2. От 1 года до 3 лет (стадия раннего детства), где к маме прибавляется папа, а затем и другие члены семьи; на этом этапе ребенок с помощью взрослых учится самостоятельности, преодолевая чувство стыда. На этом этапе крайне важно, чтобы требования к ребенку были максимально сопряжены с возможностями его возраста, чтобы запреты и дисциплинирование были максимально разумны и понятны ребенку, чтобы волевая составляющая «я сам» преобладала над импульсивностью и соглашательством.
3. От 3 до 6 лет (стадия детства), где все ближайшее окружение, куда включен ребенок, максимально влияет на его инициативность / или тормозит ее; опять же с помощью взрослого окружения формируется/не формируется моральная ответственность за свои поступки; с одной стороны, необходимы четкие установки «можно-нельзя», с другой стороны, важно не перегружать совесть ребенка, дабы вместо инициативности он не был руководим страхом порицания и чувством вины.
4. От 6 до 12 лет (школьный возраст), где в ребенке воспитывается трудолюбие, навыки овладения новыми знаниями и умениями, в результате он приходит к осознанию собственной компетентности, либо, если взрослые пускают на самотек процесс воспитания, в ребенке укрепляется чувство неполноценности, он переживает неумелость, неспособность, невыгодное положение среди сверстников. [39]
Обращаю ваше внимание, что роль родителей, по мнению Эриксона, исключительно важна: не только в стремлении развивать дары и таланты ребенка, но и прививать ему соблюдение социальных норм и правил поведения.
Ж. Пиаже, автор периодизации интеллектуального развития, выделяет в доподростковом возрасте два периода:
1. Сенсомоторный, когда интеллектуальное развитие происходит через координацию восприятия (например, маминой улыбки, тактильности, эмоциональных проявлений окружающих его людей) и движения (определенные действия для продления интересных впечатлений, например, хохота от папиных причмокиваний или экспериментирование с падающей на пол игрушкой).
2. Период репрезентативного интеллекта (2–7 лет, когда ребенок делает вывод о предметах по собственному восприятию (например, он считает, что ветер дует, потому что деревья раскачиваются) и конкретных операций (7–11 лет, когда ребенок с опорой на знания и наглядность способен к доказательству и рассуждению). [17, 18]
Обратите внимание: роль взрослого в коррекции и координации интеллектуального развития неоспорима; речь не ведется о том, что «ребенок развивается правильно только сам, главное ему не мешать», что сегодня часто транслируется некоторыми психологами.
Л. Колберг, автор периодизации становления морального сознания, выделял два уровня в доподростковом возрасте:
1. Доморальный уровень, когда ребенок воспринимает нормы морали как нечто внешнее и следует им из чисто эгоистических мотивов (избежать неприятности): он сначала ориентируется на наказание и ведет себя «хорошо», чтобы его избежать, а потом и на поощрение, ожидая награды за правильные действия.
2. Уровень конвенциональной морали или «морали по договоренности», когда источником моральных предписаний остаются внешние факторы, но они исходят из потребности поддержать хорошие отношения, ориентируясь в своем поведении сначала на оправдание ожиданий окружающих, а затем – на авторитет. [46]
Обратите внимание: система наказаний и поощрений, уважение авторитета и желание получить одобрение от значимых людей – необходимы для становления морального сознания; философия детоцентризма, где все должно крутиться вокруг желаний ребенка и его ожиданий, идет вразрез со становлением нравственного сознания.
А теперь – о смещении акцентов, начиная с подросткового возраста.
Э. Эриксон [38] говорит о том, что с 12 и до 19 лет формируется идентичность, когда все, ранее вложенное в ребенка, преобразуется; в этом возрасте человек задумывается о значимости имеющихся у него новообразований характера и социальных ролей; о собственных возможностях к дальнейшему развитию; желании что-то в себе изменить, что-то улучшить; здесь формируются собственные нравственные ценности. Подросток делает выбор самостоятельно, но пускать на самотек процесс формирования идентичности нельзя: ему необходимы взрослые значимые люди, которые помогут сформировать твердость нравственных позиций.
Ж. Пиаже [17] утверждает, что с 11 лет в интеллектуальном развитии ребенка начинается период формальных операций, когда он уже способен все имеющиеся суждения рассматривать как гипотезы, являющиеся базой для возможных следствий. То есть подросток сам принимает решения, что ему делать с вложенными в него знаниями, информацией, суждениями.
Л. Колберг [46] считает, что именно с подросткового возраста (11–12 лет) человек выходит на уровень автономной морали в своем развитии. То есть моральные принципы и нормы становятся его собственными, он теперь руководим совестью, причем сначала ориентирован на благополучие окружающих его людей, принятие обязательств и ответственности перед ними и обществом, а потом становится все более и более ориентированным на общечеловеческие этические принципы.
