– Товарищ майор, разрешите? – поднял руку Митя Свержин.
– Слушаю.
– У нас же была такая организация, мочила бандитов во власти.
– Была – «Стопкрим».
– Не знаете, почему о ней ничего не слышно?
– Она посчитала свои функции выполненными, – сухо ответил Барсов.
Он тоже задавал этот вопрос Зеленову и получил примерно такой же ответ, хотя считал, что задачу очистки российского социума от чиновничье-бюрократического произвола «Стопкрим» не решил.
– И когда мы начнём? – спросил Алексеев. – Надоело сидеть без дела.
– Тренировки по работе в городских условиях начнём с завтрашнего утра здесь же, потом отправимся на полигон в Твери.
– Разве мы нуждаемся в специальных городских тренировках?
– Это подготовка иного рода. Нам необходимо в полном объёме освоить так называемые «случайные треки». Город – не поле боя, любая акция может негативно отразиться на жизни населения, а наличие свидетелей операций вообще означает провал, тем более если они будут сопровождаться паникой и жертвами. Ни паника, ни жертвы – недопустимы! Ошибки – недопустимы! Трепаться в кругу приятелей о специфике работы подразделения – недопустимо! Все понятно?
– Так точно! – выдохнула группа.
– Все свободны. Сбор завтра в девять утра. – Барсов поднял с пола «мышку», спрятал прибор в карман.
Бойцы потянулись к выходу из аудитории.
Майор вернулся в предоставленный ему временный кабинет и начал готовить отчёт о проделанной работе для Зеленова. Ему самому не терпелось включиться в работу, а не сидеть в учебке и корпеть над бумагами да мучить компьютер. Он был оперативником, а не штабным офицером.
Аналитик Минобороны отказалась ехать на базу.
– Готова обсудить ваше предложение, – заявила она по телефону, – но на нейтральной территории.
– Называйте координаты, – согласился Барсов.
– Мы с вами встречались у отца в Чисмене, если вы помните, можем встретиться там. Вас устроит?
– Без проблем. Время?
– Сегодня вечером, после восьми.
– Буду.
Мобильный замолчал.
Посидев минуту с противоречивыми чувствами, так и не поняв, что ему не понравилось в словах дочери Болотова, Барсов позвонил Калёнову:
– Максим Олегович, вы решили свою проблему?
– Нет, – лаконично ответил отставной полковник ГРУ после паузы.
– Нам надо переговорить.
Ещё одна пауза.
– Когда?
– Сможете приехать сегодня к Ивану Дмитриевичу в Чисмену, часам к восьми?
– Постараюсь.
– Тогда до встречи.
Времени оставалось ещё достаточно, больше трёх часов, но Барсову нужно было ещё закончить работу с документами, заскочить домой, поговорить с соседями, выяснить судьбу пришлых «обустроителей» парковки, поэтому он с головой окунулся в работу, а выехал к Болотову только в половине седьмого вечера. Но успел вовремя, буквально за несколько минут до прибытия Калёнова.
Отставной полковник ГРУ, одетый по-летнему в белую рубашку с коротким рукавом и джинсы, снова поразил его юношеской грацией и исходившей от него волной дремлющей с и л ы.
Они поздоровались, хозяин провёл обоих на веранду, принёс чай, печенье, оставил одних.
– Что за проблему вы решаете? – поинтересовался Барсов.
Лицо Калёнова осталось невозмутимым, лишь в глазах этого исключительно уравновешенного человека мелькнули колючие искорки.
– Проблему «Розового слона».
Барсов подождал продолжения.
– Вы имеете в виду игру?
– К сожалению, такие игры заканчиваются реальной смертью подростков.
– Расскажите.
Калёнов помолчал.
Глядеть на него было приятно. Лицо полковника ГРУ создавалось славянским скульптором, который не пожалел материала, времени и вдохновения на его лепку. Но главное – оно вселяло в собеседника оптимизм, так как было изнутри наполнено непоказным спокойствием, уверенностью и силой. Потом Барсов поймал себя на мысли, что видит своё отражение в зеркале, и ему стало не по себе.
– Внук директора пансионата… – начал Калёнов и коротко сообщил майору историю с Иваном Симанчуком, увлёкшимся «Розовым слоном».
– Понятно, – сказал Барсов. – Я знаком с парой таких трагедий. И вы решили разобраться с организатором? Каким образом?
– Мой приятель в… одной из интересных контор… вычислил местонахождение того самого разработчика бота «группы смерти», которая и повлияла на решение мальчика уйти из жизни. Прикидываю, как сделать так, чтобы тот… исчез.
Барсов улыбнулся.
– Насколько мне известно, розыском таких «писателей» занимается Следственный комитет.
– Насколько мне известно, дела СК идут ни шатко ни валко, а куратор «Розового слона» спокойно продолжает своё грязное дело.
– За рубежом?
– Нет, этот гадёныш живёт в России.
– Где именно?
– Не поверите – в Реутове. По версии моего приятеля, он является сыном местного депутата заксобрания.
Барсов покачал головой:
– Не может быть, его давно взяли бы за жабры.
– Он зашифрован и задублирован так, что его практически невозможно вычислить. Плюс ко всему – чувствует себя неуязвимым, так как верит, что отец всегда его отмажет.
