, мелкий был совсем. Интересно же все… И заблудился. Почти сутки бродил, хорошо, что лето было. И так получилось, нарвался на рысь. Да и не мог не нарваться. Русь зверь такой — хитрый, опасный и человека не боится совсем. Хотя и старается избегать встреч. Но это если человек взрослый и вооружен. А я чего… У меня только ножик с собой был, маленький, которым только грибы резать. Да и… Не заметил я зверюгу, притаившуюся на дереве.
Только помню, как на спину мне что-то тяжелое упало, толкнув вперед. Потом оскаленную пасть и боль в плече, на котором сомкнулись острые клыки хищника. А в себя я пришел уже в хижине у того отшельника. Дядя Слава. Он себя так назвал, по крайней мере. Правда, побыть мне там долго не пришлось. Денек наверно, не больше, а потом дядя Слава меня обратно в поместье отвел. Надо сказать, забрел я действительно далеко, два дня топали от хижины в горах до границ отцовской земли.
В общем-то, тогда и познакомился с отшельником-магом, по каким-то своим причинам, живущим в полном одиночестве в горах, вдали от людей. Отец ему за мое спасение денег предлагал и еще чего-то, но тот лишь попросил меда. Ну, с пасеки. И все. С тех пор, дядя Слава, нет-нет, да приходил к нам в гости. Но так, ненадолго. Меду обменять на зелья целебные, хотя отец и не хотел их брать в уплату, но тот наотрез отказывается брать просто так. Непременно в обмен.
Пару раз, когда дядя Слава слишком долго не наносил визитов, я сам к нему ходил. Отец отправлял проведать. Тот всегда был рад моим визитам. Всякие истории рассказывал про лес, про лекарственные растения, которые он собирал. Даже учил кое-чего делать самому. Но так, простенькие снадобья, от простуды, например, или чтоб боль унять.
И по поводу второго пункта — лекарь к людям выходил в очень редких случаях, и всегда сам. Будто знал, что без его помощи уже никак не обойтись. Хоть слухи о чудесном целителе и ходили, но вот точной дороги не знает никто. Почти никто, точнее. Честно, сам не понимаю, почему он к нам в поместье заглядывал. Ну в самом деле, не из-за меда же… В лесу диких пчел куча — в них лакомству куда повкуснее нашего, с пасеки. Но вот объяснять все это пограничникам, конкретно сейчас, совсем не хочется. Устал слишком.
— Ты не сильно то тут. — Остап нахмурился, переставая жевать. — Что-то гложут меня смутные сомнения, что брешешь ты княжич. Что не спроси, все отговорки какие-то. Себя не жаль, так о девчонке подумай. Или ты думаешь, что ей якшание с тобой с рук сойдет? Мы-то, — короткий кивок в сторону неспешно поглощающего кашу напарника, — девчушке вреда не нанесем. Но и смотреть за ней не станем. Так что, сам думай, а не гонор показывай.
А с этой стороны я ведь и правда не смотрю на ситуацию. Куда бы Машу пристроить, чтобы не тащить с собой в горы… Да нет, после того шума, который я в общине устроил, ее непременно будут искать. Точно так же, как и меня. В городе не оставишь. Да и она сама не останется. А вдвоем идти, пусть даже и до поместья… Мда. Надо и правда, как-то налаживать нормальный диалог с воинами.
— Не вру я ничего. — Договорить не дает напавшая зевота. — Лекарь и правда не любит людей. Сам подумай, какие бы очереди к такому специалисту стояли? Вот он и забрался в глухомань. И вообще, что постоянно одно и то же твердишь — вру, да вру. Не хочешь, не верь. И вообще, сейчас голова не думает. Спать хочу. — Снова зеваю, да так, что чуть челюсть не вывихивается. — Дорогу к отшельнику я знаю. Хотите — отведу. Но только до его жилища. Нет, так нет. Сами решайте.
Поднимаюсь со своего сиденья и оглядываюсь по сторонам, в поисках места, куда можно прилечь. Пол меня не привлекает совершенно, на лежанке Маша спит, свернувшись клубочком. Надо бы с нее хоть тулуп стянуть. А, пусть так… Сил совершенно не осталось. В принципе, рядом с девушкой место имеется, помещусь. Только сдвинуть ее чуть к стене и все…
Сказано — сделано. Маша так крепко спит, что даже не шелохнулась, пока я ее отодвигал. Ну, все… Кое-как улегшись с краю, подложив под голову руку, и стараясь не прижиматься к девушке, закрываю глаза. И почти сразу проваливаюсь в сон.