Другими словами, мы вправе говорить о правомочности поговорки «в семье не без урода», которая имеет свои аналоги в других языках. Например, в английском аналогов несколько:
• No garden is without its weeds (Если есть сад, то есть и сорняки).
• There is a black sheep in every flock (В каждом стаде есть паршивая овца).
• Many a good cow hath an evil calf (Телята с изъяном бывают и у хороших коров).
О чем идет речь: неправомочно утверждать, что:
• «родители пожинают только то, что посеяли»;
• «если ребенок хамит родителям, это они в него заложили такие паттерны поведения»;
• «если подросток начал воровать или употреблять, то это – полностью вина родителей»;
• «если отношения не складываются у родителей с детьми-подростками, то это – полностью ответственность родителей» и т. д.
Перечень цитат-«чушей» можно продолжать. На самом же деле жесткой корреляции между родительским вкладом и поведением их взрослого ребенка нет. Начиная с подросткового возраста человек делает выбор САМОСТОЯТЕЛЬНО.
Кстати, те же чушетрансляторы, возлагающие на родителей вину за незавидную жизнь своих взрослых деток, очень любят говорить о «свободе выбора», «о личной ответственности включать и выключать из жизни неверные установки», «о праве собственных решений». У меня к ним всегда вопрос: а как же эти ваши красивые постулаты стыкуются с обреченностью «ты – продукт своих родителей»?
То есть и они согласны с тем, что человек сам выбирает, быть или не быть «уродом». Или нет?
Эта глава получилась самая длинная, потому что включила в себя два важных посыла: для родителей и для взрослых детей.
Основываясь на Притче о блудном сыне, сделаем два вывода.
Первый – по отношению к родителям. Избегайте крайности: пожизненная скорбь по блудным детям или пожизненное раздражение на них. Здоровое отношение в этой ситуации показал отец в Притче о блудном сыне.
Второй – по отношению к взрослым детям. Качество твоей жизни в твоих руках: все зависит от выбора, который ты делаешь, исходя не столько из того, что в тебя вложили родители, сколько из того, что ты с этим вкладом делаешь.
Мудрости вам и Любви!
Глава пятаяПро травмирующие и «псевдотравмирующие» семьи
Многие возмущенные голоса бросают мне упреки в моем нивелировании понятия «детская травма».
В классической психологии это понятие стыкуется с ПТСР (посттравматическое стрессовое расстройство), которое может быть спровоцировано такими событиями, как:
• угроза жизни (не только собственной, но и близких людей), причем она может быть как реальной, так и мнимой;
• сексуальное насилие/истязания/жестокость, причем человек может быть как жертвой, так и свидетелем, причем даже если жертвой было животное;
• смерть другого человека или животного, свидетелем чего вы стали;
• военные действия как длительная ситуация постоянной угрозы жизни и привычному образу существования;
• смертельный диагноз, инвалидизация, обрушившееся состояние беспомощности перед необратимостью случившегося;
• природные катаклизмы, теракты, техногенные катастрофы, несчастные случаи, которые обостряют чувство собственной беспомощности.
В случаях ПТСР необходима терапия, порой длительная, для вывода человека на уровень восприятия произошедшего через призму жизнеутверждения, прохождение через процесс горевания.
Однако копание в травмах от «токсичных» родителей и поиск «козла отпущения» не имеют места в терапии ПТСР.
…Две сестры, молодые женщины, которые были жертвами сексуального насилия со стороны сводного старшего брата по отцу. Старшую он, 15-летний подросток, начал насиловать с 13 лет, младшую – с 11. Обеих девочек запугал классическими способами насильника – снижением их толерантности к его ядовитым нападкам на их самовосприятие: «Ты достойна только такого обращения», «Ты настолько омерзительна, что тебе за счастье услаждать меня», «Ты ничтожна!» – девочки реально поверили в свое «ничтожество».
История старшей сестры, Веры. В 16 лет она поехала в молодежный лагерь, где услышала: ты ценна, ты красива, тебя любит Бог, у Него для тебя потрясающий замысел, ты – жемчужина! В ее сердце произошел переворот, она долго рыдала, не понимая, почему ей и радостно, и грустно, и мерзко одновременно. Несколько дней она плакала наедине с собой, уйдя в лес, лежа ничком в мягкой траве. Потом она открылась духовному наставнику, тот с ее разрешения связался с родителями, попросил их приехать, чтобы решить вопрос по поводу этой ситуации. Родители приехали, услышав рассказ дочери, оба ужаснулись… но не поступком юнца-насильника, а тем, что «дочь посмела очернить семью». Они стали уверять, что «все совсем не так, и Вера наверняка сама спровоцировала “невинного юношу”…»
Для девушки это было ударом ниже пояса.