– Как же вам удалось выйти на него?
– Мой приятель – бывший хакер, а теперь руководит лабораторией в контрразведке. Я дал ему необходимые данные, и он нашёл подонка.
– Что вы собираетесь делать?
Калёнов поднял на Вениамина взгляд, и майор поразился происшедшей в его глазах перемене: они посветлели до тигриной прозрачности, и в их глубине протаяла даже не ненависть – о б е щ а н и е смерти.
Барсов внутренне поёжился.
– Вполне понимаю ваши чувства. Но предлагаю немного подождать. Начальство формирует план работы нашей группы, и я попробую внести в него одним из пунктов ликвидацию «Розового слона». Уверен, вместе нам будет легче справиться с этой проблемой.
– Вряд ли ваше начальство пойдёт на это.
– Тогда и подумаем, что делать дальше. Если только вы не передумаете лично вершить правосудие.
– Наше правосудие абсолютно слепо, оно и в случае наличия доказательств вины негодяев найдёт причину выпустить их на свободу. Слышали что-нибудь о недавнем деле с женщиной, запустившей в Сеть пост об издевательстве над детьми?
– Нет, – виновато признался Барсов.
– Об этом инциденте много писали в соцсетях. Мать шестилетнего мальчика отправила ребёнка в летний лагерь, где над ним издевались воспитатели, от большого ума снимающие на видео, как его голым оставляют в туалете. Мать выложила эти «шедевры» «ВКонтакте», протестуя против издевательств. А судья Катайского районного суда Курганской губернии, не разобравшись в деле, осудила мать, обвинив её в детской порнографии! Женщина получила реальный срок! За пост в соцсети!
Барсов кивнул:
– К сожалению, это не единственный подобный случай. Но все они и составляют базу для работы группы.
– Хотелось бы прояснить методы работы.
– Помните, как работал «Стопкрим»?
– Ещё бы, нас тоже привлекали к розыску «чистильщиков», как они себя называли.
– Вот и мы собираемся действовать точно так же, разве что без чёрных меток и отрубания пальцев чиновникам.
– Жёстче? – прищурился Калёнов.
– По справедливости. Как показало время, мягкие методы борьбы с коррупцией не дают результата, ни бандиты, ни киллеры, ни проворовавшиеся чиновники, ни их детки-мажоры не боятся уголовного преследования, надеясь, что их отмажут папаши, в то время как многие из них заслуживают не просто смерти, а долгих жестоких пыток.
– Пытки – это уже за гранью добра и зла.
– Успокойтесь, Максим Олегович, мы не собираемся применять пытки. – Барсов наметил улыбку. – Будем действовать исключительно гуманно. Особенно в работе с судьями. Хотя они тоже должны почувствовать, что правда и честь – не пустые слова.
– Как вы будете их… исправлять?
– К сожалению, прецеденты с отстранением судей и прокуроров от делопроизводства редки и не решают проблемы, система своих не сдаёт.
– Судьи не должны ошибаться.
– Согласен, но они защищают ту же самую гнусную либеральную клику, которая и управляет нами. Поэтому в каждом конкретном случае будем разбираться с учётом всех обстоятельств.
– По идее, в случае с женщиной, опубликовавшей в Сети фотографии, надо убирать всю цепочку: того, кто углядел в этом деянии компромат, того, кто довёл дело до суда, и самого судью. В данном случае волна народного возмущения дошла до божьих ушей, женщину освободили.
– Но есть случаи намного страшнее, когда засуживают абсолютно невинного человека, и вот тут мы будем работать серьёзно.
Калёнов взялся за чай.
Барсов тоже, чтобы не обидеть хозяина, хотя чай не любил, предпочитая кофе.
– Группа практически сформирована, однако пара оперов высокого класса не помешала бы. У вас никого нет на примете?
– Есть один парень, из вашей же епархии.
– Кто?
– Лейтенант Яшутин, командир спецотряда в составе «Зубра». Но он попал в полицию.
– За что?
– Пытался добиться справедливости, почему я его и вспомнил. Детей его родной сестры вывезли в приют органы опеки из Наро-Фоминска, причём по сволочному доносу соседей, он и приехал её выручать.
– Откуда вам это известно?
– Случайно; начальник Управления опеки отдыхает с компанией в нашем пансионате, Яшутин его нашёл, попытался объяснить ситуацию, дал по морде телохрану этого господина.
– Этого нам только не хватало.
– Он защищался, и я ему верю. В беседе он рассказал всю историю с детьми, я посочувствовал.
– А в полицию он как попал?
– По словам директора пансионата, имеющего знакомых в наро-фоминской полиции, Яшутин заявился в приют, забрал детей и увёз в Митяево, к сестре, где их ждал его отец, который и скрылся с детьми в неизвестном направлении.
Барсов скептически покачал головой:
– Анархист, однако, парень. Полиция его в Митяеве задержала?
– Примчался аж взвод ОМОНа. Самое интересное – снова по доносу соседей, а не от того, что Яшутин выкрал детей сестры. Соседи давно пытаются выжить сестру оттуда, а дружок сына хозяина – сын мэра Вереи.