Молчание. Анна переваривала мною сказанное. Я продолжила:
– Считайте, я поставила вам диагноз. Теперь слово за вами: что вы будете делать с этой информацией, причем опции всего две: ЛИБО отмахнуться, продолжать жить «по накатанной», отдаваться, как и раньше, на откуп эмоциональным выплескам, ЛИБО сделать выбор в пользу иных ценностных ориентиров. Сразу предупреждаю: буду вас сопровождать только во втором варианте. Выбираете первый – это не ко мне, но вам не составит труда найти другого специалиста.
– А ведь вы правы… – Анна с удивлением смотрела на меня, при этом взгляд ее был обращен как бы внутрь себя. – Ведь действительно, я года четыре назад, когда с «Третьим» только начиналось, знала о том, что нравилась одному человеку, «нормальному» по вашей терминологии: он из хорошей семьи, с серьезными намерениями, стабильный и порядочный, но я сразу поставила на нем крест, заявив ему, что он – «не мой человек»; да, он был не из «мачо»…
Анна помолчала и продолжила с грустью в голосе:
– Зато теперь он замечательный муж, отец и руководитель крупнейшего звена нашей компании. Кстати, вы правы и в том, что его интерес ко мне угас так же быстро, как и вспыхнул: видимо, он понял, что я была не готова семью творить…
– Так что выбираете?
– Я хочу, чтобы вы меня… как это вы назвали… Сопровождали!
– Тогда займемся преображением всего того, что вы наворотили в своей жизни.
– Преображения? – удивилась она. – А разве не надо все это прорабатывать и удалять?
– Я употребила слово «преображение» сознательно; именно этим мы будем заниматься. Кстати, я предпочла мягкий термин, потому что мой муж озвучивал данный процесс конкретнее: «Будем д&рьмо превращать в удобрение».
Анна расхохоталась. На моих глазах эта озабоченная личными проблемами молодая женщина превратилась в озорную легкую девушку; она как-то разом стряхнула с себя бремя «внутреннего ребенка» с «глубоко проработанными проблемами».
– А мне цитата вашего мужа нравится! – сквозь смех воскликнула преобразовавшаяся Аня. – Да, это правда: у меня не просто «ситуация», которую надо «прорабатывать», но «д&рьмо», из которого надо «выплывать»! Итак, когда поплывем?
– Ну зачем же пропадать добру, которое столько лет копили?! Вы не просто выплывете, но используете все накопленное по полной – мы с вами обратим все в удобрение!..
Анна и техника «Живительный бутерброд»
– Я готова! Что нужно делать? И можно вас попросить? Обращайтесь ко мне на «ты» Мне так теплее как-то будет.
Анна положила перед собой лист А4, который я приготовила для нее, взяла авторучку и выжидательно посмотрела на меня.
– Расчерти свой лист на пять колонок. Первая колонка будет называться «Люди», вторая «+», третья «—», в четвертой нарисуй хмурую мордашку, а в пятой – сердечко. Итак, начинаем. Предлагаю начать с родителей. Кого из них ты обозначишь в первой колонке?
– Отца.
Анна записала «Папа», потом поправила: «Отец».
– Расскажи мне о нем! – предложила я.
– Со словом «отец» у меня одни только кошмарные воспоминания. Сначала – детские: ожидание, каким он придет. Жду я, ждет сестра, ждет мама. Папа может прийти добрый и веселый, и тогда наша задача его ни в коем случае не разозлить. Даже когда папа подходил ко мне и гладил меня по голове, а потом задавал какой-нибудь пустяковый вопрос, моя внутренняя антенна чувств была направлена на то, чтобы ответить, как хочет папа, чтобы радость вечера не омрачилась, иначе резко могла наступить жуть, как будто выключали свет, нас поглощала тьма ужаса, ора и напряжения. Ударит ли папа маму, хлопнет ли дверью так, что отлетит косяк, бросит ли чайник в стену, тряхнет ли за шкирку мою сестру… Что интересно: меня он ни разу не тронул. Я этого не помню, но мама мне рассказывала, что, когда мне было годика три-четыре, и отец замахнулся на меня, я отчаянно завизжала: «Я все лассказю дяде Сеезе! И он тебя в тюйму отпйявит!» (Дядя Сережа – наш сосед, он работал в милиции и всегда меня угощал конфеткой при встрече.) Когда я это прокричала, папа как-то обмяк, рассмеялся и ушел спать. Повторюсь: меня он никогда не трогал, но на моих глазах мог надавать пощечин матери, толкал, щипал и ее, и сестру, они вечно ходили с синяками. Когда я немного повзрослела – в классе третьем-четвертом – я начала говорить маме: «Разведись с ним!», а она все никак. Я потом уехала от них учиться, мама все обижалась на меня, что я ее бросила, но ведь с ней сестра осталась. Сестра потом замуж вышла, развелась – там был упырь похлеще папы. Они так и жили вчетвером какое-то время: мама, сестра, мой племянник и папа. Его выходки стали случаться реже, но все равно были. Мама его терпела, несмотря на то что и внук в этом ужасе жил. Только когда вопрос про квартиру встал, что-то связанное с куплей-продажей квартиры бабушки, юрист посоветовала развестись, и они с сестрой съехали от него… Наконец-то!..
Я жестом остановила Анну.
– Давай обратимся к нашей табличке, где постараемся изложить все максимально детально. Вторая колонка «+» – это про хорошее. Есть у тебя какие-то хорошие воспоминания, связанные с отцом?