Или не сон. Непонятно как-то… Будто сплю, но сам все слышу… Пытаюсь пошевелиться, и никак не могу. Ерунда какая-то… И главное — так спокойно на душе, так светло и хорошо. Непривычно…
Такое состояние длится каких-то пару секунд, а потом я наконец-то засыпаю, но перед тем как провалиться в небытие, получается услышать разговор двух пограничников, которые думают, что я уже сплю.
— Как думаешь, Остап — лекарь этот, про которого парень с девчушкой говорят, и правда существует? — Саня, который за все время ужина не проронил не слова, решает обсудить с товарищем очень важную для него тему. — Или врут?
— Не знаю, Сань. Не знаю. — Чуть выдержав паузу, отвечает Остап. Голоса доносятся глухо, но разобрать могу. — Я тут подумал. Не важно, есть или нет этот их отшельник-целитель. Даже если и соврали. Как думаешь, будет благодарен князь за то, что мы его сына вытащим из города и до дома сопроводим? — Снова небольшая пауза, или может тихий ответ второго. — Вот и так считаю. Эти-то чинуши, еще не факт, что денег отдадут за мальца. Сам знаешь их чернильные души. А князь, он князь и есть. Считай, благородный человек. Так что, дружище, при любом исходе, если удастся исполнить задуманное, не прогадаем.
Дальше я уже не слышу, потому что наконец полностью отрубаюсь, с удовлетворением в душе. Воины сделали правильный выбор…
***
— А отвечать пойдет… — Павел Егорович быстро проводит пальцем по классному журналу, выбирая, кто же пойдет решать уравнение, написанное на доске. — Марк, давай тебя послушаем.
Поднимаюсь из-за стола и медленно иду к доске, пытаясь понять, что же там за уравнение такое непонятно. Вроде и цифры, как обычно, и решать умею, но вот сейчас, будто пустота какая в голове.
— Ну-с, Марк. Приступай. — Пал Егорыч встал со своего места, подходя ко мне застывшему перед уравнением. — Снова не выучил? — Поворачиваю голову к нему.
Какой-то он странный. Бледный, как смерть. Один глаз вывалился и висит на нерве перед его лицом. Губы сожжены до угля, а за ними видны почерневшие от копоти зубы. Одежда порвана в клочья. Мне становится страшно, но я не могу сдвинуться с места. Только головой крутить в состоянии.
Кабинет, только что бывший в нормальном состоянии, меняется точно так же и вид Пал Егорыча. Все переломано и разбито. Местами видны языки пламени, и под потолком скапливается черный дым, не дающий толком вдохнуть. А посреди кабинета — пентаграмма, в вершинах которого тела… Где-то я уже все это видел, но вспомнить, как не напрягаю память, не получается… И дышать становится тяжело.
— Что ж ты так, Марк? Не готов… — С лица Пал Егорыча начинают отпадать лоскуты кожи и мяса, обнажая кости черепа. — Я же просил. И да, ты кажется, обронил. — Рука, на которой не осталось плоти, поднимается, протягивая какой-то продолговатый. — Не теряй, это же подарок.
Мои глаза расширяются, глядя на серебристый, с играющими на лезвии языками пламени, стилет. Тот самый… Память возвращается разом, но я не успеваю ничего произнести. Это делает Пал Егорыч, уже почти полностью превратившийся в скелет.
— Тебе пора, князь. И постарайся больше сюда не приходить. — В голосе Пал Егорыча, слышится легкая грусть. — Потеряешься…
— Куда сюда? — С трудом разлепив губы, задаю вопрос, но ответа не получаю. Лишь стилет оказывается втиснут в мою раскрытую ладонь. Непроизвольно сжимаю рукоять и… Просыпаюсь.
***
Резко открываю глаза, и, еще не осознав происходящего, чисто на рефлексах бью рукой куда-то в область паха левой рукой, темному силуэту, нависающему надо мной. Удар получается смазанным, из-за зажатого в руке стилета, про который я и думать забыл, после того, как очнулся связанным.
Как он у меня оказался в этот раз, вопрос вопросов. В прошлый раз было видение, а сейчас сон. Но разбираться буду потом, сейчас немного не до этого. Из-за того, что держал стилет обратным хватом, и вообще, не сразу понял, что он у меня есть, и удар рукой получается не акцентированным, и клинок в итоге вылетает.
Сбить с движения напавшего, затянутого в сплошной маскировочный халат, какого-то серого цвета, хотя может это из-за тусклого освещения от свечи, удается. Но он лишь отшатнулся, и снова готов атаковать, занося над собой руку, с зажатым в ней ножом. Учитывая, что я все так же лежу, рядом с Машей, между прочим, вариантов для маневра у меня практически нет.