– Никаких.
– Так не бывает. В твоей памяти хранится много хороших воспоминаний. Мозг ребенка так устроен, что он в первую очередь фокусируется на хорошем. И это хорошее остается с нами на всю жизнь. Я бы, например, записала эту историю с «дядей Сережей». Папа тебя услышал, маленькую, испуганную девочку. Прежде чем записать, проговаривай вслух каждый пункт.
Анна сначала проговорила, а потом записала: «Папа услышал меня, четырехлетнюю, когда я пригрозила дядей Сережей!» Едва поставив точку после слова «Сережей», она с сияющими глазами обратилась ко мне:
– Я вдруг подумала еще вот о чем: ведь именно благодаря папе я, как оголенный провод, ловлю угрозу абьюза.
– Пиши во вторую колонку.
– А еще папа при всей своей асоциальности не переносил вранья. Его «Не ври!» – до сих пор в моих ушах, как и его наставления мне: «Дочка, самое паршивое, если люди рядом с тобой врут!» И еще: «Не позволяй никому водить себя за нос!» – тоже его слова.
– Пиши «благодаря папе не переношу вранье», «благодаря папе не согласна на второсортные отношения».
– И это все – во второй колонке. И это все – благодаря папе… – в голосе Анны эмоциональный коктейль: удивление от открытия каких-то важных вещей, боль. – А еще я знаете что вспомнила? Каждую субботу папа с утра ходил на рынок и брал меня с собой. Помню, как я, маленькая, сидела у него на шее, а потом, когда подросла, держала его за руку. Рука у него была такая большая, ладонь мозолистая, сухая и горячая.
– Пиши.
– И каждый раз он покупал мне сладкую вату на палочке.
– Пиши…
В какой-то момент я остановила Анну:
– Давай сделаем здесь паузу. Начнем лепить «медовые слои».
– ??
– Вместо знака «+» в названии второй колонки напиши «благодарю тебя за…».
– Поехали! Следим за тем, чтобы каждый слой занимал не более 10 секунд. Первый медовый слой я помогу слепить: «Папа, я благодарю тебя за то, что ты услышал меня, четырехлетнюю, когда я пригрозила тебе дядей Сережей!» Повтори.
Анна молчала.
– Повтори.
– Вы не понимаете… (В ее голосе – боль.) Я не могу. У меня как будто в голове что-то смещается, целые пласты смещаются. Это невыносимо!
– Вот и вынесем все эти пласты! Итак, начинаем! Повторяй за мной…
Каждый из пунктов этой колонки проговорила Анна. Ее ощущения:
– Как будто крылья вырастают!
Затем мы перешли к колонке, которую обозначили знаком «—».
Здесь Анне надо было записать болевые точки, которые у нее в памяти остались от папы. Опять, прежде чем записать, каждый пункт проговаривался вслух.
– На моих глазах он как-то так маму толкнул, она упала, у нее потекла кровь – я тогда испугалась очень!
– Часто, лежа в кровати, я слышала его грязную ругань по отношению к маме, мне было страшно!
– Однажды, придя с родительского собрания, ударил мою сестру, обматерил ее из-за какого-то случая в школе.
– Помню, как, разозлившись на маму, хлопнул дверью со словами: «Вы все три шалавы!» – я всю ночь горько плакала.
– Помню, пришел домой пьяный, выгнал нас на улицу. А там шел дождь, ветер, мы были без зонтиков и одежды, бежали на соседнюю улицу к маминой подруге переночевать, а тети Вали дома не оказалось…
– Давай сделаем паузу. Пора готовить следующий слой нашего бутерброда. Слой горьких трав.
– Это будет так же больно?
– Да.
– …
– Сначала напиши в третьей колонке, вместо знака «—»: «Мне было очень больно, когда ты…, но я тебя прощаю».
– Давай, сначала я помогу тебе, – предложила я Анне.
– Не надо.
Она сжала кулаки, сделала глубокий вдох и выдох.
– Я поняла, как это надо делать.
– Хорошо. Каждый из пунктов, написанный в третьей колонке, проговори мне, как если бы перед тобой сидел папа. Каждый по отдельности по заданному алгоритму – проговори.
– Папа, мне было очень больно, когда ты толкнул маму, она упала, у нее потекла кровь, я испугалась, прошло столько лет, а я это помню (показываю Анне на часы, напоминая, что на каждый слой уделяем не более 10 секунд. Пауза, внутренняя борьба Анны чувствовалась на физическом уровне; и, наконец, как выдох). Но я тебя прощаю… Но ведь это же неправда! То, что я сказала, неправда! Сказанное не означает, что я простила!
– Мы с тобой еще пообщаемся на тему прощения. А пока ты учишься готовить лекарство.
Каждый пункт из третьей колонки проговорили. Больше автоматически, нежели с чувствованием, как это было с первой колонкой. Смешанные эмоции отражались в голосе, в выражении лица, в поведении Анны.
– Знаешь поговорку «с ложкой меда можно съесть любое горькое лекарство»?
Анна кивнула.
– Горькое лекарство запивают не жуя; а особенно горькие препараты советуют принимать с сахаром, вареньем или медом, иначе горечь будет во рту стоять долго. Сейчас ты ощутила именно это: горькое лекарство без меда. Запомни это ощущение, чтобы никогда не загонять себя в ловушку горечи. Ты научишься, как.